Мара скоро дотянется и до вас

Передовой опорник бригады мобилизованных.

  Жилистый сержант с въевшимся в кожу загаром оторвал глаз от прибора наблюдения:

 - К концу лета дело было. Нас как раз бросили затыкать дыру на фронте.

 - Это у Лошников, где жандармы и «парадная» бросили позиции?

 - Они родимые! Одно дело на парадах шаг печатать и студентов разгонять, а другое пули принимать и стоять, как мужики до талого.

 - Лихо тогда вам пришлось.

 - Да не то слово. Мы и недели в лагерях тренировочных не побыли. Ночью подняли, вооружили абы как и в транспорт. На месте уже разбирались и сразу в бой пошли. Да и с той стороны не сверхчеловеки по нашу душу пёрли. Осаживали их только так! Но самое паршивое, брат, не это. После летних боёв появилось на Лошнитских полях куча «долин смерти» и «рощ смерти». Вы там не бывали и потому вообразить этот ужас не сможете.

  Пожилой наблюдатель повернулся:

 - Слыхал как-то от смежников. Филиалы ада на земле.

 - Одно дело слышать, брат, а другое там побывать, да почуять на себе. Не забыть уже никогда, что такое смердящее под летним солнцем месиво, состоящее из покрытых червями тысяч человеческих тел. Там же змагаря и жемайты перли чохом, людей не жалели, все считали, что еще чуть-чуть и подвинут наших. Но не вышло. Так и остались там тысячами лежать не похороненными.

 - Лихо вам пришлось.

- Да не то слово. Август, но все равно жара, безветрие, а перед тобой — вот такая «долина смерти». Она хорошо просматривается и простреливается всеми. Ни миновать, ни обойти её нет никакой возможности. Ползёшь по трупам, а они навалены в три черных слоя, распухли, кишат червями, испускают тошнотворный сладковатый запах разложения. И такой смрад неподвижно висит над всей «долиной». 

  Любой разрыв снаряда загоняет тебя под смрадные и уже мягкие трупы, почва содрогается, трупы валятся на тебя, осыпая червями, в лицо бьёт фонтан тлетворной вони. Вывалишь из себя съеденный с утра харч, и снова под трупы. Они уже на куски разваливается от малейшего прикосновения. Но вот зарылись в трупы осколки, ты вскакиваешь, отряхиваешься и снова — вперёд. Ибо жить охота!

 - Твою мать!

 Слушавший разговор молодой техник стремглав рванул к отхожему ведру. Пожилой наблюдатель лишь покачал головой.

 - Чего только люди не удумают, чтобы поубивать друг друга.

 Сержант блеснул глазами:

 - А ты не миротворь! Ранее надо было тысячу другую змагарей в землю закопать и стало бы тихо. Но нельзя! Мы же народ богоносец, нам не на пользу. Вот и расхлебываем. 

 Наблюдатель похлопал глазами, а потом задал вроде бы неуместный, но животрепещущий для обычного солдата вопрос:

 - Мил человек, а как же вы потом в этой амуниции…работали? Это же не отстирать.

  Сержант в первый раз улыбнулся:

 - А взяли и поменяли!

 - Вот так сразу?

 - Ничего сложного. К тыловикам так и приперлись с полевыми ароматами и заявили, что стоять будем, пока все новое не выдадут.

 - И дали? – ахнул наблюдатель.

 - Ты бы видел, какие у нас в этот момент глаза были… Таким попробуй, не дай. Все вплоть до трусов и наколенников новенькое выдали.

  Пожилой мужчина еле сдержался, чтобы не вздрогнуть от блеснувшего с глазах нового командира безумия. Ничего, сначала они победят, а потом сойдут с ума.