Выдуманные существа в книгах

Сегодняшний выпуск Субботнего отрывка опять совмещаю с еще одним флэшмобом. На этот раз он посвящен выдуманным существам в работах Запустил его Дмитрий Хорунжий, а узнать о нем мне помогла Olle Lykojo. Поскольку пост, посвященный лапушке Шусмику был в ее блоге, а зенебок и Семаргл были представлены в еще одном мобе на схожую тему, расскажу о других выдуманных существах вселенной. У меня их хватает. В основном они живут в мирах Содружества, поскольку в цикле "Хранительницы" чаще присутствуют персонажи из мифологии разных народов. 

И лучше всего эти персонажи представлены в работе "Призраки Эхо"  

Наверное, самым колоритным персонажем у меня стал горный кот роу-су. Мало того что это самый крупный хищник травяных лесов Сольсурана, так еще и тотем одного из главных героев цикла княжича Синеглаза. Облик этой горделивой крупной кошки Синеглаз принимает спонтанно, когда его отец обращается в кого-нибудь другого. 

 Путешествие по тайным ходам Маркуса Левенталя оказалось суровым испытанием не только для бедной Камиллы, которая, конечно, не привыкла к таким марш-броскам по полосе препятствий, но и для Синеглаза. И виноват тут, как ни странно, оказался облик тотема. Тело роу-су, конечно, прекрасно приспособлено для долгих прогулок по горам и охоты в травяном лесу, прыжкам с уступа на уступ, полетам через расщелины. Но назовите хоть одну нормальную кошку, которая любила бы вертикальные стены, стволы и лестницы. 

И ладно, когда приходилось подниматься. Синеглаз карабкался с легкостью, почти не касаясь лапами ступеней. Но дорога в основном вела вниз. И на каждом спуске он едва сдерживался, чтобы бездумно не сигануть в зияющий провал. Прыжок с высоты в два-три человеческих роста всегда давался ему легко. Особенно если при приземлении ждала мохнатая спина зенебока или пушистый сугроб. Но стволы вентиляционных и лифтовых шахт, по которым пролегал их маршрут, заканчивались где-то в глубинах рудника, а горизонтальные штреки и ответвления, ведущие на уровни и этажи, располагались в лучших традициях Евклидовой геометрии строго перпендикулярно.

Поэтому Синеглазу невольно приходилось, пугая Камиллу шипением или сердитым рычанием, цепляться когтями и аккуратно переносить тело со ступеньки на ступеньку. Если шахта оказывалась достаточно узкой, он опирался задними лапами на противоположную стену или цеплялся за свисающие кабели, тщась не прорвать изоляцию. 

Камилла покорно следовала за ним, ухитряясь даже подбадривать, когда у Синеглаза заканчивалось терпение, и при виде очередной шахты, направление которых ему подсказывала Кристин, он начинал фыркать, вздымал на загривке шерсть и колотил себя по бокам хвостом.

– Ну потерпи, Глаша, скоро уже придем, наверно! Мама даст тебе сметаны или сливок.

Синеглаз негромко мурлыкнул и в полутьме коридора доброжелательно потерся об озябшие ноги девочки, украдкой облизнув оцарапанную об острый штырь подушечку правой передней лапы. От пары литров сметаны или банки кошачьих консервов он бы сейчас точно не отказался. Поужинать он не успел. Но откуда эти вкусности могут взяться у матери Камиллы, если она живет в не менее стесненных условиях, чем Рукодельница и ее семья?

Очень много неприятностей Синеглазу и другим героям работы "Призраки Эхо" доставили обитающие в системе Черной звезды медузы, возможно, даже родственники тех, которых описывал Иван Ефремов в хрестоматийной, но слегка подзабытой "Туманности Андромеды"

Добравшись до каюты, он обнаружил, что мартышки, которые обычно любили пошалить и полазить по стенам, ловко цепляясь за обшивку, забились под крышку амортизатора и сидят, прижавшись друг к дружке, испуганно-зачарованно глядя куда-то в угол, словно там притаилась ядовитая змея или еще какой-то опасный хищник. 

Синеглаз очень хорошо знал этот затравленный взгляд. Так в те дни, когда он разгуливал по травяному лесу в облике горного кота, смотрели на него капату и подбитые косуляки, если ему приходила охота поиграть. Хотя   в человеческом облике Синеглаз почти утрачивал звериную остроту слуха и зрения, чутье хищника оставалось при нем. Да и поведение мартышек его насторожило.

Поэтому, когда из скрытого полумраком угла к нему потянулось черное щупальце, импульсник оказался у него в руке раньше, чем он про него вспомнил. 

 – Какого беса рыжего! Кто разрешил использовать плазменное оружие в жилом отсеке? Кто дал этому кошаку в руки пистолет?

С орудийной палубы, поминая космическую нежить и всю Синеглазову родню, летел Таран, из рубки, кажется, тоже выбежал кто-то из пилотов. Синеглаз с ошарашенным видом смотрел на дымящийся импульсник. Половина каюты, которую они делили с Эркюлем, Тараном и Шакой, теперь мало чем отличалась от обломков на пустоши. По стенам были размазаны ошметки чего-то черного. Мартышки в амортизаторе отчаянно верещали, не подозревая, что спасли жизнь наследнику сольсуранского престола. 

Синеглаз думал либо к ним присоединиться, либо все же дать деру. Объясняться с Тараном не хотелось. Рука у артиллериста была не менее тяжелая, нежели норов, а доказать, что черная тварь не привиделась, не представлялось уже возможным. 

Но в этот миг спускавшийся с мостика пилот страшно закричал, а потом Синеглаз услышал звук падающего тела. В воздухе запахло паленым.

 – Врете, твари, не возьмете! – на чем свет стоит костерил неведомую напасть Таран.

Плохо соображая, Синеглаз вылетел в коридор, прицелом имульсника отыскивая новую угрозу. Он увидел простертого на полу пилота и черную, похожую на спрута или другого обитателя глубин почти бесформенную тварь, нависшую над ним с твердым намерением начать трапезу. Еще одно чудище пустоши тянуло щупальца к артиллеристу. Поскольку Таран, который забыл закрыть снабженную прибором ночного видения линзу шлема, ничего не мог разглядеть и только растерянно крутил головой, Синеглаз понял, что стрелять придется опять ему. Все-таки его глаза и в человечьем обличии сохраняли некоторые свойства кошачьего тотема. В темноте он видел гораздо лучше любого из команды Шварценберга.

Он улучил момент, прицелился, чтобы не задеть невзначай артиллериста, и превратил вторую тварь в такие же малоаппетитные ошметки. С третьей медузой Таран справился самостоятельно, хотя бедняге пилоту это уже не могло помочь.

 – Что у вас там происходит? – волновался на орудийной палубе Чен Лун.

 – Ты не поверишь, брат, – отозвался Таран.  – От медуз отбиваемся! 

От волнения его снова пробило на мрачный юмор.

 – Если полезет что-то черное и бесформенное, палите без размышлений и опасения повредить корабль, пока вас не сожрали!

 – А что с Гарри? – откровенно испуганно спросил остававшийся на мостике пилот.

– Мертв, как белый карлик! – после первого же осмотра заключил Таран. – Эта местная тварь парализовала его током, а потом выпустила яд. 

 – Да упокоит Аллах его душу! – торопливо проговорил второй пилот.

 – Аминь! – жестко ответил Таран. – Если и тебя, Али, потеряем, останется только наш кибер-дед, а я не скажу, что страшнее, застрять здесь или лететь, когда кораблем управляет капитан. Он, конечно, открыватель планет и вообще человек выдающийся, но иногда мне кажется, уж лучше бы у него вместо спинного мозга экзоскелетом заменили головной.

А на планете Сансара разводят кутулухов, покрытых перьями четвероногих низших млекопитающих. 

 – Где ты достала такую вкуснятину? – едва не мурлыча от удовольствия, проговорила Савитри, наслаждаясь вкусом. 

Удивительно, за две своих предыдущих человеческих жизни она так и не научилась ценить простые радости.

 – Вкуснятину? Как ее высочество-то заговорило! – поддразнила ее Пэгги, облизывая с пальцев жир. – На Сансаре, помнится, мясо кутулухов, бобы и местные овощи считались пищей неприкасаемых и шудр! Я, правда, к кутулухам всегда относилась с уважением, – ностальгически проговорила она, устраиваясь поудобнее в кресле. – Эти гибриды страуса и варана хоть и покрыты перьями, но развивают скорость не хуже лошадей, и через джунгли прут будь здоров.

– Кутулухи не гибриды, а эндемики. Низшие млекопитающие, которые хоть покрыты перьями и выводятся из яиц, но имеют четыре ноги и выкармливают детенышей молоком, – поправила ее Савитри, вспоминая пышные религиозные церемонии, во время которой они с Шатругной ехали по территории дворца или центрального храмового комплекса на золоченой колеснице, по традиции запряженной шестеркой кутулухов.

Шатругна, если был в хорошем расположении духа, обычно сетовал, что у этих выносливых животных нет крыльев, и их колесница, подобно той, на которой перемещался Ланкеш Равана, не может подняться без антигравитационного двигателя в воздух.

 – Да по мне, что эндемики, что пандемики, – лениво отмахнулась Пэгги, проверяя разъемы. – А все лучше было ездить верхом, нежели на своих двоих пехать.