Сексом дружбу не испортишь

А вражду?

Давайте покажем немного секса.

Предлагаю поделиться отрывками нестандартных любовных или эротических сцен.

От меня (не)приличный фрагмент ещё не опубликованного продолжения серии "Песни клинков", выкладка которого стартует уже этой осенью.

Руби сопроводили прямо к нему в покои. Готтфрид готовился ко сну. Поверх льняной рубахи и тонких портков он накинул волчью шкуру и расположился в кресле у растопленного камина.

Только ушёл хускарл, и Готтфрид повернулся к своей гостье. Как и ранее, в тронном зале, стал рассматривать её с нескрываемым вожделением.

Когда Руби познакомилась с Готтфридом в Гандвике, он выглядел заметно моложе, носил бороду. И волосы на голове, и она были густыми, каштановыми. Глаза и зубы говорили о здоровье, сверкали на свету. Теперь же всё в Готтфриде наталкивало на мысли о его лишениях и истощении. Шрамы, потерянные зубы, землистая кожа и блёклые старческие глаза.

Тогда, в Гандвике, Готтфрид хоть и вызывал у Руби коробящие мурашки своей надменностью и самодурством, но как мужчина казался ей вполне статным. В посёлке у Чёрного озера Руби объяла сама смерть, а Готтфрид погрузился в объятия безумия, впервые коснулся тьмы, заключённой в таинственном оружии из орихалька. Сейчас оставалось лишь гадать, что больше изменило брата Нормуда, изгнание или помешательство.

Он продолжал молча изучать её, а она не сводила глаз с него. Готтфрид откинул шкуру на спинку кресла и снял свою рубаху. Жилистый торс, на котором отчётливо просматривалась каждая мышца, покрыли оспины и шрамы от режущего оружия. Руби почувствовала, как дёрнулись её пальцы рук, будто загорелись бессознательным желанием коснуться рубцов и чумных отметин.

— Сними платье, — в голосе Готтфрида отдались ноты стали, и тьма запела, накрывая комнату куполом.

Легендарный клинок короля зимы вторил своему хозяину. Вибрация прокатилась по коже Руби, приподнимая каждый невидимый волосок на её бледной коже. Дрожащие руки подчинялись жужжащему отголоску команды Готтфрида, неловко развязывая шнуровку ворота и рукавов, распахивая тёплое второе и лёгкое нательное платья. Три слоя её одеяния упали в ноги, и Руби осталась стоять в одних лишь шерстяных чулках. Она чувствовала, как стянуло прохладой рубец на её шее, как затвердели её соски. В комнате было недостаточно натоплено, чтобы находиться в ней в обнажении.

Готтфрид встал с кресла и сделал несколько шагов навстречу ей, возвысившись над хрупкой Руби. Она опустила взгляд, увидев, как его естество неприлично выдаётся в портках, говоря о его возбуждении. Готтфрид поднял пальцами подбородок Руби, нырнув взглядом в её глаза. Две пропасти космоса, заволоченных чёрными облаками, беззвёздные дали, таящие за безразличием плотскую страсть, обрушились в её душу. Руби вздрогнула, со стоном вздохнула, Готтфрид подхватил её на руки, взяв за бедра. Платья остались на полу, на тверди, а она унеслась куда-то прочь.

Хмельной туман. Жар мужской плоти у её лона и холодные губы на её шее. Пугающий оскал и напор похотливого желания, Руби застонала, когда Готтфрид вошёл в неё. Дрожь прокатилась по телу. Отвращение от зловещего человека велением каких-то дурных чар быстро проходило, и она чувствовала, что защищена волшебными силами. Жужжащая магия отключала в ней отголоски разума, и первобытные инстинкты открывали тело Руби и её спящие желания навстречу порыву Готтфрида. Златовласка пришла в себя, только когда акт ретивой любви подошёл к концу, её тело приятно ныло от отголоска близости, а Готтфрид откинулся на подушку, переводя дыхание.

«Это случилось?.. — мутное ощущение от произошедшего ещё боролось с полной осознанностью. — И я испытала удовольствие от этого?..»

Мрачное нечто, вторгшееся в разум, украло всё неприятное, что могло сопроводить эту близость. Оскал чёрных зубов Готтфрида, безумие его глаз и приторно-сладкий запах его дыхания и тела больше не казались Руби отвратительными. Но она всё же вздрогнула, задумавшись над тем, как это могло выглядеть со стороны, инстинктивно приподнялась.

— Останься, — гипнотически мягко сказал Готтфрид.

Руби развернулась к нему спиной, устремив взгляд на тлеющие поленья в камине.

«Холодно».

Он обнял её.

— Что теперь? Сделаешь меня своей рабыней для утех?

Готтфрид коснулся рукой её шрама:

— Нелюди в Гандвике сотворили с тобой это, я прав?

— Нечисть, притворившаяся людьми, — ком встал в горле. Руби не знала, от воспоминаний о Гандвике это или от крепнущего осознания того, что всё-таки случилось между ней и Готтфридом.

— Герой, что покорит ожившую тьму, развоплотит нечисть, прикинувшуюся людьми… — он шептал это ей, продолжая перебирать пальцами по рубцу на её шеи. И жуткий шрам перестал на это время казаться ей памятью об увечье. — Я уже борол этих тварей. И смогу снова, если потребуется. Но сначала нужно объединить север.

«Обещанный герой не Волэн, а Готтфрид? — несмотря ни на что, эта мысль не показалась Руби рациональной. — Не может этого быть».

— Ты не ответил.

— Я чувствую, что ты сама хочешь быть моей рабыней.

«Наглец!»

— Нет.

— Я чувствую, что ты хочешь, чтобы утехи со мной наполнили твою жизнь.

«Как он смеет?»

— Нет.

— Я чувствую, как ты жаждешь тьмы, покорившейся мне.

«Жестокие боги севера, смилуйтесь!»

— Никогда!

— Так прими её ещё раз.

Готтфрид вошёл в неё снова, и тьма, о которой он шептал, вошла в неё вместе с ним. Соблазнительное зло, дурманящее обещанием, и дразнящее предвкушение неземного удовольствия украли разум Руби.