«Последний бокал»

Припухшие чуть красноватые веки наполовину прикрывали безразличный взгляд. Он смотрел и не видел. Слишком знакома была картина тёмных блестящих от лоска столов, бликов бело-голубого света, выхватывающих из полутьмы силуэты людей. Людей ли? А сам он ещё оставался человеком?

Громкая музыка звучала словно в отдалении. Привычное было привычно до тошноты. Элитный напиток в гранёном стакане не приносил удовольствия, лишь отдавал горечь, растекающуюся во рту.

Он устал. Устал почти каждый вечер сидеть в этом месте и смотреть на мир, состоящий из пустых оболочек.

Кто-то присел рядом на диван. Его рука, мимолётно огладив тёмно-вишнёвый бархат, легла на колено, чтобы даже случайно не коснуться кого-то ещё. Он не желал лживых прикосновений, не желал такой доступной и кружащей голову остальным лёгкой любви.

С трудом сделал ещё один глоток. Ему всё казалось слишком лёгким. И слишком пресным. Чем больше он думал об этом, тем больше ощущал, что в роскоши и вседозволенности не может утолить неясную жажду. Она мучила его, когда он лежал в постели своей квартиры, мучила, когда уже без былого азарта совершал выгодные сделки или ходил на тренировки, выбивая из груши всю дурь, пока тело не начинало ныть от изнеможения.

А дурь стоило выбить из себя. Однако апатия, смешанная с усталостью и безразличием ко всему не давала отогнать эти мысли. Они цеплялись за него, словно щупальца сигаретного дыма, въедавшегося в каждую нитку одежды, и он уже больше недели не мог отделаться от этого «запашка».

К его месту подошла одна из танцовщиц. Улыбка её ярко накрашенных губ не вызывала никаких чувств. В меру пышная грудь в облегающей сеточке нисколько не пробуждала желание обладания, подкаченные ягодицы, обтянутые кожаными штанами, не будоражили в недрах даже малую толику возбуждения. Он лишь мазнул взглядом и отвернулся, предпочтя барную стойку невдалеке её умелым изгибам. Привыкшая к неукоснительному вниманию к своей персоне, танцовщица не оценила этот жест полного пренебрежения и, гордо вскинув острый подбородок, сразу же отправилась искать более отзывчивый взгляд.

Такое явное выражение недовольства стоило пресечь сразу. Даже если девушке было невдомёк, перед кем она так высоко задирает нос, то в целом такое отношение и к простым клиентам не поощрялось.

Но ему было откровенно лень. Да и снисходить до воспитания глупых девиц ему не стоило.

Хотя того, что стоило, он тоже не делал.

В этот момент бокал в руке показался слишком тяжёлым, а манжеты чёрной рубашки на миг превратились в железные наручи, утягивающие руки к земле.

Он прикрыл глаза, но вспышки света проникали и через закрытые веки. Ему хотелось заснуть и как можно дольше не просыпаться. Иначе просто не выбраться из этого чёрно-глянцевого мира. Он бы посмеялся над теми, кто твердил, что богачам всё дозволено. Тем, у кого, казалось бы, весь мир под ногами, позволено до смешного мало. А свободы тут и вовсе никакой нет.

Он глубоко вдохнул густой, пропитанный дорогим парфюмом и не менее дорогими сигаретами воздух. Но его больше волновал противный туман, вившийся в голове и не позволяющий мыслить чисто.

Двое мужчин в дорогих костюмах прошли мимо. Их облик уже не был безупречен: пиджаки сняты, пуговицы у горла расстёгнуты. Они с почтением кивнули ему. Шевелиться совершенно не хотелось. Не хотелось нарушать застывшее в болезненном оцепенении тело. Но если не проявить ответного почтения, завтра придётся разгребать намного больше проблем.

А придётся ли? Если он совершит задуманное, то нет.

Не по этой причине, а скорее по привычке он кивнул, задержав взгляд настолько, насколько было нужно, и сразу же отвернулся.

Тонкая бледная рука робко коснулась его предплечья. Он раздосадовано прикрыл глаза, которые желал бы вновь не открывать. Полное игнорирование рядом сидящей персоны осталось как будто незамечено.

Он открыл глаза и перевёл мёртвый в своей глубине взгляд на ту, что потревожила его. Она чуть отпрянула, а в её светлых глазах под тенью изящных ресниц словно в зеркале отразился страх.

Это острое первобытное чувство на мгновение что-то всколыхнуло в нём, как в охотнике, который давно не выходил на охоту. Но также быстро все эмоции улеглись, погребённые тяжестью давящей на него усталости.

Хрупкая девочка не по своей вине донимала его. Она тоже не была свободна. Только её неволя заканчивалась, как только она покидала стены этого заведения, а его была с ним, куда бы он не пошёл.

Медленно засунув руку в карман брюк, он вытащил несколько хрустящих купюр и отдал не глядя.

— Скажешь, что остался доволен. Отдохни пока в комнате.

Дважды повторять не пришлось. Девушка энергично закивала. Её чёрные волосы рассыпались прядями вдоль лица, нарушая идеально продуманный облик. Она поднялась, одёрнула чуть собравшееся на поясе серебристое платье и поспешила удалиться.

Глядя на это бегство, он устало провёл рукой по волосам, нарушая уже свой продуманный облик. Несколько прядей упали на лоб. Так даже лучше. Идеальное, выглаженное, холёное ему уже набило оскомину.

Залпом допив ставший совсем безвкусным напиток, он неторопливо вытер губы большим пальцем и в последний раз окинул затянутым поволокой безразличия взглядом зал. Он устал.