Субботние рисунки
Автор: Влада ДятловаСубботний отрывок в рамках бессрочного марафона.
Не дано мне рисовать. Не то, что руками, меня даже ИИ не слушаются, втихаря, наверное, подхихикивают над моей бестолковостью и выдают совершенно немыслимое. А иногда мне кажется, что умей я хоть немного рисовать, то смогла бы сбросить в этом процессе хоть часть негатива или нарисовать иное будущее. Ну, что поделать высшим силам видней кого и чем одарять. Но потому, наверное, некоторые мои герои рисовать умеют, в целях, так сказать, компенсации.
В этом чистом, тихом предместье бродячих животных никогда не водилось, но почему-то Яська была уверена, кого увидит именно сегодня на крылечке. Позапрошлой ночью во сне, на цветущем синими и желтыми цветами лугу она видела Мишку в маске возле ульев. Он помахал рукой, но был занят, окуривая пчел.
— Не рисуется, — пожаловалась она, — без тебя не вижу.
Он поднял маску и пообещал:
— Вот закончу сбор, и снова будем рисовать. Подожди!
И она стала ждать.
Паркуя машину в гараже, она даже расстроилась, что ошиблась. Но он все же был там — жалкий, облезлый, едва слышно мяукающий.
— Люцик? — спросила Яська, и он утвердительно мявкнул.
А то кто же? Все они были Люциками, все серые, как холодная река на рассвете. Все они приходили неизвестно откуда, возможно, с третьих. И имели привычку плакать тоскливо под ее дверями и дрожать крошечными тельцами, а потом вырастать в лютых уверенных зверей. Все они уходили не в кошачий срок: наверное, очень много энергии надо, чтобы обеспечить связь с третьими. Это был уже четвертый Люцик. Первый, который прошел с ней через Моровод и выплыл, был стар и войну не пережил. Второго отбила у дурных мальчишек, третий провалился в водосточную решетку, очень трудно было достать. Без них она рисовать не могла. И видеть сквозь туман времен — тоже. Этот дар пожалован был Мишке. И ничто его забрать не могло. Даже смерть. Ее рука — лишь продолжение его дара. То, что он не дорисовал, дорисует она. То, что не дожил…
— Пойдем, Люцик Четвертый, кушать, мыться, — сказала Яська.
Полтора месяца не видела она на загрунтованном холсте ничего, кроме тумана. И вдруг кто-то сдернул покрывало. Омытая дождями, напитанная солнцем степь разлилась буйным зеленым морем: травы по пояс, маки горят огнем. Парит в чистом небе сокол. И в этом море, гладя травяные волны дрожащей рукой — женщина: оторочена мехом безрукавка, за спиной лук и колчан. Шапку сняла. Косы заплетены не туго, и забрасывать их за ушки шапки нет нужды. В руках цветок репейника, что из семечка вырос. Снова позвала Умай душу к себе, но не для войны — для мира: детей рожать, коней растить.
Нарисовать бы так, чтобы сбылось