Никто, кроме нас
Автор: Оксана ТокареваСегодняшний выпуск субботнего отрывка решила провести под девизом Воздушно-десантных войск, которые вчера отметили свою 94-ю годовщину. Хотя среди героев моих книг пока нет десантники, многие персонажи могут считать себя либо их преемниками, либо даже предшественниками, ибо живут по принципу "Никто, кроме нас". Видела флешмоб, в котором предлагали опубликовать отрывки, с описанием подвигов героев. И решила, что сейчас самое время в нем поучаствовать.
Велимор ее, конечно, не подвел и место на вершине Щита Исполина выбрал не случайно. На узкой тропе, где он держал оборону, в ряд не могли встать больше двух человек. Слуги Кощея это понимали, поэтому, подобно Бешеному и Хвату, толкали менее расторопных и удачливых подельников на острие разящего копья, надеясь выгадать время и дотянуться до отступника.
Велимор пресекал их замыслы в зародыше. Успевая одновременно отражать и наносить удары обеими руками, он рубил и колол, ловил лезвием меча бородатые метательные топоры и швырял их обратно, отбрасывал врагов окованной в латную перчатку могучей шуйцей так, что они катились по склону, увлекая за собой других. При этом он успевал следить за порождениями Нави, которые, предоставив людям возможность атаковать в лоб, лезли со всех сторон по отвесным скалам, пытаясь преодолеть пламя пылающих уже менее ярко костров.
Велимор не забывал и о них. Не имея возможности применить там силу ледяного копья, он каким-то невероятным образом ухитрялся охаживать пытающихся зайти со спины порождений Нави горящей головней, которую выдергивал из ближайшего костра, или просто отгонял кощунственной бранью.
Достаточно быстро опомнившись, он тщился беглецов поймать и вернуть, не позволяя им вырваться из гигантской воронки. Яромир удерживался в воздухе только упрямством и колоссальным напряжением воли, пытаясь, если не прорваться к Змейгороду, то хотя бы уйти от настигающего их смерча. Временами он еще изворачивался и огрызался огнем, пытаясь с его помощью противостоять силе Нави и магии смерти, не позволяя Кощею превратить загубленных лесных жителей в полчища умертвий.
Лану и Медведко на драконьей спине мотало из стороны в сторону, так что приходилось цепляться руками и ногами, обдирая ладони и ступни о жесткую чешую и помогая себе магией. Ветер свистел в ушах, не давая толком вздохнуть. В лицо, забивая ноздри и норовя попасть в глаза, летели земля, прошлогодние листья и прочий весенний мусор. Ледяные осколки язвили кожу.
Принять истинное обличье Лана сейчас не могла и не только потому, что силы лебяжьих крыльев для противостояния смерчу точно не хватило бы. Без ее помощи бедный Медведко давно бы уже просто разбился. Закрепить на спине ящера сетку им не хватило времени. А бросать спасителя на растерзание Хозяину Нави Правда не дозволяла.
— Врешь, не уйдешь! — ревом смерча завывал Кощей, вырывая с корнем столетние дубы и корабельные сосны. — Никто не смеет на мою невесту посягать!
У Ланы сердце в груди разрывалось, когда она наблюдала, какие жуткие раны ее мучитель наносит бедному лесу. Впрочем, получив дар русалки, Кощей превратит в разоренную тлетворную пустыню все ее угодья. Выпьет все соки, отравив и погубив жизнь, а потом, не сумев насытить жажду, отправится дальше. Старейшины говорят, Навь в своей алчности способна пожрать саму себя.
«Нам бы только до стен Змейгорода добраться!» — заклинал Яромир, пытаясь вырваться из плена смерча.
Сил у него, увы, не хватало, а пламя поднималось все слабее. Впрочем, одолеть хозяина Нави даже все ящеры Змейгорода не чаяли и потому просто возводили новые линии обороны. И когда Лане, да и не только ей, уже мнилось, что надежда на спасение, поманив своим ослепительным зеленым сиянием, насмеявшись, предала, болтавшийся по драконьей спине безвольным кулем еле живой Медведко вдруг воспрянул, а в руке у него блеснул нож.
— Передай Яромиру, чтобы спустился поближе к основанию воронки! — прогундосил он.
«А звезду с неба этот задохлик не хочет?» — поначалу скептически воспринял просьбу ящер.
Другое дело, что собственных идей, как вырваться из цепких объятий Хозяина Нави, он не имел и потому, уйдя для начала в широкий разворот, повиновался. Тем более что Кощей седоков на спине ящера вряд ли воспринимал всерьез и даже в Лане не видел для себя угрозы.
— Еще чуть ближе! — командовал Медведко, который хоть и размазывал кровавые сопли, заткнув дудочку за пояс, но приободрился, уже практически самостоятельно удерживаясь на драконьей спине, сжимая в руках нож из самородного стекла.
Так называемую, громовую стрелу — грозный след молнии, расплавившей мокрый речной песок. Смертные их собирали, считая даром небес и оберегом против злокозненной нечисти. Чем это нехитрое оружие могло в борьбе с хозяином Нави помочь, Медведко не объяснял, да и не имел для этого времени и сил. Однако в тот момент, когда Яромир приблизился к воронке, со всей силы бросил нож, метя в сердцевину смерча.
Дальнейшее не укладывалось ни в какие представления людей или ящеров. Едва только нож скрылся в ненасытном жерле, воронка начала скручиваться и опадать, затягивая внутрь все, до чего Кощей мог дотянуться.
Едва шнурок с перевернутым зеркалом занял место на шее, мир сразу преобразился, обретя сумрачные и фантасмагорические краски негатива. На золотисто-коричневом небосклоне пятном концентрированной тьмы выделялось недавно преодолевшее зенит солнце. Камни башни и окрестные горы, покрытые неряшливым белым пухом травы, приобрели загадочный фиолетовый цвет.
В фэнтезийной литературе место, куда он попал, называлось междумирьем. Дед Овтай упоминал его как некое преддверье, которым в исключительных случаях можно воспользоваться для быстрого перехода между тонкими мирами. По сути изба старого волхва, где Михаил не раз гостил, и располагалась на такой границе, а ее привычный, обыденный облик был результатом чар, наложенных дедом Овтаем.
Возможно, в другой ситуации Михаил бы полюбовался изменениями в окружающем пейзаже или попытался понять и осмыслить пространственные и временные характеристики этого во всех отношениях необычного места, если его так вообще стоило называть. Сейчас он только мысленно поблагодарил Лану, сошел с тропы, обошел башню, прислушиваясь к удивленным и явно озадаченным переговорам потерявших его из вида дозорных, разулся и начал подъем.
Михаил даже не пытался подсчитать, сколько времени у него заняло восхождение. Солнце миновало зенит и теперь потихоньку клонилось к закату, немилосердно поливая своими лучами его, к счастью, защищенную рубашкой и разгрузкой спину. Конечно, стена имела пусть и небольшой, но наклон, шершавая кладка позволяла за нее цепляться, а обостренное ощущением опасности внимание помогало сконцентрироваться, отыскивая едва заметные выбоины.
Однако продвигаться вдоль трещины, иногда находя опору, временами повиснув исключительно на пальцах рук, оказалось испытанием не хуже трехдневного противостояния с Бессмертным. То и дело приходилось выравнивать дыхание и уговаривать организм не паниковать, когда ноги соскальзывали, а камни, за которые пытался ухватиться, улетали вниз. А ведь еще предстояло выдержать встречу с противниками, поджидавшими внутри.
К тому времени, когда, десять раз облившись потом, ободрав ступни, ладони, колени и бока, Михаил добрался до бойницы, он чувствовал себя так, словно побывал в камнедробилке или где похуже. Однако на такую роскошь, как отдых, рассчитывать, конечно, не мог. Вряд ли ему позволят даже перевести дух. По сути, добравшись до входа в башню, он находился только в начале пути. Основные испытания поджидали внутри.
Что поделать, потаенные тоннели канализации змееносцев напоминали кротовую нору или даже лаз в преисподнюю, каковым по сути и являлись. Отличие заключалось лишь в том, что уклон шел не вниз, а наверх, ибо барсы двигались в направлении противоположном стоку вод. Впрочем, понятия верха и низа уже в христианской мифологии были относительными. Не случайно Данте и Вергилий начинали восхождение к райским вратам из самых мрачных глубин ада, из узкого горлышка гигантской воронки.
Небо! Какие мысли обнаружились в гудящей разбитым колоколом голове, куда даже реплики барсов доходили словно сквозь помехи и запозданием. Конечно, суровый Дант знал, куда и когда явиться. Но как же мало походила окружающая обстановка на жутковатые, но все равно прекрасные гравюры Ботичелли, после изучения которых вечером с отцом Туся и решила прочитать «Божественную комедию».
Трудно сказать, какие препятствия преодолел на своем пути великий Алигьери, но барсам ежеминутно приходилось буквально протискиваться сквозь игольное ушко. Корзун отбирал бойцов, которые могли выдюжить в рукопашной. Даже капитан Минамото и еще двое достаточно низкорослых бойцов восточноазиатской внешности, которых звали Гу Синь и Гуан Синь, в плечах лишь немногим уступали Арсеньеву и На-войне-как-на-войне.
Здесь же требовались навыки форточника из старинных воровских романов или гимнаста каучук. Их по ходу дела пришлось осваивать Тусе, ибо в некоторых местах проход преграждали заслонки, которые открывались лишь изнутри и, хотя имели отверстия, но такие, в которые мог протиснуться лишь пигмей, ребенок, или очень хрупкая женщина.
Туся хрупкой никогда себя не считала. Все-таки ростом она была даже на полголовы выше капитана Такеши и во многом из-за этого отказалась от профессиональной карьеры балерины. Но два или три размера, на которые она похудела за время работы в госпитале на урезанном пайке, а также многочасовые упражнения на растяжку, не забытые за годы обучения в лицее и университете, пришлись ей сейчас очень кстати. Она нигде не застряла. Только к синякам прибавилось несколько ссадин, оборванный рукав куртки и подвывихнутый плечевой сустав. Интересно, как бы отреагировали наставники-хореографы, узнав, при каких обстоятельствах ей пригодились навыки гибкости и пластики?
