Субботнее героическое
Автор: Влада ДятловаПоскольку у меня сегодня по расписанию был подвиг, то где-то там внизу под спойлером будет редкая для меня батальная сцена в рамках субботнего флешмоба.
Почему батальная, потому что я подвиги в одиночку совершать не люблю. Пострадали все. В первую очередь собака. Она точно подвиг сегодня совершать не собиралась. И судя по ее позе обиделась на подставу страшно. Лежит демонстративно на коврике у дверей (злые вы, уйду я от вас) — хотя обычно занимает самые мягкие места, еще и ворчит, если сдвигают. Вторым — сын, которого я взяла жалость к себе и собаке. Пыталась мужа — он сбежал очень рано, сказал, что не спалось, лучше поработает. Но надо отдать ему должное, когда пришел час Ч, он все же подгадал и вернулся, и довез нас всех. Дочку даже не пыталась, но она услыхав мои лозунги, превентивно записалась на самое утро делать ногти. И сказала, что потом за такие-то деньги этими ногтями можно будет только направление основного удара указывать. Если мне нужен Главнокомандующий, то она может осуществлять стратегическое руководство дистанционно из Генштаба. Я ее поблагодарила и сказала, что командующие мне не нужны, а нужна пехота.
И мы с пехотой попылили. Правда, как я ни шифровалась, поскольку собака дурочка только когда ей это удобно, она все просекла из наших разговоров. Ее пришлось извлекать со второго яруса кровати, где у нее убежище на случай вот таких катаклизмов. Извлекли, пошли — чем ближе к ветеринарке, тем неуправляемей были ее маневры на поводке. Перед зданием она стала совсем припадать на все четыре лапы, а перед дверью клиники — пыталась упасть в обморок.
— Не время еще! — сказала я строго. — Сейчас тебя уколят, вот тогда и будешь падать.
Укололи. Глаза и лапы у собаки постепенно стали разъезжаться. Забрали. Удалили папилломы. Позвали нас.
Мне было стыдно. Такого укора в глазах у нее я давно не видела. Так подло я с ней давно поступила!
Сгребли собаку и лапы — поставили на пол. Все плохо, надо нести. Вот для этого я брала с собой пехоту. Но нам повезло больше — нести пришлось только по лестнице, потому что лифт не работал, а так нас муж доставил под парадное. Собака страдала, жаловалась мужчинам, как мамка с ней плохо поступила. Была звездой и немного даже придуривалась, что идти не может. И теперь страдательно страдает.
Так вот: кто вдруг дочитал эту часть эпопеи, под спойлер спрячу батальную сцену:
Подняли и построили ополчение на рассвете. Их полусотня стояла на самом краю правого фланга, почти у берега, буйные лопухи на пологом склоне поблескивали росой в лучах солнца совсем близко. Над противоположной, веллской стороной долины, по непонятной прихоти природы, встал густой туман.
— Нам бы такой туман, и поминай как звали, — шепнул Ржав, стоящий справа от Баташа.
Солнце поднималось, туман истаивал полосами, в образовавшихся просветах стало хорошо видно веллское войско — тщательно построенное, ощетинившееся сталью.
— Правду сказал Горд, — тоскливо вздохнул Горька.
— Держите строй, сынки, мы — сила, пока строй не прорвут. С той стороны такие же лапотники, как и вы. А Ронха с нами! — гаркнул Чуб.
— … с нами! — покатилось по шеренгам, поддержанное другими полусотниками.
И тут туман окончательно рассеялся над построением веллов, истошно завыла труба, загремели барабаны, центр противников стал слаженно раскрываться, как двухстворчатые ворота. В образовавшийся проем хлынули конники: ало-золотые знамена, красные султаны на шлемах, ослепительный блеск начищенных конских налобников и кирас — краса и гордость веллов, непобедимая Пятая.
— Красноперые! — жутковатый вой прокатился над ополчением. Вроде и шага назад не сделали, но Баташ ощутил как провис и подался весь их строй.
— Стоять, сукины дети! — густая брань повисла над головой, полусотники пытались навести порядок.
— Первая шеренга пики упереть в землю под наклоном! — надрывался Чуб. — Вторая шеренга — в положение к бою! Третья шеренга…
Но что должна делать третья шеренга, Баташ не услышал: от страха заложило уши, когда на противоположной стороне построенные атакующим клином всадники опустили пики длинной в десять локтей, и вся эта закованная в тяжелую броню единая масса неторопливо стронулась с места, постепенно набирая разбег для удара. Медленно-медленно, словно в страшном сне, когда и побежал бы, да ноги отказали. Земля глухо загудела.
— Держаться! Упритесь, сынки!
Только как тут держаться, если красноперые тем и славятся, что таранным копейным ударом проламывают, как яичную скорлупу, боевые порядки врага. Говорят, редко, когда с первого раза не прорвутся, но тогда откатываются и заходят на второй, третий круг. Пока не раскатают в кровавую кашу.
— Мамка моя! — всхлипнул Горька, побелевшими пальцами вцепившись в древко.
— Подставили нас, братва! — взвизгнул Ржав. — Бежим!
— Молчать! Голову паникерам снесу раньше, чем веллы! — Чуб потянулся к рукояти меча и с шипящим звуком вытащил клинок, но немой Лех оказался быстрей — лезвие кривого ножа блеснуло и вошло Чубу в стык пластин брони. Полусотник удивленно глянул на торчащую из бока рукоять и ударил Леха по шее. Тут все окончательно смешалось. Призрачное подобие порядка превратилось в хаос.
Баташ уж было собрался бежать назад, но чуть выше по склону, сомкнув щиты с лязгающим звуком, сделала шаг вперед фаланга королевской пехоты:
— Стоять, мрази! За короля! — и еще шаг.
Баташ развернулся, потянул окаменевшего Горьку за рукав итолкнул его назад, против общей паники:
— В лопухи, как Горд говорил! — но Горька не понимал. Баташ ухватил его за воротник и дернул что есть силы. Оба они вывались из свалки.
Если б Баташ не тащил волоком за собой Горьку, то, наверно, успел бы проскочить дальше по берегу, а так лишь чудом нырнули в лопухи совсем близко от того места, где стальной таран кавалерии врезался в мечущееся в панике ополчение. Поднимающий волосы дыбом, чавкающий звук, хруст, визг лошадей, предсмертные стоны — Баташ пытался заткнуть уши руками, прижимаясь к земле. Ему казалось, что он уже умер, а Старухины дети воют, пляшут и тянут его грешную душу в Прорву.
Писано под этот клип