Ученые доказали...

Присоединяюсь к флэшмобу от П. Пашкевича (https://author.today/post/551010). Разумеется, с "Сердцем бури", где у меня ученый - один из главных героев. Думаю, сюда прекрасно подойдет фрагмент времен его ученичества, раскрывающий детали взаимодействия ученых с миром и друг с другом. 

Ученых из Университета свободных наук издавна знали и привечали не только в пределах Идаволла, но и за границами Герцогства. Хотя путешествие было для них не менее опасно, чем для кого-либо еще, их знания, о которых ходили легенды, помогали им находить общий язык с местным населением. Ведь оно как бывает? Дашь ночлег скромному путешественнику в характерных очках, а он в благодарность даст какой-нибудь загадочный состав, повышающий урожайность. Или дочку от хвори какой вылечит. Или просто совет даст полезный (хотя Килиан сомневался, что хоть один человек, которому он помог таким образом, его советам реально следовал).

Порой от них ждали того, чего логичнее было бы ждать от иллирийских эжени: чуда, волшебства. Но волшебство — прерогатива высших слоев. Даже в Иллирии простонародье редко когда могло рассчитывать на него. А ученые — вот они. Это птицы попроще, хоть большинство из них и составляли обычно вторые-третьи сыновья богатых и влиятельных дворян.

Так что ничего удивительного, что если ученый Университета находил потенциальный объект для исследований, он без особого труда добирался до него, даже если тот располагался за границей. Как в этот раз, когда до мэтра Валлиса дошли слухи о Дозакатных катакомбах, вход в которые якобы нашел простой пиерийский крестьянин у подножья Священных гор.

И вот, теперь вокруг предполагаемого района поисков был разбит лагерь. Многочисленные рабочие копали землю в размеченных квадратах и разбирали завалы. Мэтр Валлис бродил между ними и командовал. Двое взятых им с собой лучших студиозусов своего потока — Килиан и Элиас — наблюдали за его работой и ждали указаний, время от времени обмениваясь неприязненными взглядами.

Эти двое враждовали с первого же дня обучения. Элиас Ольстен, сын самого министра морских дел, был лидером по своей природе. Он был очень популярен среди сверстников, богат, смел и остер на язык. А еще — по-аристократически высокомерен. Килиан же на лидерство никогда не претендовал. Он просто держался в стороне и, по большому счету, игнорировал, кто там лидер, а кто нет. Оглядываясь назад, впоследствии он понимал, что его поведение было высокомерным в ничуть не меньшей степени. Просто это высокомерие было иного характера. Он относился с пренебрежением ко всем, кто пытался поставить себя над ним — и тем самым ставил себя выше всех остальных.

А еще он был бастардом. И этот факт привносил в ситуацию элемент грустной иронии. Лишь сам Килиан знал имя своего отца, его мать поделилась им перед смертью. Он знал, что по идее, в его жилах течет куда более благородная кровь, чем та, которой так любил хвастаться Ольстен. В нем течет кровь самого Герцога.

Но какое это имеет значение, если Герцог оказался всего лишь ничтожеством, трусом, сбежавшим, когда встал вопрос о последствиях его действий? Бросившим и женщину, которую вроде как любил, и собственного сына.

Вот и выходило, что Элиаса бесило то, что один из студиозусов не признает его авторитета и вдвойне бесило, — что его авторитета не признает презренный бастард. Килиана же выводили из себя подколки Элиаса и его склонность хвастаться своим высоким происхождением. Эти двое часто ругались, порой доходило до драки. Когда студиозусов стали обучать классическому фехтованию, первая же дуэль состоялась между ними. Выиграл Элиас; его превосходство как фехтовальщика Килиан, в общем-то, признавал. Тем более что сын графа упражнялся со шпагой практически с пеленок.

К тому же оба были наделены главным качеством для ученого — острым, пытливым умом. В учебе они быстро оставили позади остальной поток. Оба специализировались на истории; при этом Элиасу получше давались даты и сопоставление их с событиями. То, как развивался Закат Владык, он мог пересказать по месяцам. Кроме того, он обладал врожденной склонностью к языкам.

А Килиан... У него был собственный проект, о котором он, до поры, предпочитал помалкивать. До тех пор, пока его работа не принесет должный результат.

Или хоть какой-нибудь результат.

Изучая историю Дозакатных, он концентрировал свое внимание на том, что они знали и умели из того, что утратило человечество после Заката. По крупицам, по мельчайшим частицам, Килиан старался вернуть утраченное Знание. Сперва его интересовали только технологии. Но чем дальше продвигалось это исследование, тем яснее становилось, что в какой-то момент Дозакатные стали отказываться от громоздких и ненадежных машин в пользу величайшего из всех устройств — в пользу собственного мозга. Они звали это псионикой. Теперь же это зовется магией.

Молодой бастард понимал, что он балансирует на грани опасной ереси. Если в Иллирии или Пиерии маги пользовались почетом, то как раз в Идаволле их винили в разрушении мира. Не сказать чтобы незаслуженно.

Но все же, Килиан полагал, что польза окупает риск. Ведь не вся магия опасна. Нужно просто дать в руки обществу лишь то, что оно сможет употребить на пользу себе, но не во вред. То же, что действительно может представлять опасность, держать в секрете, под надзором умных и достойных людей, способных своим знанием грамотно распорядиться.

Ему было шестнадцать лет.

— Напомните мне, которая из трех Священных гор перед нами, — вырвал его из размышлений голос мэтра Валлиса.

Килиан открыл было рот, чтобы ответить, но Элиас опередил его:

— Митикас, учитель. Справа от нас Сколио. А Стефани обрушена во времена Заката.

Все это он произносил с улыбочкой, исполненной превосходства. Килиана она взбесила бы, даже если бы вечный соперник просто молча открывал рот.

— Совершенно верно, юноша, — закивал мэтр Валлис, — Вообще, Владыки старались не трогать эти горы. Издавна, за тысячи лет до Заката, они считались символом божественности. Не сомневаюсь, что любой из Владык с радостью возвел бы на них свой дворец как памятник собственному тщеславию. Однако под конец войны, предчувствуя собственное поражение, Эланд, Властелин Хаоса, обрушил метеоритный дождь на Полуостров. Он знал, что Идаволл, где укрылось Сопротивление гнету Владык, находится где-то здесь, но не знал, где именно. Поэтому ударил наудачу. Большую часть удара приняли чары Лефевра Кузнеца Войны. Но один из метеоритов попал прямо в гору Стефани, расколов ее надвое и уйдя глубоко в землю.

— А Иосиф Беотийский в своих «Предпосылках и предсказаниях Заката» предполагает, что это была не случайность, — заметил Килиан.

Он понимал, что этого говорить не стоит. Мэтр Валлис был консерватором. Он не любил, когда устоявшиеся и непротиворечивые идеи подвергают сомнению, а именно этим был славен Иосиф Беотийский.

За что его книги и ценил Килиан, имевший схожие взгляды.

— Чушь, — фыркнул мэтр, — Иосиф Беотийский никак не мог понять, что иногда случайность — это просто случайность. Во всем, что делали Владыки, он видел сложный план. Он попросту не видел в них простых людей. А от этого недалеко и до их обожествления.

Ему не требовалось продолжать. Если отстаивание магии как-то еще можно было оправдать, то обожествление Владык — никак. Это худшая из всех ересей, и за нее вполне можно расстаться с жизнью.

(с) "Осколки старого мира", глава "По обе стороны мгновения" https://author.today/work/33948