Августа Миклашевская воспоминания о С. Есенине

Августа Леонидовна Миклашевская (11 (23) января 1891,  Ростов-на-Дону — 30 июня 1977, Москва) — русская и советская актриса  драматического театра. Заслуженная артистка РСФСР (1945). Возлюбленная  поэта Сергея Есенина, который посвятил ей семь стихотворений из цикла  «Любовь хулигана».

А. Л. МИКЛАШЕВСКАЯ ВСТРЕЧИ С ПОЭТОМ

Сложное  это было время, бурное, противоречивое… Во всех концах Москвы — в  клубах, в кафе, в театрах — выступали поэты, писатели, художники,  режиссеры самых разнообразных направлений. Устраивались бесчисленные  диспуты. Было в них много и надуманного и нездорового.

Сложная  была жизнь и у Сергея Есенина — и творческая и личная. Все навязанное,  наносное столкнулось с его настоящей сущностью, с настоящим восприятием  всего нового. И тоже и бурлило и кипело.

Познакомила  меня с Есениным актриса Московского Камерного театра Анна Борисовна  Никритина, жена известного в то время имажиниста Анатолия Мариенгофа. Мы  встретили поэта на улице Горького (тогда Тверской). Он шел быстро,  бледный, сосредоточенный… Сказал: «Иду мыть голову. Вызывают в Кремль». У  него были красивые волосы — пышные, золотые… На меня он почти не  взглянул.

Это было в конце лета 1923 года, вскоре после его возвращения из поездки за границу с Дункан.

С  Никритиной мы работали в Московском Камерном театре. Нас еще больше  объединило то, что мы обе не поехали с театром за границу: она потому,  что Таиров не согласился взять визу и на Мариенгофа, я из-за сына.

С  Никритиной мы были дружны и связаны новой работой. У них-то  по-настоящему я и встретилась с Есениным. Он жил в этой же квартире.

В  один из вечеров Есенин повез меня в мастерскую Коненкова. Обратно шли  пешком. Долго бродили по Москве. Он был счастлив, что вернулся домой, в  Россию. Радовался всему, как ребенок. Трогал руками дома, деревья…  Уверял, что все, даже небо и луна, другие, чем там, У них. Рассказывал,  как ему трудно было за границей.

И вот, наконец, он все-таки удрал! Он — в Москве.

Целый  месяц мы встречались ежедневно. Очень много бродили по Москве, ездили  за город и там подолгу гуляли. Была ранняя золотая осень. Под ногами  шуршали желтые листья…

— Я с вами, как гимназист… — тихо, с удивлением говорил мне Есенин и улыбался.

Часто  встречались в кафе поэтов «Стойло Пегаса» на Тверской, сидели вдвоем,  тихо разговаривали. Есенин трезвый был очень застенчив. На людях он  почти никогда не ел. Прятал руки, они казались ему некрасивыми.

Много говорилось о его грубости с женщинами. Но я ни разу не почувствовала и намека на грубость.

Все непонятнее казалась мне дружба Сергея Есенина с Анатолием Мариенгофом. Такие они были разные.

—  Анатолий все сделал, чтобы поссорить меня с Райх (жена Есенина). Уводил  меня из дому, постоянно твердил, что поэт не должен быть женат: «Ты еще  ватные наушники надень». Развел меня с Райх, а сам женился и оставил  меня одного… — жаловался Сергей.

Очень  не нравились мне и многие другие «друзья», окружавшие его. Они  постоянно твердили ему, что его стихи, его лирика никому не нужны.  Прекрасная поэма «Анна Снегина» вызывала у них иронические замечания:  «Еще понюшку туда — и совсем Пушкин!» Они знали, что Есенину больно  думать, что его стихи не нужны. И «друзья» наперебой старались усилить  эту боль.

«Друзей» устраивали легендарные скандалы Есенина. Эти скандалы привлекали любопытных в кафе и увеличивали доходы.

Трезвый Есенин им был не нужен. Когда он пил, вокруг него все пили и ели на его деньги.

Как-то сидели в отдельном кабинете ресторана «Медведь» Мариенгоф, Никритина, Есенин и я.

Он был какой-то притихший, задумчивый…

— Я буду писать вам стихи.

Мариенгоф смеялся:

— Такие же, как Дункан?

— Нет, ей я буду писать нежные…

Первые стихи, посвященные мне, были напечатаны в «Красной ниве»:

Заметался пожар голубой,

Позабылись родимые дали.

В первый раз я запел про любовь,

В первый раз отрекаюсь скандалить.

Есенин позвонил мне и с журналом ждал меня в кафе.

Я опоздала на час, задержалась на работе. Когда я пришла, он впервые при мне был нетрезв. И впервые при мне был скандал.

Есенин  торжественно подал мне журнал. Мы сели. За соседним столом что-то  громко сказали по поводу нас. Поэт вскочил. Человек в кожаной куртке  схватился за наган. К удовольствию окружающих, начался скандал…

Казалось,  с каждым выкриком Есенин все больше пьянел. Вдруг появилась сестра его  Катя. Мы обе взяли его за руки. Он посмотрел нам в глаза и улыбнулся. Мы  увезли его и уложили в постель. Я была очень расстроена. Да что там!  Есенин спал, а я сидела над ним и плакала. Мариенгоф «утешал» меня:

— Эх вы, гимназистка! Вообразили, что сможете его переделать! Это ему не нужно!

Я  понимала, что переделывать его не нужно! Просто надо помочь ему быть  самим собой. Я не могла этого сделать. Слишком много времени приходилось  тратить, чтобы заработать на жизнь моего семейства

О моих затруднениях Есенин ничего не знал. Я зарабатывала концертами.

продолжение следует