Книги нет, а кобылка имеется

Присоединимся к лошадиному флэшмобу. Увидела у Виты Алая ссылку https://author.today/post/547424.

Вообще это начало нашей новой соавторской, юмористическо книги с Владимиром Кельтом. Смотрим мы на это начало, смотрим, так и сяк, и не знаем, стоит продолжать или юмор это не к нам.  

Предупреждаю сразу, отрывок большой.

— Переходим на строевую рысь, — приказала тренер.

Лошади послушно побежали по манежу. Все, кроме моей. Ну и вредная же кобыла мне досталась! Лишь заслышав слово «рысь», она придала рыжей морде скучающее выражение, повернулась ко всем задом и направилась к стене.

«Имела я вас всех с вашей рысью», — говорила её неторопливая поступь.

Никакие мои попытки вернуть лошадь в круг действия не возымели.

— Кобыла, ты испытываешь моё терпение, — прорычал я, изо всех сил стараясь быть спокойным.

Я привык ставить себе по жизни сложные задачи и решать их. Благодаря напористости и уверенности, к двадцати семи годам я занял должность руководителя проектов в телекоммуникационной компании. Но эта рыжая скотинка к чёрту сносила мою самоуверенность. Друзья надо мной посмеивались: какого ляда тебе сдалась эта верховая езда? Перестань заниматься хренью и найди нормальное увлечение. Но для меня обуздать норов этой капризной кобылы стало делом чести. Я должен заставить ее слушаться моих команд!

— Павел на Оливии, у нас строевая рысь, — напомнила тренер. — Вы занимаетесь второй месяц, пора показать лошади, кто главный.

Я втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

«Кто главный», — мысленно повторил я и сделал ещё одну попытку вернуть Оливию к остальным. Лошадь скосила на меня красивый, обрамлённый длинными ресницами глаз. Взгляд говорил: «Ты кто такой? Давай до свидания».

После чего стала изучать развешанные на стенах постеры с соревнований. На них счастливые победители гордо совали в объектив фотоаппарата кубки. Рядом скалили зубы их славные коняги.

Я наклонился к уху Оливии и насмешливо заметил:

— Знаешь, почему они такие довольные? Потому что работали и получили награду. А ты смотри и тупо завидуй.

Кобыла покосилась на меня с выражением «от работы кони дохнут».

На манеже, тем временем, перешли в галоп. Все лошади послушно работали. И только моя стерва делала вид, что пришла на фотовыставку.

«Может, её недавно бросил жеребец и теперь она мстит всем, кто с яйцами? — подумал я. — Ну, правда, как ещё объяснить её выходки? Когда прошу остановиться, идёт; когда пускаю рысью, останавливается».

— Павел, так и будете стену созерцать? — крикнула тренер, подлив масла в огонь моей злости.

Ну всё, с меня хватит! Я сжал в руке хлыст и ударил лошадь по крупу. Слушайся, наконец, животное!

Оливия встала на дыбы. Меня швырнуло назад и вниз. Сам не помню, как выпустил повод. Песок манежа стремительно приблизился. Последним, что я видел, было лошадиное копыто с подковой, которое неслось прямиком мне в лоб. А потом всё накрыла темнота.

…

Открыв глаза, я увидел, что лежу в высокой траве на животе. Неподалёку тренькала какая-то птичка: «Чи ви, чи ви»; по стеблю деловито бежал муравей. Вот он не удержался на травинке и свалился на землю. Я приподнял голову и осторожно повёл ею сперва слева направо, затем справа налево. Как ни странно, голова не болела. Что же, тем лучше.

Одежда оказалась мокрой от росы и липла к телу. Я сел. Меня окружал березняк. Нормально девки пляшут! По пятнадцать в три ряда!

Интересно знать, что это за место, и как я тут оказался? Какой-нибудь парк культуры и отдыха? Но где культурно отдыхающие? Кроме меня и муравья, который опять лез по травинке, как по шведской стенке, другой живности не наблюдалось.

Я попытался встать, но почувствовал сильное головокружение и опять сел. Только тут заметил, что жокейка с головы исчезла, да и одежда на мне чужая: бабская блузка с широкими рукавами и кружевами, пидорские штанишки до колен и в облипочку. На ногах женские туфли с пряжками и каблуками. Благо хоть каблуки не высокие. Это что ещё за клоунада? Я почесал затылок и моя рука изумлённо замерла в воздухе: етить колотить, это не моя голова! Я носил короткую стрижку, а теперь рука нащупала кудрявую шевелюру. Длинной… Я оттянул прядь волос и скосил глаза: длинной примерно до середины шеи. Кроме того, от природы я блондин, а волосы были каштановые. Я уставился на руки — тоже чужие. Мои были шире и мускулистее, всё же не даром три раза в неделю в качалку хожу. А эти худые, с длинными пальцами, к тому же на безымянном обнаружился перстень — не то золотой, не то позолоченный — с неразборчивой надписью. Трясущимися руками я ощупал своё лицо: подменили! Как пить дать! У меня скулы шире, нос мясистее, а это узкое, ещё и уши оттопырены. Потом решился, развязал тесемки на штанах… Там тоже было всё, хоть и мужское, но не моё!

Меня охватил первобытный ужас. Подскочив, я стал бегать между берёзами, как ужаленный, пока впереди не блестнула гладь пруда. Подбежав к нему, я рухнул на четвереньки и вгляделся в своё отражение: на меня смотрел пацан лет семнадцати. По воде шла лёгкая рябь, из-за чего казалось, что отражение корчит мне рожи. Я в серцах ударил по воде кулаком и на какое-то время я замер, тупо глядя на расходящиеся круги. Когда вода успокоилась, увидел справа от себя отражение деревянного коня. Резко повернув голову, обнаружил, что рядом со мной на траве стоит деревянный конь-качалка, каких можно увидеть в детских магазинах. Готов поклясться, что когда я подбежал к пруду, его на берегу не было. Что это еще за идиотские шуточки?!

Я огляделся по сторонам, высматривая шутника. Найду, задницу надеру!

Но я был один. Совсем один. Подождав немного, я повернулся к деревянной игрушке. И тут же отметил, что она покрашена в рыжий цвет и один в один похожа на кобылу Оливию. Меня осенило, что после встречи моего лба с копытом Оливии, я впал кому, лежу в больничке и весь этот березняк, пруд и лошадь-качалка, мой персональный глюк. Никто не знает, в какие заоблачные дали улетает мозг человека в коме. А я теперь знаю. Как-то сразу стало легче. Появилась определённость и, можно сказать, почва под ногами.

Я даже сумел улыбнуться и подмигнул деревянной кобыле:

— Эй, Оливка, нам ли быть в печали?

Я взял её за голову, наклонил вперёд, чтобы она стала качаться. Но полозья игрушки погрузились в прибрежную грязь, и лошадь только чавкнула. Я криво усмехнулся:

— Даже здесь ты гнёшь свою линию.

Затем поднялся в полный рост и бодро добавил:

— Что же, не вечно сидеть мне у пруда, как Алёнушка с картины Васнецова. Надо пойти посмотреть, какие ещё глюки меня ожидают.

Я отошёл на несколько шагов, когда за спиной раздался женский голос:

— Павлуша, меня забыл.

Я резко обернулся. Никого, только лошадь-качалка. Тряхнув головой, я пошёл дальше. Впереди показался крутой косогор, поросший невысокой травой. Я начал по нему взбираться. Вокруг по — прежнему не наблюдалось никакого намёка на человеческое жильё. Интересно, и сколько мне так бродить? Хотелось бы уже какой — то определённости. Я посмотрел на чистое голубое небо. Солнце стояло высоко, наверняка сейчас часа два по полудни.

Наверху косогора показался пень не пень… Скамейка не скамейка… Приблизившись, я увидел, что это лошадь-качалка. Та самая, которую я оставил у пруда. Подойдя ещё ближе, я убедился, что это она и есть: даже полозья были тиной обвешаны. Я остановился, как вкопанный. Нет, мне такая кома не нравится, давайте другую.

Лошадь весело скалила деревянные зубы и смотрела на меня с задором и вызовом. Я развернулся и пошёл налево.

— Возьми меня с собой, Павлуша, дорогу к дому покажу, — крикнул мне вслед всё тот же женский голос.

Я махнул на неё рукой и прибавил шагу. Тем временем, в животе засосало от голода. Вот уж не думал, что в коме есть захочется. Надо придумать себе кабанчика на вертеле ли ещё кого такого же вкусного. Я зажмурился. Когда открыл глаза, передо мной стояла лошадь-качалка.

— Да чтоб тебя, стерву, разорвало! — в сердцах выругался я.

Лошадь скалила деревянные зубы.

Некоторое время мы смотрели друг на друга, потом я задумчиво произнёс:

— Говоришь, дорогу до дома покажешь?

Лошадь не отвечала.

— Чёрт с тобой! — сдался я и взвалил лошадь на плечо. Тяжёлая зараза! Из оливы её что ли реально сделали?

Тут же передо мной, как по волшебству, появилась широкая тропинка — ровная, без ямок, колдобин и торчащих корней деревьев. Будто кто ковровую дорожку раскатал.Я кинул взгляд на лошадь:

— Твоя работа?

Она не ответила.

— Что это ты сразу такой таинственно-молчаливой стала? — хмыкнул я. — Рассказала бы, в чьё тело я попал, где оказался и куда ведёт эта дорога. Мне бы идти веселее стало. А то хорошо устроилась у меня на загривке.

Лошадь и на этот раз не ответила.

Через некоторое время чужое тело начало уставать. Плечи тянуло вниз, ноги налились свинцовой тяжестью, дыхание сбивалось, ещё и тахикардия привязалась.

Пацанчик, в тело которого я попал, явно не привык к таким нагрузкам. Несколько раз я порывался сбросить тяжёлую ношу, но останавливал страх, что тропинка исчезнет. А так была надежда, что рано или поздно мы придём к человеческому жилью. На то она и дорога, чтобы куда-то привести.

Неожиданно раздался оглушительный треск, и метрах в пятидесяти передо мной упало дерево. Здоровое, крепкое дерево — взяло и упало, перегородив дорогу.

— Не подходи к нему, — подала голос деревянная лошадь.

Не обратив на неё внимания, я приблизился к месту слома. Оно выглядело так, словно его кто-то подпилил. Оглядевшись по сторонам, я крикнул:

— Ну, и где ты, невидимый дровосек? Выходи, поговорим.

В тот же миг дерево будто взорвалось изнутри, только щепки в разные стороны брызнули. Из его центра полезли какие-то жуки. Падая на землю, они тут же увеличивались в размере раз в пять. Скрежетя (желваками), жуки двинулись на меня. Я попятился назад. Умом понимал, что надо делать ноги, но тело будто спутало верёвками.

— Отпусти меня! — скомандовал над ухом женский голос.

Жуки всё прибывали и прибывали.

— Что застыл, как дубина стоеросовая? — заорал женский голос мне прямо в ухо.

Я вздрогнул и уронил лошадь. Она глухо брякнулась о землю и тут же превратилась в крупную женщину с длинными спутанными рыжими волосами и в платье с прорехами. Сквозь прорехи были видны широкие бёдра и большая грудь, которой можно насмерть задавить поросёнка.

— Создай стену! — заорала женщина мне прямо в лицо.

— Стену? Китайскую, что ли? — опешил я.

— Эх, ничего не помнит! Всему зызнова учить придётся, — с досадой воскликнула женщина.

— Оливия, ты дихлофос случайно не прихватила? — на всякий случай спросил я.

Она недовольно зыркнула на меня и ответила:

— Последний остался. Кто теперь запас пополнит? Батюшка-то твой…

— Кончай ныть! — перебил я.

Женщина изумленно отрыла и закрыла рот. Видимо я-прежний покрикивать на неё не смел.

— Ну? — потребовал я.

Оливия достала из складок туго набитый холщовый мешочек.

Тут же в моей памяти возникло странное слово «кукиёксель» и знание, что при работе кукиёкселя нужно залезть на самое высокое дерево и ждать пока осядет пена. Иначе зыбучий писец придёт.

Внезапно на меня прыгнули сразу два жука. Одного я отбил ногой, другому врезал кулаком в харю. Кулак пронзила острая боль, а жучьей харе хоть бы что. В следующее мгновение острый, как бритва, желвак вспорол воздух и едва не отделил мою кудрявую голову от тела. Я лягнул жука в живот. Раздался удар, будто ударили по жестяному тазу. Жук упал на спину и задрыгал лапами. А я полез на дерево. Усевшись на крепкую ветку и обхватив её ногами, я поискал взглядом Оливию. Она устроилась на соседнем дереве. Сев поудобнее, женщина швырнула мешочек книз. Ударившись о землю, он треснул, и в воздух взлетело облако пыли. В следующую минуту всё вокруг заволокло плотным туманом, ни черта не видно. Раздался металлический скрежет, будто мы попали в заводской цех, где работали станки.

— Кукиёксель работает! — произнесла Оливия благоговейным шёпотом.

— Фурычит норм! — одобрил я.