Важнейший шаг на пути к отказу от фундаментального представления, что женщина глупее человека.

Позавчера подруга отказалась щекотать мне очко. Как результат, я задумался о роли женщины в бытии и становлении. И, в итоге, загрузился вот каким вопросом, — Есть ли в корпусе философских представлений хотя-бы одна-единственная ценная мысль, сформированная женщиной? Не поймите неверно, я вовсе не отрицаю значимость дамского вклада в эволюцию человеческих представлений. Однако, почти всегда, ценность вклада состоит не в высказывании, но в определяющих воздействиях. Например, Ксантипа мудохает Сократа, и этим приводит его к густейшему философствованию. Ханна Арендт пидорасит Эйхмана из тени Хайдеггера, попутно снимая с любовника и учителя обвинения в жидоедстве. Луиза Саломе принципиально не даёт Ницше — как следствие, великий ум бесповоротно идёт на говно, сама же Луиза пишет «Эротику», где гнуснейшим образом пытается перетащить эрос в сферу духа, а манду спрятать в шкаф, и не вынимать до конца времён. Кажется, такова роль женщины, и на этом она исчерпывается. Предостерегаю хуйлуш от того, чтобы вспоминать Анн Ренд, Джудит Батлер, а также воспроизводительниц бездуховной макулатуры, всплывших на критике фаллического субъекта. Удивительно, но факт — в западных университетах изучают их писули на серьёзных щах, хотя всё содержание сводится к единственному тезису: «Хуище Угрожает». Развивая этот сомнительный тезис десятой свежести, претерпевающему женскому субъекту следует отрастить ещё более угрожающий ещё более хуище, чтобы несоразмерно угрожать угрожающему хуищу в ответ, или без всякий затей иссечь угрожающий хуище, приделав фаллическому субъекту манду. Справедливости ради, дамы не выпекли вкусняшку самостоятельно. Они целый век переопылялись с куколд-континентальными позитивистами и социалистами, а там, научно выражаясь, пидорас на пидорасе сидит и пидорасом погоняет. Думаете, вам удастся приятно провести время? А вот хер вам собачий. Придётся совершать усилие, и даже насилие над собой, дабы вникнуть в неструктурированный текст. Хорошая же новость в том, что познание отделено от пропидорашивания, и нередко ставится на первое место. Изучая вопрос женского вклада, я сумел отыскать высказывание безусловной ценности. Его сделала Сьюзен Сонтаг, издав в 1966 году книгу «Против Интерпретации». Главный её тезис в том, что искусство, декларируемое как интеллектуальное, увязло в грязи второго, третьего, пятого и десятого смысла, и потому перестало существовать. Материал про пердёж из «Кентерберийских Рассказов» или из «Benefit of Farting Explained» Джонатана Свифта не нуждается в интерпретации, читатель занят лишь переживанием комедии. Однако, время идёт. Уже целый век, а может быть, и того дольше, в литературе безраздельно царствует Дьявол. Рогатый пидармот навязывает читателю репрессию в отношении текста, предлагает создать в голове текст о тексте, переподчиняющий текст иному тексту, пёс бы знал, какому и зачем, но всегда — за пределами изначального текста. Более того, для критика эта сатанинская процедура становится единственным образом действия. Старую деву, спрашивающую у несчастных подростков «что хотел сказать автор» следовало бы поколотить, а после изгнать из города. И даже здесь пиздец не достигает высшей точки. Самый гнойный водевиль начинается тогда, когда вместо узнавания символов и образов совершается их интерпретация — ведь для узнавания необходим культурный кругозор, а для интерпретации достаточно одной лишь нужды в этом скотском занятии. Итого, художественный текст для хуйлуши состоит из материала для проекции. Художественный текст для скептика состоит из материала для интерпретации. А художественный текст для читателя, который находится вне оппозиции хуйлуша/скептик, или текст для текста, как вещь в себе — это уже ебать какие туманные темы, которые невозможно даже осмыслить. Итого, Сьюзен Сонтаг нащупала, описала, и вскрыла жирнейший червиво-сумеречный пласт современной культуры. Вполне возможно, что ответ на вопрос «почему кругом одно говно» дан аж пятьдесят лет назад.