Вторничное досье, или 5 фактов – Вил

Автор: RhiSh

     

      В рамках вторничного флешмоба, предложенного Кейт Андерсенн, представляю одного из компании Самых Главных героев моего «Тигра» – Вилрей Джейсин Тиин.

     

     1. В начале книги Вилу тринадцать с половиной лет, и он уже третий год живёт один – бродит по дорогам страны под названием Тефриан, в далёком будущем на далёкой планете, и поёт песни под минелу. Как и положено менестрелю.

     2. Он не знает ни настоящих имён родителей, которые уже мертвы (отца Вил и вовсе никогда не видел), ни подлинного значения своего собственного имени. Всё, что он знает, – фамилию Тиин его мама, тоже менестрель, попросту выдумала. Как и имя Ли́ли. В память о маме так он зовёт и минелу (музыкальный инструмент, похожий на десятиструнную гитару).

     3. Едкий, саркастичный, успешно движущийся по пути к цинизму, Вил не доверяет людям – «только маме, а она умерла». Он властный и независимый, кажется старше своих лет и командует пятнадцатилетним спутником – юным Рыцарем из Ордена Света. А тот его слушается, куда денешься, если хочешь сопровождать менестреля и слушать его восхитительные песни. Но так ли этот менестрель уверен в себе, как кажется?

     4. Гордость и самолюбие – если не основные его черты, то в верхней части списка. И у него есть основания для гордости и высокой самооценки: голос у него редкостный, и среди прочих менестрелей ходит легенда «о менестреле, чей талант был так велик, что обрёл подобие души и стал бессмертен, веками переходя от одного певца к другому, и вот теперь он — у Вила Тиина». Но вот прочий люд Тефриана о менестрелях невысокого мнения, их принято считать бродягами и бездельниками, а при случае и воришками; так что самолюбию Вила постоянно наносятся болезненные удары. Отсюда – смотри пункт второй… он в вечных неладах с самим собою, в конфликте удобства и веления души, сиюминутной выгоды и таланта.

      5. А ещё он – обладатель особенности, называемой вэйским даром. И нет, это не магия, здесь её не водится. Но проявляется этот дар очень похоже на магию. Вот только у него он не пробуждён. И это, в общем, к лучшему, поскольку пробуждённым положено учиться, а это дело сложное, опасное и неприятное. Да к тому же недешёвое, если дар «тонкий», то есть слабенький (а Вил уверен, что у него именно такой), вот только платить за обучение ему нечем. Так что толку ему от этого дара никакого, одна обида на судьбу и печальные грёзы о несбыточном.

      Солнце укатилось к горизонту, и теперь на него можно было смотреть, не рискуя ослепнуть: диск цвета красного вина (или крови, думал Вил, кому что нравится) неторопливо падал в травяной океан, а вокруг него прозрачное вечернее небо переливалось множеством красок. Оранжево-багровые волны растекались в лимонное мерцание, и светло-зелёную хрупкость весенних листьев, и росчерки красного золота, и неуловимые серебряные блики — едва заметишь, и их уже нет, и лиловые вуали подступающих сумерек… и много других оттенков, для которых, наверно, в мире Сумрака просто не существует слов.

      Вил был пленником закатов с детства. Он ощущал их как музыку, хрупкие, переменчивые, лживые закатные краски, как самые прекрасные песни. А чем был он — певец, восхищённый слушатель или нота в мелодии? Ещё один призрачный всплеск цвета, мелькнувший в небе?.. У его ног спал белокурый мальчик, раскинув руки, словно отдаваясь на милость и доброму, и злому на его пути. Вил устроил над ним полог из плаща, наброшенного на ветви, положил на лоб мокрую тряпицу, смазал соком медвянки его руки и грудь, обожжённые солнцем; возился с другом из последних сил и мечтал об одном — лечь и немножко отдохнуть. А потом взглянул в небо — и закат обрушился на него ливнем поющих красок. Он прижался к яблоне, подумал, что сейчас потеряет сознание или разрыдается, и целиком ушёл в закат.

      Краски струились, завлекали, дразнили. Ему хотелось кричать, или играть, сдирая мясо с пальцев и разрывая струны, или умереть. Больше, чем восторг, — то было почти безумие. Таинственный полумрак леса окутывал его душу грустным покоем, горы слегка пугали, изумрудно-золотые поля делали его беспечным, насмешливым и дерзким, рассветы манили в путь, в новые края и в неизвестность. Закаты — оглушали. Он тонул. Он переставал быть Вилом, менестрелем, бродягой в лохмотьях, переставал быть вообще — преображался во что-то загадочное, неистовое, свободное… нечто из бесплотного Мерцания, ничего общего не имеющее с властным, тяжёлым, осязаемым миром Сумрака.

      Я решила о нём пока не думать: моё внимание заняла вторая персона человеческого рода. Персона тихонько возникла откуда-то сзади и встала на колени у моих ног. Белая кожа и иссиня-чёрные волосы — эффектное сочетание. Брюнетки кажутся или мрачными, или измождёнными, или — правда, редко — по-настоящему красивыми. Эту стоит отнести к последним. Годика через два, сейчас-то она ещё птенчик желторотый… очень миленький птенчик. И непростая штучка, тихий омут, в отличие от мальчишки. Девочка в мешковатых тёмных штанах, тоже далеко не новых, и вылинявшей жёлтой рубашке с закатанными рукавами медленно подняла на меня глаза. Таких глаз я точно прежде не встречала! Огромные, чёрные, с совершенно немыслимыми, невероятно длинными ресницами. Интересно, они доходят до половины щёк, когда она их опускает? На вид ей лет пятнадцать, как и мальчику, но она может быть и старше на год-два, и помладше: лица подобного типа скрывают возраст. Кажется, я ошиблась, решив, что через пару лет она сделается прекрасной. Она уже прекрасна.

      — Привет, — пробормотала я, на редкость бестолково на неё таращась, — дай мне зеркало, пожалуйста.

      Изумительные чёрные брови над изумительными глазами поднялись, и она опять опустила взгляд. Что это с ней? Настолько красивые девчонки не бывают застенчивыми, это неестественно.

      — У меня его нет, извини.

      И как она обходится без… Не девчонка. Парень. С такой внешностью. Ни фига ж себе… Вот был бы номер, если бы я поддалась первоначальному порыву и ляпнула: «Ты очень красивая»!

      Голос его выдал. Теперь я, конечно, видела и другие отличия. Наверно, ещё и потому ошиблась, что контраст уж слишком резкий: белобрысый растрёпанный мальчишка в лохмотьях — и хрупкое существо с волшебными очами и пышными вьющимися волосами вокруг бледного, с тонкими чертами лица.

      Очи взирали на меня вопросительно. Второй куда-то уходил, протягивал мне чашку… мне было не до него. Мне ужасно хотелось открыть рот и сказать нереальному явлению с красотой девушки и мальчишеским голосом, за кого я его приняла. И посмотреть, что будет. Эх, вот бы посмотреть!


      Ещё варианты есть тут, но нет предела совершенству)

     

+133
380

0 комментариев, по

7 847 272 1 353
Наверх Вниз