Мимими? Возможно...

Мои герои не любят "сюсю" и "телячьи нежности". Но. Совсем не против милоты, которая бывает и такой... По мне - вполне себе мимими. 

"Жених и невеста. Отвергнутый дар"

Юля до последнего подозревала, что Рифа сейчас просто выставят за порог. Пусть попробуют, она тогда им всем покажет. После того, как родители внезапно все узнали про их с Рифом отношения, Юлька уже ничего не боялась. Она не ребенок, а женщина. У нее есть муж. Ей пятнадцать, а ему шестнадцать? Да. И что это меняет? Так получилось, и они никому не дадут вмешаться. Так она и сказала сейчас маме, когда та сгоряча наговорила лишнего. После ответа Юли она поднялась и молча вышла из комнаты, дескать, что с ней говорить, с больным ребенком. Девушка не спускала глаз с проема открытой двери — если через минуту там не появится Риф, она позовет. Все же дикая слабость и голова еле ворочается на подушке. Если Рифа выгнали — она встанет и пойдет к нему. Пусть силой останавливают. Хорошие родители, заботливые. А она есть потом откажется. Ой… Риф… Саша!

Короткий путь до комнаты Юли он проделал за несколько быстрых шагов, на пороге же нерешительно остановился. Вгляделся, стараясь увидеть девушку, лежащую под легким одеялом на разложенном диване. Юлька почти не болела, такой он видел ее всего один или два раза за все время. Теперь же… Давно привычное окружение вдруг стало странно незнакомым, чуть ли не чужим — ведь Юлины родители теперь все знают. Он остановился на пороге комнаты… Кого? Одноклассницы? Подруги? Любимой. Невесты. Жены. Скрываться больше не нужно. Риф чувствовал взгляды — Родиона, Нины Николаевны. Да, мама на кухне, гремит посудой, вымещая на ней обиду и гнев. И все равно — ее взгляд ощущается даже сквозь стену. Юля… Я тут. Где ты?

Она приподнялась и помахала рукой, шепнула.

— Сашка… Чего застыл? Иди сюда. И дверь закрой.

Риф очнулся и осторожно закрыл дверь, словно она была из тонкого стекла. За ней отец и мать, которые все знают. Он никак не мог отделаться от этой назойливой мысли. Но хватит.

— Юлечка…

Обычно он старался избегать «телячьих нежностей» — она не очень любила все эти «сюсю», даже в самые сокровенные и ласковые моменты. Но сейчас… Пусть. Девушка улыбнулась сухими губами и взяла его за руку, усадила рядом с собой. Риф почувствовал, как горячи ее пальцы.

— Сашенька…

Она прижала его ладонь к щеке и поцеловала, притянула ближе….                                                                                                                                                         

Риф с трудом заставил себя оторваться от ее губ. Вспотевшие спутанные волосы на лбу, поблескивающие из-под них глаза, бледное лицо на подушке.

— Юль, тебе надо отдохнуть, поспать. Как ты? Болит что-нибудь? — он положил ладонь на ее лоб, — горишь вся.

— Укол болит, вот. Коновалы. Посмотри, там синяка нет?

Прежде чем Риф что-то успел сказать, она перевернулась на живот, отбросила одеяло и очень жалобным голоском попросила, для убедительности слегка пошевелив «уколом» под пижамными штанишками.

— Ну Са-аш… А вдруг там уже большущий синяк и надо компресс?

— И мама такая заходит — а мы тут плюшками Юлькиными балуемся!

Юля прыснула, ее плечи затряслись от смеха.

— Не, в медицинский готовимся, в доктора играем. Ну посмотри больную, доктор Риф. У меня Это!

Он оглянулся, убедился, что до конца закрыл дверь, усмехнулся и протянул руку. Протянул вторую. Ладони легли на проверяемое место, Юля замерла.

— Ну держись, смотрю.

Он наклонился, послышался порывистый вздох, шепот, Юлька сначала отстранилась — и тут же выгнулась навстречу.

— Ай… А-ах, Сашка, дурак, ты что… Ну Са-аш. Перестань. Нет. Еще немного… Мне опять жарко, укол нужен.

— Уколоть?

— Если бы. Надень все обратно, аж обидно. Уфф…

Риф вернул пижаму на законное место, укрыл Юльку одеялом, она блаженно растянулась под ним. Перевела дух и лукаво посмотрела на него. Он улыбнулся и подоткнул одеяло с боков.

— Спать?

Она мотнула головой.

— Потом посплю. Саш, ты останешься со мной? Я маме сказала.

— Она после этого вышла с таким лицом?

Юлька хихикнула и повернулась на бок, подложила ладонь под щеку, не сводя с юноши глаз.

— Я много чего ей сказала, милый.

Риф покачал головой.

— Нашла время…

— Знаешь, все стало проще, раз папа ей сказал. И когда она начала спрашивать разное….                                                                                                            

Юлька замолчала и слегка покраснела. Риф не торопил. Он понимал, что мать — всегда мать, и деликатные вопросы неизбежны. Но чтобы сейчас… Зачем? Нельзя подождать день-другой? Куда теперь-то спешить? Он взял с тумбочки стакан с долькой лимона и налил «Боржоми» из стоящей тут же открытой бутылки.

— Губы все потрескались, пей. До конца.

Юлька благодарно кивнула и жадно выпила все, по подбородку стекла тонкая струйка. Она стерла ее и протянула стакан.

— Еще.

— Умничка.

Напившись, она приободрилась и села повыше, опершись спиной о подушку. Глаза заблестели веселее, даже фигурки розовых зайцев на пижаме словно стали ярче.

— Представляешь, она стала спрашивать, что, да как, да когда вообще все случилось у нас. Извиняется, что не вовремя, я, мол, болею и она все понимает — и дальше спрашивает.

— Юль, перестань. Она твоя мама. Ты бы на ее месте тоже волновалась.

— Да, но все равно. Ну а я хочу только, чтобы ушла и тебе дали войти. И ответила…

— Мне уже не по себе. Что сказала?

Глаза Юли блеснули, она постаралась сесть еще прямее.

— Все сказала. Мы вместе уже год. Мне хорошо и я с тобой счастлива. Ты меня очень бережешь, могу тетрадь с записями циклов показать, принимаю таблетки. Хорошие, импортные. Мы даже перерывы делаем, все по книжке. Даже диск показала.

Брови Рифа поползли вверх, лицо озадаченно вытянулось.

— Боже ж мой… Юлька, таблетки, боюсь, были перебором. Тебя же врач не смотрел ни разу, сами все делаем.

— Угу. Мама еще крепилась, но как до таблеток дошло… Ух и ах, да как можно, ты еще ребенок, я его… — Юлька усмехнулась, — погубил девочку, ирод. Даже забрать хотела сгоряча, словно этот диск единственный, ха-ха.

— Забрала?

— Щас, догнала и еще раз забрала, — Юлька улыбнулась, — я сказала, что нельзя прекращать принимать — сразу забеременею. Саш, она сидела, как девочка несмышленая, а я себя чувствовала взрослой и такой умной. Странно, да?

— М-да… Что-то мне страшновато отсюда выходить, лучше у тебя тут под кроватью спрячусь, — Рифу действительно стало очень неуютно.

                                                               

Таблетки он год назад выбрал, внимательно проштудировав фармацевтический справочник и пару каталогов. Простота, эффективнось и безвредность — вот, что требовалось. Юльке всего четырнадцать. Можно было, конечно, пользоваться «резиновым изделием номер такой-то», но… Стечение обстоятельств — аллергия. После нескольких довольно неприятных моментов они решили подобрать таблетки. Получилось. С этим помог некий врач «скорой», хороший знакомый семьи, несколько раз он приезжал снимать матери Рифа давление, научил делать уколы. Риф рискнул — и обратился к нему. С тех пор проблем не было. Они вели дневник циклов, все под контролем, запас таблеток заботливо пополнялся. Если был перебой со снабжением — они просто делали перерыв. Но как объяснить все это разгневанной маме Юльки? С отцом было проще, как ни странно. Возможно потому, что он просто стеснялся спрашивать о подробностях. Подобных трудностей мама Юли явно не испытывала.                                                                                                                                                                     Она взяла бутылку и сделала несколько глотков «Боржоми».

— Короче, страх и ужас, жизнь разрушена, как я могла, ты развратник несчастный. Пить будешь? На.

— Пожалуй, пора выпить, и у меня пересохло.

— Оставь немножко. Ну вот, когда все стало совсем плохо, я решила, что хватит. Достала! Рыдает надо мной, словно я Катерина дурная какая-нибудь или Лариска-Бесприданница, а ты — козел Паратов, обесчестил и опозорил, щас Карандышев с пистолем придет.**

** Юлька достаточно своеобразно относилась к героиням пьес Островского — без малейшего сочувствия.

Риф поперхнулся «Боржоми» и обрызгал зажмурившуюся Юльку, они рассмеялись. Она вытерла лицо краем одеяла и продолжила рассказ.

— Я сказала, что надо мной не нужно причитать, и жалеть — тоже не нужно. Я сама этого захотела и счастлива с тобой. Ты сделал мне предложение и когда придет время — мы поженимся. Хочет она этого или нет. А, я и про Андрюшу рассказала, видел бы ты ее лицо…

— Ничего себе… А это зачем?

Юлька торжествующе задрала нос.

— Затем! Он меня фоткал своим ёб… ой, короче, фотоаппаратом, и почти до истерики довел сегодня. Твой любимый Андрюшенька, мамочка. — Юля очень натурально всхлипнула, глаза ее при этом смеялись, — и если я еще раз это имя услышу… А, возьми мою фотку со стола, эту, что он сделал. Хочу порезать или сжечь. Хорошо? И не смотри так, я не суеверная. Ты тоже. Сделаешь?

Риф взял фотографию и посмотрел на нее, усмехнулся и показал Юльке.

— Дурачок. Ему бы на лицо твое посмотреть тут… Ладно, сожгу дома.

— И все мамины расчеты, — она деланно вздохнула.

— Манипуляторша! Ужас, — Риф улыбнулся и провел пальцем по ее щеке, — а мама так надеялась...

— Все, надежды ухнули во тьму, — Юля посерьезнела, — Саш, так было нужно. Все это. Именно сейчас. Раз случилось со мной такое — надо было использовать.

Он кивнул.

— Конечно, ты права. Все сказано, теперь пусть переваривается. А тебе — отдыхать и выздоравливать.

— Я сказала, что ты останешься, — Юлька подалась к нему и прижалась лбом к плечу, — останься, а? До утра. На полу ляжешь, раз уж нельзя вместе. А? Ну Са-аш… Чего молчишь? Хочешь, я сама твою маму попрошу? Она разрешит. Не хочу одна.

Он вздохнул и погладил ее по голове, обнял за плечи. Вроде, жар спадает.

— Не надо, Юль. Твоим сейчас нелегко, особенно маме. Не третируй их и не перегибай палку. Я еще посижу часик и пойду. А ты спи потом.

— Ну-уу… Так и знала. Вредина.

— Принести тебе что-нибудь? Сбегаю и вернусь до темноты. Хочешь? Книжку, кассеты.

— Не хочу. Время на это тратить… Просто посиди рядом.

Он подошел к окну и задернул занавеску, Юля благодарно прикрыла уставшие глаза.

— Садись, ближе. Нет, возьми вторую подушку.

— Проще уже лечь рядом.

Тихий смех в полумраке комнаты.

— Мы не третируем и не перегибаем. Садись, на подушку обопрись, а я лежу смирно рядышком, дай руку.

— Юля…

— Я одеялом накрою, вот, ничего не видно. Пусть сердце бьется, а ты будешь его держать. Хочу так… Не отпускай.

— Не отпущу.

— Сашка…

— А?

— Не гуляй пальцем, я так не усну, а уже хочется.

— Спать? Или хочется?

— Все равно нельзя. Спа-ать…

— Спи.

— Хр-рр….                                                                                                                                                                     

Он сидел рядом, слушал тихое дыхание подруги, ее сердце сильно и ровно билось под ладонью. Сначала быстро, часто, а потом медленней. Еще медленней. Она заснула. Риф посмотрел на мерно тикающие настольные часы. Как же хочется остаться… Всю ночь сидеть и охранять ее. Но нельзя, придется осторожно высвободить руку и встать, стараясь не потревожить. Если она проснется и попросит еще раз — Риф останется.

Почти восемь, за окнами сгущается вечерний сумрак, в комнате совсем темно. Тело затекло, все прошедшее время он просидел неподвижно. Доверчиво прижавшаяся к нему Юлька больше не пышет горячечным жаром, лоб девушки прохладный. Риф чувствовал, как она начинает пропотевать, неизбежная реакция. Где-то посреди ночи она проснется от того, что насквозь мокрая. Умоется, переоденется, перестелет — и снова заснет. Может быть, попробует позвонить на минутку. Может быть? Риф понял, что не заснет, не сможет — будет ждать. Еще один взгляд на часы — пора. Все это время никто из родителей не попытался войти. Простите нас. Преподнесли детки сюрприз. Так получилось. Мы — справимся. Он медленно убрал ладонь с груди девушки, она пошевелилась. Риф замер. Юль, спи. Не нужно сейчас просыпаться. Ты потом позвони, ладно? Я буду ждать. Он выпрямился, стараясь не смотреть на смутно виднеющееся лицо — вдруг почувствует взгляд? Встал, потянулся, разгоняя кровь в затекших руках и ногах. Заметил, что бутылка на тумбочке пуста. Нужно поставить новую на ночь, и свежий лимон положить в стакан. Риф окинул взглядом утопающую в тенях комнату. Слишком темно. Включить ей маленький ночник? Лучше он распахнет занавески и шире откроет окно, пусть проветривается. Вот так. Пятна теплого желтого света из окон напротив упали на стены, отразились от полировки шкафа и секретера, от плаката с группой АББА, от магнитофона и книжных полок. Риф поправил одеяло, понял, что рискует так и остаться здесь, находя все новые важные дела. Усмехнулся и неслышно пошел к двери, повернул ручку. Последний взгляд назад. Дверь тихо закрылась за его спиной.