Момент наивысшего напряжения

К флэшмобу от Руслана Бирюшева: "поделиться моментами, когда герой не просто геройствует, а превозмогает в мгновение наивысшего напряжения".

У меня герои "геройствуют" не то чтобы мало, просто обычно это выглядит очень буднично. Но кое-где все-таки попадается у меня именно то, что просит ТС. В "Дочери Хранительницы" это, пожалуй, эпизод, где ирландке Орли Ни-Кашин приходится сбивать из пращи кольцо, положенное на голову Робина Доброго Малого, -- почти что побывать Вильгельмом Теллем. Этот эпизод написан у меня от ее фокала, так что наивысшее напряжение там не просто подразумевается, а по мере моих авторских сил показано.
N.B.: да, я помню замечание о том, что сбить из пращи кольцо, не зацепив головы, можно было бы только при огромном везении. Что ж, видимо, это как раз везение и было. Героине с того было не легче.

Сам подвиг Орли:

Вот и сбывался страшный сон Орли. Она стояла на крепостной стене с пращой в руке, а впереди безмятежно улыбался Робин, и на голове его блестела серебряная искорка. Не было только криков «Сбей!»: люди внизу напряженно молчали.

Рука сама нащупала спрятанного на груди бронзового рыцаря. Губы шепнули: «Помоги мне!» Вдруг показалось, что рыцарь потеплел и шевельнулся. А потом перед глазами как живые предстали подруги: весело смеющаяся белокурая Санни, доверчиво распахнувшая зеленые глазищи Этнин... Сердце Орли сжалось. Какая разница, собьет она это проклятое кольцо или же промажет: все равно освободить их уже не получилось!

Но опять сумела собраться с силами. Успокоила себя: главное — вырваться живыми отсюда сейчас, а потом Робин непременно что-нибудь придумает. Значит, нужно еще побороться!

Орли перекрестилась. Прошептала «Отче наш» — по-ирландски, как научили в родной Иннишкарре. Потом быстро проговорила короткую молитву Бригите — слышанную от матери, передававшуюся изустно со времен старых богов.

Подбросила на ладони свинцовую пулю. Та оказалась неожиданно тяжелой. Прежде Орли с такими де́ла иметь не приходилось: обходилась камнями. Подумалось: вот бы подобрать удачный камешек, а пуля — ну́ ее! Но ничего подходящего под ногами не валялось.

Снова себя успокоила: подумаешь, свинец! Просто надо представить себе, что это не маленькая пуля, а большой камень — и всё получится!

Расправила веревку. Медленно надела петли тяг на пальцы: одну — на указательный, другую — на средний. Вложила пулю в ложе пращи. Огляделась. И замерла.

Вокруг стояла звенящая тишина. Множество людей смотрели на нее снизу — и все молчали: и праздные зеваки-зрители, и Кудда, и сакс в черной тунике, и Мабин. Потом вдруг откуда-то принесся шальной слепень, с жужжанием закружился вокруг Орли.

Совсем некстати ей вспомнилась Иннишкарра. За два года до бегства семьи Орли с Эрина на заливных лугах по берегам Ли вдруг появилось видимо-невидимо слепней. Тогда пастухи все время жаловались, что эти твари не дают покоя коровам, что из-за них стало меньше молока. Люди тоже страдали от их укусов, покрывались волдырями, иные даже заболевали горячкой. Сам епископ Шенах отслужил в Корки мессу во избавление от казни египетской, а местная ведьма Барбре увидела в нашествии мерзких кровососов происки ши, обидевшихся за что-то на людей, и очень дурной знак. Вскоре и в самом деле кто-то из братьев Слэвина повздорил с сыновьями Брэндана Мак-Ноэ, эоганахтами из Глендамнаха, и притихшая было старая вражда разгорелась вновь...

Слепень не отставал от Орли, назойливо вился вокруг нее, норовя пристроиться то на руке, то на лице, то на спине, отвлекая, мешая сосредоточиться. Но это-то и придало ей решительности: надо стрелять прямо сейчас, пока страх перед дурным предзнаменованием не захватил ее совсем! И Орли подняла руку.

Робин передвинул кольцо с макушки на темя, чуть приподнял голову, ободряюще подмигнул. И замер, не шевелясь. А Орли уже сосредоточенно раскручивала пращу. Сейчас она смотрела только на серебряную блестку на голове Робина и не замечала больше ничего — ни басовитого гудения веревки, ни жгучей боли от укуса слепня, все-таки усевшегося у нее между лопаток, ни саднящих кровоподтеков на подбородке, ни крика одного из стражников, ни доносящегося со стороны Бата конского топота.

А потом она вдруг неведомым чувством ощутила: пора! Быстро распрямила указательный палец, отпуская тягу и отправляя пулю в полет. Выдохнула. И рухнула на колени, чувствуя, как бешено колотится сердце, и не воспринимая больше ничего — ни победного звона сбитого кольца, ни радостного возгласа Робина, ни рева ликующей толпы.

И последующий "отходняк":

 Орли едва помнила, как их с Робином снимали со стены, как незнакомые люди довели ее, сразу и радостную, и опустошенную, до большой ивы и усадили в тени на кем-то заботливо расстеленный плед. Да и то, что происходило потом, казалось чем-то не всамделишным, никак к ней не относящимся, — разве что врезался в память хриплый крик примчавшегося на коне сакса: «Мин ре́ва! Мин ре́ва!» — и назойливо крутился в голове, не переставая. Даже когда Мабин, позабыв всю свою неприязнь к ирландцам, принесла ей большой ломоть свежего хлеба и полный кувшин эля, Орли оказалась настолько отрешенной от всего, что не сообразила сказать спасибо.

К элю она не притронулась — честно соблюла наложенный на себя гейс. А вот хлеба поела. Но половину ломтя все-таки оставила — для Робина. А потом привалилась к покрытому серой морщинистой корой древесному стволу и замерла, закрыла глаза. Конечно же, задремать не получилось: в висках отчаянно стучала кровь, в ушах продолжал звучать отчаянный крик сакса, а перед глазами, как наяву, ослепительно сверкало проклятое шерифово кольцо. Хотелось сразу и плясать от радости, и не шевелиться.

Так и просидела Орли в тени большой ивы бог весть сколько времени. А потом вдруг услышала знакомые шаги. Открыла глаза. И, конечно, увидела совсем рядом с собой Робина. Тот стоял, загораживая собой шерифово поместье, смотрел на нее и ухмылялся.

— Ну и сильна же ты спать, красавица!

Орли тряхнула головой, поправила косы, пощупала спрятанного на груди бронзового рыцаря. Поднялась на ноги, оправила платье. Уперла руки в бока. И вдруг напустилась на Робина — точь-в-точь как ее мать ругала отца и братьев, когда те вытворяли что-нибудь не то:

— Да кто же ты после этого, а? Ну вот надо же было тебе додуматься — такое саксу присоветовать! Ему-то потешиться — в радость, а мне... А если бы у меня рука дрогнула?

— Не дрогнула же! — Робин пожал плечами, однако и ухмыляться перестал. — Только не реви, пожалуйста!

А у нее и правда из глаз ручейками текли слезы, катились по щекам, капали на платье.

Орли растерянно посмотрела на Робина, через силу улыбнулась. Кивнула:

— Не буду, ладно.

И разрыдалась пуще прежнего.

Робин поморщился, недовольно потряс головой. Сдвинул косматые брови, прикрикнул грозно:

— Всё-всё, хватит уже! — а потом вдруг широко улыбнулся: — Ладно, красавица. Хочешь, хорошую новость скажу?

Орли всхлипнула, вытерла рукавом нос. Глянула на Робина исподлобья, тщетно пытаясь скрыть любопытство.

— Ну... — Робин выдержал паузу, снова улыбнулся. — В общем, сбежали твои друзья от шерифа.

Орли где стояла, там и села — прямо на траву и плюхнулась. Только и выдохнула:

— Робин!..

А тот постоял, полюбовался на ошалевшую от неожиданного известия Орли, продолжая улыбаться:

— Это Мабин мне добрую весть принесла. Сбежали, точно сбежали. Вот пока мы с тобой представление давали, они из-под замка и выбрались. Хочешь — верь, а хочешь — нет, а они стенку в доме разломали, во как! Мабин говорила, там управляющий ох и лютовал, пока сам не уехал. Да оттуда сейчас, почитай, все убрались — одни только слуги и остались!

Дар речи у Орли, как оказалось, не пропал. Но язык слушался все-таки плохо. Выговорила еле-еле:

— А они где?..

Робин понял вопрос по-своему, принялся обстоятельно рассказывать:

— Ну, шериф со своими гезитами по южной дороге унесся. Все в кольчугах, при оружии. Надо думать, в Бате какая-то заваруха — они и кинулись на подмогу...

Вот уж до этого проклятого журавля Орли дела сейчас не было: убрался — и слава богу!  Даже кольцо его серебряное даром ей не сдалось! А уж о том, чтобы ради его поганого лба опять брать в руки пращу, и думать было противно.

Между тем Робин продолжал: 

— Еще какие-то конные, наоборот, на север...

А что с Этнин-то, что с Санни? Орли не выдержала. Замотала головой:

— Нет-нет, они, они-то где?

— А, они... — Робин, наконец, понял, о ком шла речь. Вздохнул: — Да кто ж их знает!  Искать надо.

Тут Орли сразу на ноги вскочила.

— Так что же мы тут прохлаждаемся, Робин? — и вдруг запнулась: — А ты хоть эль-то под деревом нашел? Я тебе там и хлеб оставила.