Дмитровский

Пусть будет тысяча девятьсот семьдесят восьмой. 

Место – планета Земля, СССР, город Львов, площадь перед Оперным театром. Время года…То ли поздняя осень, то ли уже зима. Вечер, темно, падает снег. Какое-то освещение есть, конечно, но всё равно темно. В те времена электрическими огнями центры наших городов не заливали. Зачем? Советский человек должен пораньше ложиться спать, потому что утром на работу. Не фиг шляться.

Я стою, курю и жду хорошего друга – Оксану Данилюк. Она приходит не одна. Рядом какой-то невысокий изящный франт совсем юных лет с лицом необычной и красивой лепки. Шейный платок, да. Был шейный платок, куда ж без него.

Мы знакомимся, и я узнаю, что франта зовут Сергей, фамилия его Дмитровский и он – поэт. Вот так, ни больше ни меньше. 

В то время я ещё не был безоглядно влюблён в поэзию, но хорошие стихи любил.  Позже выяснилось, что не все из них хорошие, а настоящая поэзия стоит того, чтобы быть в неё безоглядно влюблённым до смерти. Как и музыка. Это и много других полезных вещей объяснил мне Сергей Дмитровский, когда мы подружились, и я сам начал писать стихи. К слову, о музыке. Дирижёр по образованию, Дмитровский обладал абсолютным слухом и знал наизусть великое множество песен, которые мог исполнить в любую минуту и в любом состоянии – была бы гитара. 

Его отношение к жизни абсолютно отличалось от моего. Я по старинке считал, что любой мужчина, будь он хоть трижды гениален, должен работать, кормить семью и любить Родину (про Бога мы не говорили никогда). А Дмитровский был «человек мира», клал на все эти принципы и никогда не задумывался, будут ли у него завтра деньги, чтобы накормить себя и детей. В результате после развала СССР, как и многие другие, он уехал из Львова в Израиль, где и скончался от цирроза печени в марте две тысячи шестого года. 

До сих пор удивляюсь, как мы, такие разные, могли дружить. Но – дружили и пронесли эту дружбу через всю жизнь. Я и сейчас его нежно люблю, помню наши встречи, разговоры и песни, его голос, улыбку и, конечно, стихи.

Будь моей последнею вдовой,

курочка с отбитой головой.

Если наводнение приспичит,

отними культяпки со стола.

Город мой. А после будет птичий,

только б ты меня пережила.

А пока запомни все, как есть:

дети наши делятся на шесть…

Помнишь, мы дурили в зоопарке,

и жираф смотрел на наших чад

нежной ряшкой на пятнистой палке.

Хорошо с тех пор они кричат.

Если я укроюсь под водой,

ты сама наш выводок удвой.

Пусть они плывут веселым скопом

к зданию Нестрашного Суда.

Этот город свойственен потопам.

Мы вдоветь приехали сюда.

Дмитровский – поэт жидовский, так он о себе говорил.

…Или всё-таки семьдесят седьмой?