Зло и змеи в темноте

Зелень плескалась повсюду, закручиваясь воронками торнадо. От ровного гладкого пола и до нависающих острых копий исчезающего вверху потолка. Переливалась искрами на людях-статуях, ложилась плавными линиями северного сияния на стены, вихрилась туманом под ногами, непроглядная и затягивающая. 

            Маска не порождает безмолвия вокруг тебя. Маска приглушает звуки, делает сильнее твое собственное дыхание. Маска заставляет смотреть на мир через панораму стекол, сужая сам мир границами окуляров. 

            Пот начинает течь по лицу почти сразу после ее прикосновения к коже. Липкая духота маски привычна и знакома, но кто захочет… Хотя бы просто идти в ней? А если приходится воевать, маску ненавидишь всей душой. И также сильно любишь. Она спасает и защищает.

            Только ее выделанная буйволиная толстая шкура, подсоединение, шланг и бачок с дыхательной смесью. Лишь такое простое и гениальное устройство стоит между тобой-человеком и тобой-демоном. Или тобой-мертвецом. 

            Останься без маски, вдохни полной грудью плотное облако адского семени, сгорающего на плаще, куртке, шляпе, плотных брюках и сапогах. Просто останься без нее и попробуй подышать. Выстрел в затылок – милосердие. Чаще всего сталь, свинец и расплавленное серебро прилетают в лицо. В твое бывшее лицо, ставшее жуткой маской смерти и безумия. 

            Зелень, шипевшая даже через маску, проникла через кожу. Взялась засохшей бизоньей слюной, обжигая кожу. Тело слушалось плохо. Совсем плохо.

            Тряслись всеми мускулами и сухожилиями ноги, заставляли оступаться и оскальзываться на гладких плитах. Подрагивали руки, стараясь выпустить оружие, лишить шанса выжить. Зрение подводило сильнее всего. Изабель, уже просто бредущая вслед командору, стучала зубами, косясь по сторонам и радовалась высоким сапогам со шнуровкой, закрывающих ноги до самых колен. Иначе…

            Змеи оказались повсюду. Собравшиеся в единое злобное племя, атакующее людей, вторгнувшихся в их дом. Шипящие, грохочушие трещотками, шелестящие трущимися чешуйками. Пахнущие зло, остро и страшно. Появившиеся в мгновение ока и не собирающиеся пропадать. Повсюду. Повсюду чуть блестели жала и глазки, чешуйки, перекатывались черные, белые и серые узоры.

            Позади орал Хавьер, боящийся и ненавидящий гадов даже больше ведьм и сатанинских детей. Впереди, пошатываясь, но все так же неудержимо, пер локомотивом командор. Изабель, еле двигаясь посредине, начала стрелять. Сразу после вцепившихся в голенище и чуть не прокусивших его зубов длинной, с руку толщиной, матово-серой сволочи. 

            Пули рассекли змею, разбросали, обдав соседок темным. Изабель выстрелила в следующую, оказавшуюся на плече диггера с половиной лица и перерезанным горлом. Попала прямо в раскрывшуюся и уже почти бросившуюся вперед пасть. По ноге скользнули сжимающиеся мускулистые кольца.

            По ее спине, зелеными, красными и желтыми красками стлался юкатанский змей. Тату шла снизу, поднимаясь к плечам, одна голова, проходя по ребрам, охватывала языком ее грудь. Старая мексиканка, всю процедуру бормочущая явно не на эль-мехико, навахо или кри, говорила многое. Заклинала змея на защиту от его сестер и братьев. Обещала Изабель смерть не от яда, огнем растекшегося по венам и артериям. Изабель смеялась и не верила. Носила змея пять лет и потихоньку, где-то в глубине себя, решила, что это все же правда. 

            Она могла бы умереть от каскавеллы, заползшей в палатку возле останков Денвера. Сгинуть после бушмейстера внутри гвианского сухогруза, добравшегося в город Ангелов. Сгореть с укусом каталины у Санта-Фе. Но ей везло, Изабель выжила. Три раза. Сейчас удача хотела закончиться.

            Изабель успела схватить техасца, огромного, с ее предплечье толщиной. Прямо за хвост, гремевший трещоткой. И дернуть в сторону, чувствуя, как даже самый край змеи сжал руку невыразимо сильно, до боли и онемения. Грохот пробился через маску, ударил в такт бешеным ударам сердца, слился с дрожью ее тела. И закончился. Вместе с неуловимым ударом тупого ромба головки.

            Алая ребристая пасть. Блеск кривых острых крючков. Мелькнувший дрожащий язык. Боль. Вспыхнувший огонь. Выстрел прямо в ее голову, наплевав на собственную руку. Кровь, заляпавшая стекла, теплыми потеками по шее, за одежду…

            Сердце ударило сильнее. Ударило еще, еще, еще. В ритм трещоткам, грохотавшим в ее ушах чертовыми барабанами удушья. Ее горло сжималось в такт ударам, сильнее, сильнее, сильнее… Сжимаясь внутри такими же кольцами, как все еще не умирающее холодное тело на ее руке. До жути, до хруста, до накатывающей изнутри черноты, мешающейся с багровым туманом, окутывающим ее со всех сторон. 

            Бом-м-м… Барабаны превратились в колокол розовой церквушки в Санта-Монике.

            Бом-м-м… Колокол гудел своей тяжестью, прижимая Изабель к полу.

            Бом-м-м… Тяжесть укутывала ее чернотой, вспыхивающей алыми росчерками.

            Бом-м-м… Алое забиралось все глубже, заставляя выгибаться все сильнее.

            Бом-м-м… бом-м-м… бом-м-м… ба-м-мм… ба-м-мм… бамбамбамбамбамбам…

            Не колокол. Барабаны. Барабаны бьющие все быстрее, берущие ритм в такт треску.

            И ее сердцу, колотящемуся без остановки. Черное… Алое… Черн…

            Барабаны пульса стучали дикий ритм. Без остановки и без жалости. Разгоняя кровь все быстрее. Отправляя Изабель в безвременье и безнадегу. Где ее давно ждали, где для нее давно готовилась отдельная решетка для барбекю, с углями, что станут гореть сотни и тысячи лет, пока ее грешная душа не прогорит заново снова и снова, затянет дыры и опять, как миллионы раз до этого, ляжет на раскаленный металл, проворачиваемый руками алых демонов. Ад ждал грешницу Шейлу-Изабель непозволительно долго.

            Она упала, ударившись о плиты и выемки лабиринта на них. Мягко и незаметно для Хавьера, размахивающего тесаком. Наверное, змеи добрались и до него… Пол дрогнул. Еще и еще раз. Изабель, умирая, смеялась. Они пришли за ней. Чертовы алые демоны, кривозубые и со шкурой, вывернутой наизнанку. Топали ножищами, идя к ней. 

            Мама, мамочка… Я же не грешила просто так… Помоги, Дева Заступница. Спаси душу. Не дай забрать с собой. Я боюсь. Дева Мария, вечная и всеблагая, приди на помощь… Молю тебя…

            Демоны, двое, шли к Изабель. Походя крошили статуи, попавшие под ход высоких крепких тел. Двух диггеров, одного без ноги ниже колена, второго с собственной головой в руках. Миз с двумя детишками, вцепившимися в ее ноги и кричащих. Даже серо-зеленая блестящая пленка не скрывала десятков шрамов на ее теле и потеков крови, сбегавших до смерти по голому телу. 

            Дах… бело-красно-серая холодная пыль и блестящие брызги…

            Дах…крошится деревенский священник-мексиканец, оставшийся только в подряснике…

            Дах…огромная ступня отшвыривает мальчишку-самбо, держащего в ручке погремушку из бычьего пузыря…

            Дах… лапища отламывает голову пустынного брата, умирающего даже после смерти так, как и полагается рейнджеру… с достоинством…

            Демоны идут за Изабель, корчащейся в попытках умереть и плавающей между смертью и остатками жизни. Змеиный яд бурлит и плавится в жилах, сжимает зрение до игольного ушка и вдруг заставляет видеть всю пещеру разом, с безумной скоростью поднимаясь от пола до черноты вверху. Изабель, захлебываясь слезами и не слыша друзей, умирала, захлебываясь страхом и слезами, такими же огненно-горькими, как и яд в ее крови. 

            Она знала все свои грехи наперечет. Она понимала за что держать ответ. И ждала. Но не верила. Вплоть до сейчас, подвешенная между небытием и муками. Наслаждения в Эдеме ей не видеть. Так же, как и покоя. Есть за что.

            За наслаждение наркотиками и виски. За любовь к Марин, пусть и недолгую. За две погубленных детских жизни, родившихся в ней. За пять ребятишек, спаленных в коралле из-за мутаций. За потопленный у Фриско теплоходик с мексикашками, бегущими от разъяренных белых. За…

            Изабель плакала, желая простого черного «ничто», а не доказательств бессмертия души. Плакала, глядя на корявую огромную ступню перед глазами, перебиравшую длинными узловатыми пальцами с желтыми обломанными когтями. Демон рыкнул, протягивая к ней лапищу, уцепившись за куртку на груди. Изабель закричала…

Бойня вывернула наизнанку не только сам мир. Бойня старательно разобрала по частям человеческие души. Разложила на крохотные детали, перемешала и оставила, как получилось. Никаких добродетелей без ствола, упершегося в голову. Никаких сожалений без кромки тесака, щекочущего шею.
Жизнь стоит, как пачка патронов сорок пятого калибра. Душа не продается дешевле десятка фунтов серебряных «орлов». Пинта чистой воды порой дороже человеческой жизни. Ее вес можно измерять в равном объеме пролитой за нее крови.
Никакой ядерной войны. Никаких противостояний великих держав. Все намного хуже.
В этот мир пришел Ад. Зло, настоящее и живое, смертельно-опасное и неожиданное.
Это не пустоши павшей России. Это запад американского континента.
Нет, не так... это, мать его, дикий Запад. Земли Дьявола. Анклавы. Новая Церковь. Рейнджеры и командоры Истинного Господа против детей Зла и Козлоногого Джека. Сталь и серебро против исчадий Ада. Это земли, продуваемые ветрами. Злыми ветрами Запада.

Читать со скидкой: https://author.today/work/38259