Зарисовка по мотивам пишущегося текста
Автор: Пашка В.Короче, пишу я, пишу... а написанного не видать.
Замахнулся я на роман, и решил для себя - не выкладывать, пока не допишу.
Ну, то есть, сперва была игра, которую я вел, и так вышло, что сюжет игры почти аккуратно укладывается в роман. Немного подпилить, уточнить описания, выкинуть циферки - и пожалста!
Городское фэнтези, немножко детектив, немножко бегалка... и даже чуть-чуть стрелялка!
К тому же игра продолжилась, а впереди светит вторая часть. А за ней и тетья (на данный момент сыграно три части, каждая вполне может быть развернута в роман). То есть, совсем непривычный для меня формат - сериал...
Ну, взялся я писать. Пишу-пишу...
А похвастать-то так и нечем! Показать нечего. Ведь не дописано же еще...
И тут почти нечаяно появилось.
Собственно, это зарисовка о происходящем между третьей и четвертой частями игры. Герои отправились поучиться тому, чем они занимались все три части (по принципу - вот теперь можно и почитать инструкцию). И там, в школе колдунства и вот этого всего было несколько зарисовок на тему.
Они почти не привязаны сюжетно, а значит, выкладывая их я не нарушаю свой принцип "не выкладывать, пока не написано".
Вот, например:
Волна пришла к Айболиту поздно вечером.
— Извините, — сказала она, — у меня тут пострадавший… то есть, не тут, а там.
Айболит лежал в шезлонге и смотрел закат. Курил.
— Пострадавший? — переспросил Айболит и встал. — Где? От чего пострадал?
Волна повела его к калитке. Там, прямо на земле, лежал какой то мужчина. Судя по виду, его долго били и топили.
Айболит покачал головой.
— Он первый начал, — тихонько, совсем по-детски, сказала Волна. — Он пытался меня украсть.
Айболит присел рядом с мужчиной, положил руки ему на лоб.
— Ага, — сказал он. — Обошлось без сотрясения…
— Я просто гуляла, — продолжила Волна. — Природа, погода…
— И что, он приставать начал? — уточнил Айболит и положил ладони на грудь мужчины. Рубаха у того все равно была разодрана, по телу множество неглубоких ран.
— Он верхом сел, — сказала Волна. — А я задумалась… и рефлекторно… понимаете?
Раны под руками Айболита затягивались.
Айболит нахмурился, поднял взгляд на Волну. Посмотрел ей в глаза.
Глубокая зелень и вертикальный, змеиный, зрачок. Вспомнил.
Криво ухмыльнулся.
— Мужик, — сказал он, обращаясь к телу перед собой, — ты очень дёшево отделался!
Мужик вдруг закашлялся. Айболит тут же ловко и сильно надавил ему на грудь. Изо рта мужчины полилась вода. На подбородке прилипла озёрная тина.
Мужик открыл глаза.
— Ох... — сказал он.
Айболит кивнул.
— С днём рожденья, — сказал он и ещё раз надавил на грудь.
Внутри мужика снова булькнуло, и изо рта снова потекла вода.
— Вы кто? — прохрипел мужик.
— Я так, — ответил Айболит, — мимо проходил. А вот зачем ты на не свою лошадку садился, дурик?
Мужик качнул головой.
— Я… какую лошадку? Я…
— Ладно, — сказал Айболит. — Не важно.
Потом обернулся к Волне.
— А что с ним теперь делать-то? — спросил он. — На базу его нельзя…
— Я могу его обратно отнести, — предложила Волна.
— А ты можешь аккуратно? — уточнил Айболит. — Нехорошо получится, если его потом будут баграми по всему озеру искать.
Волна кивнула.
— Эй, я вам ничего ж не сделал, — сказал мужик. — Не надо меня…
Волна отклонилась назад так далеко, что кувыркнулась через спину. А с земли поднялась изящная кобыла. Длинные сухие ноги, изящно выгнутая шея, большие глаза… вот только зрачок в глазах был не то рыбий, не то змеиный.
— Садись, — сказал Айболит.
— Не надо… — мужик попытался попятиться, но от рук Айболита вдруг растеклась по телу слабость и онемение. — Не хочу…
— Да не ссы, — сказал Айболит. — Теперь не утопит.
— Так ведь… — пробормотал мужик. — Не бывает же так!
— Точно, — подтвердил Айболит. — Не бывает. Садись на нее верхом, она живо тебя довезёт.
И хихикнул.
Мужик сам не понял, как оказался верхом. То ли Айболит подсадил, то ли кобыла как-то подхватила.
— И это, — сказал снизу Айболит, — ты поменьше болтай. А то ведь можно и не сразу всплыть потом.
Кобыла заржала и с места сорвалась в галоп.
Мужчина потерял сознание.
Айболит посмотрел им вслед и вернулся в свой шезлонг.
— Вот так и рождаются нездоровые сенсации, — пробормотал он и вытер полотенцем с рук остатки тины.
— Извините, — сказала она, — у меня тут пострадавший… то есть, не тут, а там.
Айболит лежал в шезлонге и смотрел закат. Курил.
— Пострадавший? — переспросил Айболит и встал. — Где? От чего пострадал?
Волна повела его к калитке. Там, прямо на земле, лежал какой то мужчина. Судя по виду, его долго били и топили.
Айболит покачал головой.
— Он первый начал, — тихонько, совсем по-детски, сказала Волна. — Он пытался меня украсть.
Айболит присел рядом с мужчиной, положил руки ему на лоб.
— Ага, — сказал он. — Обошлось без сотрясения…
— Я просто гуляла, — продолжила Волна. — Природа, погода…
— И что, он приставать начал? — уточнил Айболит и положил ладони на грудь мужчины. Рубаха у того все равно была разодрана, по телу множество неглубоких ран.
— Он верхом сел, — сказала Волна. — А я задумалась… и рефлекторно… понимаете?
Раны под руками Айболита затягивались.
Айболит нахмурился, поднял взгляд на Волну. Посмотрел ей в глаза.
Глубокая зелень и вертикальный, змеиный, зрачок. Вспомнил.
Криво ухмыльнулся.
— Мужик, — сказал он, обращаясь к телу перед собой, — ты очень дёшево отделался!
Мужик вдруг закашлялся. Айболит тут же ловко и сильно надавил ему на грудь. Изо рта мужчины полилась вода. На подбородке прилипла озёрная тина.
Мужик открыл глаза.
— Ох... — сказал он.
Айболит кивнул.
— С днём рожденья, — сказал он и ещё раз надавил на грудь.
Внутри мужика снова булькнуло, и изо рта снова потекла вода.
— Вы кто? — прохрипел мужик.
— Я так, — ответил Айболит, — мимо проходил. А вот зачем ты на не свою лошадку садился, дурик?
Мужик качнул головой.
— Я… какую лошадку? Я…
— Ладно, — сказал Айболит. — Не важно.
Потом обернулся к Волне.
— А что с ним теперь делать-то? — спросил он. — На базу его нельзя…
— Я могу его обратно отнести, — предложила Волна.
— А ты можешь аккуратно? — уточнил Айболит. — Нехорошо получится, если его потом будут баграми по всему озеру искать.
Волна кивнула.
— Эй, я вам ничего ж не сделал, — сказал мужик. — Не надо меня…
Волна отклонилась назад так далеко, что кувыркнулась через спину. А с земли поднялась изящная кобыла. Длинные сухие ноги, изящно выгнутая шея, большие глаза… вот только зрачок в глазах был не то рыбий, не то змеиный.
— Садись, — сказал Айболит.
— Не надо… — мужик попытался попятиться, но от рук Айболита вдруг растеклась по телу слабость и онемение. — Не хочу…
— Да не ссы, — сказал Айболит. — Теперь не утопит.
— Так ведь… — пробормотал мужик. — Не бывает же так!
— Точно, — подтвердил Айболит. — Не бывает. Садись на нее верхом, она живо тебя довезёт.
И хихикнул.
Мужик сам не понял, как оказался верхом. То ли Айболит подсадил, то ли кобыла как-то подхватила.
— И это, — сказал снизу Айболит, — ты поменьше болтай. А то ведь можно и не сразу всплыть потом.
Кобыла заржала и с места сорвалась в галоп.
Мужчина потерял сознание.
Айболит посмотрел им вслед и вернулся в свой шезлонг.
— Вот так и рождаются нездоровые сенсации, — пробормотал он и вытер полотенцем с рук остатки тины.
— Ладно, — сказал Борода. — Начну с себя.
Он палкой выкопал из углей картофелину и оставил рядом на земле — немного остыть.
— Я уголовник, — сказал он. — Убийца и насильник. Немного шаман, оборотень-волк.
Он замолчал, ожидая реакции.
— А еще любитель трепаться и шокировать людей, — проворчала Рыба.
Борода расхохотался.
— Ясновидящую не обманешь, — сказал он. — Но я и правда сидел по этим статьям. Вот, как вышло…
Парень смотрел на тело и пытался понять, что это такое. Разум не хотел принимать случившегося, отвергал его.
Конечно, это было вовсе не тело. Манекен. Кукла.
Кукла, похожая на человека… Потерянная в лесу, пролежавшая там два дня… и теперь черви копошились в кукольном теле…
Парень поднял голову и посмотрел по сторонам. Удивился, тому, что солнце продолжает светить. Удивился, что в собственной душе нет ни горя, ни слез — только оглушенность. Отстраненное ощущение неправильности.
И запах — сквозь отвратительную вонь гниющего тела пробивался запах цветов. Совсем слабый, едва заметный. Но парень знал, что его нюх не ошибается — цветы были здесь. Не здешние, странные… неправильные.
Он вернулся в деревню, рассказал он находке. Люди сходили в лес, принесли тело Маринки. Вызвали полицию, позвали попа.
Парень сидел в своем доме и слушал.
Внутри себя он слышал тишину, вокруг — суету.
Все говорили, удивлялись, мол, как могла Маринка заблудиться в лесу, знакомом с детства. Как она умерла — ведь никаких ран не было, кроме тех, что оставили звери, добравшиеся до тела уже после смерти.
Слышал и то, что бормотали шепотом — мол, ведьма-ведьма-ведьма извела Маринку. Слишком, мол, красивая была Маринка, ведьма позавидовала… а может, сказала что-то не то… а может… а может…
Поздно вечером парень пришел к попу.
“Не вздумай! — сказал поп. — Грех это! Да и сам сгинешь! Оставь полиции, это ее дело.”
“Но ведь полиция не спросит с ведьмы, — ответил парень. — Следов нет, свидетелей нет.”
И поп вздохнул. Сказал об испытаниях, что посылает Господь.
Парень промолчал.
Ведьма жила на окраине. Была она теткой лет тридцати, красивой и горластой. И от нее нестерпимо пахло теми цветами.
Ведьма только посмотрела на парня и стала смеяться. Ведьма взмахнула руками, и парень повиновался ее жесту — вошел вслед за нею в дом. Разделся.
Ведьма пила парня, как воду, трахала его и пила… но внутри что-то оставалось. Что-то внутри смотрело на все это со стороны и шептало: “жди… еще жди…”
Ведьма говорила, что положит парня в другое место, но потом, когда его найдут, то пусть похоронят рядом с Маринкой. Что парень сам уйдет потом в лес и ляжет там, где она скажет.
А потом ведьма на мгновение отвернулась — прическу поправила, и что-то внутри сказало: “Сейчас!”
И ведьма умерла.
Парень сломал ей шею.
И уснул там же — слишком много выпила из него ведьма.
Так их и нашли на другой день — голого парня и голую тетку со сломанной шеей.
— В тюрьме уже, — рассказывал Борода, — вызвали меня к начальнику, а там посторонний какой-то мужик. Поговорили с ним, он меня и забрал. Поучил немного тому-другому, научил через ножик кувыркаться. Сказал, мол, способности у меня большие, только надо уметь ими воспользоваться.
Он поднял картофелину, о которой забыл во время рассказа и стал чистить.
— И то, что Маринка мне чужая была, — сказал Борода, — тот мужик за хорошее посчитал. Мол, я не ради мести, не ради любви ведьму убил, а за справедливость. А я не люблю таких слов красивых, но, мать-его, по другому и не скажешь, вроде. Нехрен ведьме просто ради прихоти людей убивать. Так и привел меня сюда. Поучишься, мол, немного, и станешь оперативником. Работать станешь, чтоб всякие уроды-колдуны, что из-за чар своих поверили, что ничего им не будет…
Он остановился, понял, что разгорячился. Помолчал.
Закончил:
— Да что говорить… и так все понятно. Соль подайте, у кого она там…
Он палкой выкопал из углей картофелину и оставил рядом на земле — немного остыть.
— Я уголовник, — сказал он. — Убийца и насильник. Немного шаман, оборотень-волк.
Он замолчал, ожидая реакции.
— А еще любитель трепаться и шокировать людей, — проворчала Рыба.
Борода расхохотался.
— Ясновидящую не обманешь, — сказал он. — Но я и правда сидел по этим статьям. Вот, как вышло…
Парень смотрел на тело и пытался понять, что это такое. Разум не хотел принимать случившегося, отвергал его.
Конечно, это было вовсе не тело. Манекен. Кукла.
Кукла, похожая на человека… Потерянная в лесу, пролежавшая там два дня… и теперь черви копошились в кукольном теле…
Парень поднял голову и посмотрел по сторонам. Удивился, тому, что солнце продолжает светить. Удивился, что в собственной душе нет ни горя, ни слез — только оглушенность. Отстраненное ощущение неправильности.
И запах — сквозь отвратительную вонь гниющего тела пробивался запах цветов. Совсем слабый, едва заметный. Но парень знал, что его нюх не ошибается — цветы были здесь. Не здешние, странные… неправильные.
Он вернулся в деревню, рассказал он находке. Люди сходили в лес, принесли тело Маринки. Вызвали полицию, позвали попа.
Парень сидел в своем доме и слушал.
Внутри себя он слышал тишину, вокруг — суету.
Все говорили, удивлялись, мол, как могла Маринка заблудиться в лесу, знакомом с детства. Как она умерла — ведь никаких ран не было, кроме тех, что оставили звери, добравшиеся до тела уже после смерти.
Слышал и то, что бормотали шепотом — мол, ведьма-ведьма-ведьма извела Маринку. Слишком, мол, красивая была Маринка, ведьма позавидовала… а может, сказала что-то не то… а может… а может…
Поздно вечером парень пришел к попу.
“Не вздумай! — сказал поп. — Грех это! Да и сам сгинешь! Оставь полиции, это ее дело.”
“Но ведь полиция не спросит с ведьмы, — ответил парень. — Следов нет, свидетелей нет.”
И поп вздохнул. Сказал об испытаниях, что посылает Господь.
Парень промолчал.
Ведьма жила на окраине. Была она теткой лет тридцати, красивой и горластой. И от нее нестерпимо пахло теми цветами.
Ведьма только посмотрела на парня и стала смеяться. Ведьма взмахнула руками, и парень повиновался ее жесту — вошел вслед за нею в дом. Разделся.
Ведьма пила парня, как воду, трахала его и пила… но внутри что-то оставалось. Что-то внутри смотрело на все это со стороны и шептало: “жди… еще жди…”
Ведьма говорила, что положит парня в другое место, но потом, когда его найдут, то пусть похоронят рядом с Маринкой. Что парень сам уйдет потом в лес и ляжет там, где она скажет.
А потом ведьма на мгновение отвернулась — прическу поправила, и что-то внутри сказало: “Сейчас!”
И ведьма умерла.
Парень сломал ей шею.
И уснул там же — слишком много выпила из него ведьма.
Так их и нашли на другой день — голого парня и голую тетку со сломанной шеей.
— В тюрьме уже, — рассказывал Борода, — вызвали меня к начальнику, а там посторонний какой-то мужик. Поговорили с ним, он меня и забрал. Поучил немного тому-другому, научил через ножик кувыркаться. Сказал, мол, способности у меня большие, только надо уметь ими воспользоваться.
Он поднял картофелину, о которой забыл во время рассказа и стал чистить.
— И то, что Маринка мне чужая была, — сказал Борода, — тот мужик за хорошее посчитал. Мол, я не ради мести, не ради любви ведьму убил, а за справедливость. А я не люблю таких слов красивых, но, мать-его, по другому и не скажешь, вроде. Нехрен ведьме просто ради прихоти людей убивать. Так и привел меня сюда. Поучишься, мол, немного, и станешь оперативником. Работать станешь, чтоб всякие уроды-колдуны, что из-за чар своих поверили, что ничего им не будет…
Он остановился, понял, что разгорячился. Помолчал.
Закончил:
— Да что говорить… и так все понятно. Соль подайте, у кого она там…