Сахара. По следам Ивана Ефремова и его героев

Есть у Ефремова повесть "Афанеор, дочь Ахархеллена". Помню, в ранней юности она у меня с первого раза не пошла. Ну, конечно, после "Великой Дуги" и "Таис Афинской"... Где приключения, где битвы, я вас спрашиваю? Спустя пару лет пришло понимание, о чем на самом деле "приключения"... И тогда "Афанеор" не просто пошла - полетела, став одним из любимых произведений Мэтра. 

Недавно случилось перечитать. И воистину - Дорога познания даже известного с детства - бесконечна и таит сюрпризы. 

Вкратце о сюжете

Время действия - 60 годы прошлого века. Место действия - Сахара. Герои - девушка Афанеор и ее любимый, туарег Тирессуэн. Оба - умны, сильны, красивы, жадны до нового и неведомого. Настоящие властители пустыни. Тирессуэн ценой подвига исполняет мечту Афанеор - повидать Россию. Зачем? Потому что...

Цитата

Тирессуэн узнал старинную легенду о путешественнике Эль-Иссей-Эфе, приезжавшем в страну туарегов более семидесяти лет назад из очень далекой и холодной северной страны России. Он был врачом и художником, жил в Гадамесе и оттуда совершал поездки по пустыне, где и подружился с туарегами кель-аджер. По их приглашению он совершил тайную поездку в глубь Сахары, и впервые кочевники пустыни увидели европейца, не преследовавшего никаких иных целей, помимо знакомства с народом пустыни и с ее природой.

Никогда раньше не задумывался, а сейчас вдруг заинтересовало - что это за таинственный Эль-Иссей-Эф из России конца 19 века? Разумеется, это стилизация "под арабский" фамилии Елисеев. Как там у Стругацких, и раз - и два - и три... Есть. Нашелся. 

Елисеев, Александр Васильевич. Русский врач, путешественник, писатель. В 1884 году предпринял экспедицию в Северную Африку, побывал в Ливии, Алжире, Тунисе. И Сахаре... 

Несомненно, Эль-Иссей-Эф - это он. 

Цитата

Русский врач пришел, полный уважения к туарегам, их обычаям и суровой жизни. Он отличался удивительной в чужеземце глубиной понимания и чуткостью. С ясной и высокой душой, он, слабый и непривычный, одолевал трудности дорог через пустыню и завоевал путь к сердцам кочевников. Эль-Иссей-Эф скоро уехал в свою страну. Осталась легенда о том, что далеко на севере живут люди, не похожие на других европейцев, но обладающие всей их мудростью, более добрые к чужим народам, которых они считают равными.

Незаурядный писатель, Елисеев оставил подробное описание своей поездки, книгу "В стране туарегов". Очевидно, что Ефремов пользовался ею при написании "Афанеор". Было крайне интересно читать ее, находить параллели, общее в описаниях и даже в стиле изложения. Те, кто меня хорошо знает, уже наверняка усмехаются - ясно-понятно, что тебе интересно. Ты ждешь настоящую Афанеор! Какой она была? Похожа ли на нее Афанеор ефремовская? А может, девушки вообще не было, и Иван Антонович ее выдумал? 

Да. Афанеор, подруга Тирессуэна - персонаж полностью вымышленный. Но. Она показана как полноправное воплощение, наследница Афанеор, той, с которой встречался Эль-Иссей-Эф. Они не просто сестры, они суть одно. 

Итак, наш путешественник покидает Гадамес и углубляется в пустыню. Конечно, не один, а в составе целого каравана. Есть охрана, переводчик. И вот... 

Туареги, грозные властелины пустыни. Они, если можно выразиться, вершина тамошней пищевой пирамиды. 

Цитата (их далее будет много) 

Изумительна деятельность этого вечного странника, этого первого путешественника в мире, вечно скитающегося сам друг в необозримой пустыне, которая ему становится так же знакомою как земледельцу его поле или леснику участок его леса… Как ни однообразен местами рельеф Сахары, но Туарег не потеряет никогда в ней дороги: земные, воздушные и небесные признаки одинаково руководят им в пути. Не только одинокая дюна или холм песку — гур, но даже пучек жалкой травки в роде альфы или дрина, или кусточка тарфы, служат для него верными вехами, как и побелевший скелет верблюда, падшего в изнеможении на переходе через пески. Направление ветра, бег облаков, полет птицы, не говоря уже о солнце, луне и звездах ведут Туарега лучше карты и компаса. Несмотря однако на такое обилие вспомогательных средств для ориентировки в пути, бывают случаи когда никакая острота чувств, никакая наблюдательность не помогут номаду, например, когда приходится мчаться по Сахаре в непроглядную тьму или песчаный ураган, сметающий на пути целые горы песку. Но и тогда не теряется Туарег, быть может руководящийся чутьем как лучшая ищейка. Нечего и говорить что этим чутьем, наравне с высшею остротой чувств возможною для человека, обладает Туарег вечно находящийся на тропинке войны, как говорят такие же воины, вымирающие Индийцы Северной Америки. Сын пустыни различает за целую версту на песке прыгающего тушканчика или феннека, животных песчаного цвета, которых Европеец может не отличить на десятке сажен; нос Туарега быть может не различает тонких ароматов, но за то слышит запах травы и воды так же хорошо как и верблюд, а его по всей вероятности не музыкальное ухо различает и шорох ползущего по леску насекомого, и шлепанье мозолистых ног верблюда, которое слышит он на далеком расстоянии, когда самого корабля пустыни еще не видать.

При таких острых чувствах разумеется ничто не скроется от Туарега в пустыне, а при его сметливости и сообразительности он по оставленным следам прочтет более чем самый опытный сыщик по corpus delicti. Посмотрите на Туарега когда он изучает верблюжий след, что составляет его специальность. Еще точнее и вернее чем краснокожий по следам он скажет вам кто прошел и проехал — свой или чужой, Туарег или Араб, Мавр или Европеец, мирный ли караван или шайка грабителей, спешил ди путник или подвигался не торопясь, куда и откуда направлялся он, как нагружен был верблюд, и многое другое прочтет Туарег по одному следу корабля пустыни. Проверьте на деле слова его — и вы увидите что он не ошибся, потому что опытный глаз Таргви не ошибается в подобных мелочах.

Какое замечательное описание, верно? Образность, экспрессия, красочность и уважение к народу. Добавить сюда рассуждение о совершенстве целесообразности - оно станет абсолютно ефремовским. 

При этом отмечает Елисеев и иное, то, что Ефремов предпочел обойти молчанием... Да, туареги совершенны в своем мире, они великие воины и следопыты, и прочая, и прочая. Свои таланты они применяют в том числе для этого... 

Цитата

Свободолюбивый, гуманный, всосавший понятие о равенстве с молоком матери, Туарег в Сахаре поддерживает рабство; чрез его руки проходит ежегодно не одна сотня черных рабов, идущих с берегов Нигера и таинственного озера Цад. Часто Туареги, в особенности горцы, делают даже набеги на пограничные оседлые эфиопские племена, откуда захватывают черных рабов и влекут их за собой в пустыню, где сбывают свой живой товар в промышленных и торговых центрах Сахары, в роде Рата, Тимассинина, Иделеса, Ин-Салаха или Гадамеса.

Елисеев с негодованием истинного европейца-либерала клеймит рабство и работорговлю, выражает надежду на то, что благородные (sic!) французы доберутся до этих затерянных мест - и принесут в них цивилизацию, покончат с рабством.

Но читаем дальше. Представим себя незримо стоящими за плечом Ивана Ефремова, мы безмолвно наблюдаем. Вечер, горит настольная лампа, в чашке ароматно парит крепко заваренный супругой чай. Осторожно переворачивается ветхая страница старой книги... Глаза писателя слегка расширяются, на твердых губах появляется улыбка. Он будто узнал кого-то, встретил старого друга... 

Туарег возвысился до рыцарского отношения к женщине, и в этом отношении, как и во многих других, заслуживает живейшей симпатии.

Никогда у своего очага Туарег не заведет другой жены; избранная им раз подруга жизни есть настоящая избранница сердца, а не навязанный товар, расхваленный досужим сватом и торговцем; неизвестное у мусульман общение между молодыми людьми обоего пола широко практикуется между Туарегами, и это единственный из известных мне мусульманских народов который знает что такое ухаживание за молодою девушкой и испытывает всю прелесть невинного общения одновозрастной молодежи обоего пола. Дочь Великой Пустыни свободна в выборе себе мужа, и даже выйдя замуж может иметь сколько угодно друзей не злоупотребляя возлагаемым на нее доверием.

Иван Антонович пододвигает ближе большой походный блокнот, удобный для заметок. В руке появляется остро очиненный карандаш. Страница быстро покрывается ровными строчками. Отведем глаза и не будем подсматривать. Сейчас это - личное. Время читателя еще не настало. 

Да. Ефремов, с его преклонением перед Женщиной, перед Богиней, не мог пройти мимо. Перелистываются ветхие пожелтевшие страницы, пахнущие навсегда въевшейся невидимой пылью. Запах времени. 

Потрясающие описания природы, растительного и животного мира Сахары. Размышления о ее истории, пути населяющих ее народов. И все дальше уходит караван Елисеева в пустыню, и все ближе его цель. 

Да! Это кочевье вождя туарегов Ахархеллена, что значит "Истребитель львов". Он - был! Следует красочное описание отца Афанеор. Да. Теперь уверен - была и она. 

Ахарехеллен (Истребитель Львов) со своею прекрасною дочерью Афанеор (Полноликою Луной) устраивал в ту ночь фантазию для всех Туарегов племени Орахен. И благородный, и раб, и отпущенник, принадлежащий к этой благородной отрасли, спешили из далека на пиршество Истребителя Львов, которое всегда отличалось веселием многолюдностью и хорошим угощением.

Фантазия. Так называет Елисеев ночной праздник, где найдется место всем, кто пожелает приобщиться к древнему искусству песни и танца. Встать лицом к силе пустыни, звездного неба и полной луны. Улыбка на лице читающего книгу становится еще светлее, на странице походного блокнота его большая рука выводит слово. ФАНТАЗИЯ. 

С разных сторон собираются люди, тут и там загораются огни костров. Вскоре от них потянется  аромат жарящегося мяса. Елисеев в сопровождении переводчика проходит в центр намечающегося действа. В нем - вождь и его юная дочь. Кто же они? Какие они? 

Могучий Ахарехеллен только что вернулся из похода в горы Ахаггар, где от его тяжелой руки погиб большой караван шедший из Тимбукту в Феццан с дарами Нигера и Бенуа. Пролитая кровь еще более разожгла Туарега, и тяжелый меч его, рубивший и спутников Флаттерса, как говорил мне Нгами, не мог успокоиться в своих ножнах пока не отомщены были верные имрады Ахарехеллена, которых обобрали их же соседи-горцы хребта Ахаггар, не оставив жатвы, плодов и скота Истребителя Львов. 

Ахархеллен - тот, кого в наше время называют "полевой командир". Могущественный, влиятельный и беспощадный. Истребитель Львов. Истребитель людей, встающих на его пути. 

Там, где вымирает иди сводится на minimum всякая растительная, или животная жизнь, Ахарехеллен, лучший представитель благородного типа Туарега, уже тридцать лет ставит свои черные шатры на том же месте где ставили их некогда его праотцы. Тридцать лет он уже объезжает Сахару по всем ее направлениям на своем быстром, как ветер, верблюде, тридцать лет он защищает своих имрадов от соседей врагов и обозревает своим орлиным взором все бесплодное необозримое плоскогорье Эль-Хомра.

Эль-Хомра. Ефремов запомнит короткое звучное название. Пройдет время - и он поместит там крупнейший космодром своей Земли далекого будущего. Не Гоби, где он не раз бывал, и которую он отлично знал. Эль-Хомра, в сердце Сахары, которую открыл ему русский путешественник... 

И, наконец-то... Появляется та, кого мы ждем. 

Как выросшая и расцветшая среди песков, Афанеор была прежде всего истая дочь пустыни. Она часто сопровождала своего отца в его многочисленных странствованиях и переносила лишения не хуже верблюда иди Туарега-воина, что может служить лучшею похвалой. Ездила она на борзом верблюде мастерски, как ни одна женщина племени Таргви; мало того, стреляла из лука и владела копьем как и подобало дочери Истребителя Львов. Небольшой кинжал на кожаном поясе, охватывавшем обнаженное ее левое предплечие, она носила как мущина и вероятно сумела бы им мастерски расправиться со своим оскорбителем. Как ни странно было видеть страшное оружие в руках молоденькой девушка, но оно не нарушало общего впечатления и как-то шло к этой живой, энергичной, кипевшей отвагой и жизнью, отражавшимися в ее глазах, дочери пустыни. Лучшей красавицы, говорил Ибн-Салах, не было в окрестности, и дочь Истребителя Львов могла считаться лучшим украшением Сахары, лучшим перлом Пригадамесской пустыни.

Так и только так. Афанеор - дочь пустыни и истинная дочь своего отца. Иной она быть просто не могла. 

Высокая, стройная как пальма, смуглая, с искоркой в черных как ночь очах, дочь Истребителя Львов выделялась среди жен и дочерей пустыни не только красотой, но и прелестью, и уменьем одеться, и врожденным изяществом, и особенно чистоплотностью. В то время как дочери пустыни охотно мажут свое лицо желтою охрой, сурмят брови и вечно ходят в лохмотьях синей рубахи и плаща, никогда не видавших стирки, без вкуса украшаясь кольцами, бусами и амулетами, красавица Афанеор была всегда свежа и чиста, словно умывшись утреннею росой или чистым как янтарь золотистым песком дюн. Белоснежное, несколько короткое одеяние, позволявшее видеть изящные маленькие ножки, обутые в затейливые кожаные сандалии с золотою прошивкой, было перетянуто на гибкой талии широким красным поясом с серебряными монетами и так сидело хорошо что позволяло вырисовываться полным жизни и красоты формам ее молодого тела. Красный плащ и платок драпировался красивыми складками на плечах и голове прекрасной девушки, а блестящие бусы, монеты и кольца, сверкавшие на гибкой смуглой шее и руках, и множество изящных хеджабов — амулетов дополняли костюм Афанеор.

Наши брови, мои и Ефремова, слегка приподнимаются в удивлении. Такое подробное описание... Все это Елисеев успел подметить, и даже унюхать в полумраке, за короткое время? Скорее всего, здесь он частью пересказывает услышанное от других, частью домысливает. Но как же красиво... Хочется верить. Все больше строчек покрывает страницы блокнота... 

Тем временем праздник идет своим чередом, песни сменяются танцами, старики рассказывают окружающей их почтительной молодежи поучительные истории прошлого. Елисеев отведывает угощение и смотрит на Афанеор... Здесь - можно. Вокруг нее царит веселье, она - его средоточие.

Около хорошенькой дочери Истребителя Львов всегда увивались десятки юношей, и не один подвиг, удивительный даже для Туарега, был совершен ради красавицы требовавшей от своих обожателей прежде всего доказательств мужества и храбрости. Ласковая и приветливая со старыми и молодыми мущинами, она никому не отдавала предпочтения, и величайшею наградой на которую могли рассчитывать ее многочисленные поклонники были кусочки коры тарфовых деревьев, на которых Афанеор собственными ручками выцарапывала свое имя забытыми письменами темаках.

Я не смотрю, не читаю то, что быстро пишет Ефремов, но знаю - сейчас рождается уже его Афанеор... 

Цитата, Ефремов

Грубое шерстяное одеяние, по-видимому, темно-голубого цвета, подхваченное на бедрах узкой перевязью, спадало широкими складками до щиколоток. Выше перевязи одежда разделялась на две широкие полосы, закрывавшие грудь и спину и соединенные на плечах большими серебряными кольцами-застежками. Руки и бока девушки оставались открытыми, маленькие, белые от пыли ноги были босы. Густейшие черные волосы, схваченные по темени шелковой головной повязкой, низко спускались на широкий лоб. Узкие, широко разделенные, прочерченные прямыми линиями брови, длинные, тоже узковатые глаза, прямой красивый нос, в котором не было ничего от сухости черт туарегов, небольшой рот, добрая округлость лица – да, девушка казалась чужеземкой. «Не арабка, не кабилка…» – заинтересованно думал Тирессуэн, разглядывая ее из-под покрывала. Девушка повернулась, отвечая кому-то позади себя, и подняла правую руку жестом шутливой мольбы, блеснув в лунном свете гладкой, как полированный металл, кожей, показавшейся Тирессуэну очень темной. Линии ее рук, очертания тела, сквозившие в разрезах одежды, были чеканны, как у французских бронзовых статуэток, виденных им в Таманрассете, и так красивы, что у Тирессуэна захватило дух.

Видите? Они - сестры. Они - одно. Пусть они разделены временем и пространством, пусть ефремовская Афанеор не существовала... А вы в этом уверены? Сила духа может творить миры и их героев. Мы не видим их? Ха! Это наша проблема, не их. Здесь и сейчас - они есть, они танцуют! В усыпанном яркими звездами небе взошла луна! И не отличить одну Афанеор от другой...

Цитата

— Афанеор, Афанеор! закричала крутившаяся молодежь и бросилась к дочери Истребителя Львов, которой имя в буквальном переводе означало полную дуну. Когда расступился круг молодых Туарегов и Туареженок, я увидал красавицу Сахары, стоявшую посередине веселившихся юнош и девиц, всю залитую лунным сиянием. Еще ярче и светлее казалась белая туника, отливавшая как серебро, оттененная ярким красного цвета, небрежно накинутым на плечи плащем; блестящие серебряные и золотые монеты и монисты на шее, браслеты на обнаженных смуглых руках заблистали еще ярче, как звездочки на темном фоне неба и искорки ее черных очей.

Обращая к луне свои распростертые руки, красавица пустыни запела вполголоса какую-то хвалебную песнь или гимн, исключительно обращенный к светилу ночи.

Хотя Туарег и мусульманин, но как всякий номад, он в душе прежде всего сабеист и de facto почитает более небо — Адженна, солнце — Тафуко и звезды — Итран, чем туманного, отвлеченного Амманаи, соответствующего Аллаху ислама. Дух, Идебни, или скорее душа усопшего, вызванная из царства мертвых, везде сущие гении, Алхин, играют в мировоззрении Туарега большую роль чем навеянные исламом, Анджеллус и Иблин, ангелы и черти, и мне понятно было обращение молодой Туареженки к духу-покровителю ночи, Афанеор, проявляющемуся в образе полной яркой луны.

Цитата

Девушка повернулась, отвечая кому-то позади себя, и подняла правую руку жестом шутливой мольбы, блеснув в лунном свете гладкой, как полированный металл, кожей, показавшейся Тирессуэну очень темной. Линии ее рук, очертания тела, сквозившие в разрезах одежды, были чеканны, как у французских бронзовых статуэток, виденных им в Таманрассете, и так красивы, что у Тирессуэна захватило дух. Он выпрямился. Дробно и неровно запели струны, казалось, ведомые смятенной рукой. Голос девушки, сильный и глубокий, заставил вздрогнуть туарега, потянул, повлек за собой. Песня – полная противоположность только что слышанным! Скачущая, мятущаяся, почти неуловимая мелодия, звенящие болью и тоской вскрики, угрюмо зовущие страстные и низкие переливы, тревожные замирания… Гулкий и зловещий грохот неведомо откуда взявшегося большого барабана, тупые и отрывистые удары маленьких. От этого странно замирает сердце, нарастает дикое желание вскочить, рвануться куда-то!

А волшебство звучного голоса все сильнее томило и волновало Тирессуэна. Песня металась, как преследуемый беглец в поисках выхода. Торжество, призыв, дикая радость сменялись яростными и тревожными вскриками, стихавшими в мелодии тихой беспомощностью, и опять нарастало яростное сопротивление в резкой смене высоких и низких нот. В такт этой бурной, мятежной и страстной песне девушка, не сдвинувшись с места, отвечала быстрым спадам и переходам мелодии такими же движениями рук, раскачиваниями и изгибами тела.

«Что это? – думал Тирессуэн. – Куда мчится эта песня юной жизни? Что хочет она, кого зовет с собой? Или, как вырвавшаяся в пустыню арабская лошадь, она несется, не разбирая куда и зачем, наслаждаясь своей силой и быстротой скачки?..»

Ошеломленные незнакомой песней, мужчины не успели опомниться, как певица исчезла в тени. С началом мужского танца Тирессуэн не мог более оставаться в неведении. Он незаметно скользнул за обрушенную стену…

Читаешь - и видишь это. Веришь. Елисеев завороженно смотрит на представшую перед ним истинную фантазию. Он знает - увиденное никогда не изгладится из его сердца и памяти. Он хочет встать, подойти к Афанеор - и не решается. Что он ей скажет? Что сделает? Он дитя совсем другого мира, здесь он только гость, которому позволено смотреть. Только смотреть. Приходит окончательное понимание - не было между ними разговора. Не было. 

Окончилось пение, и поющие опять разместились в круг, тихо болтая между собой; луна, всплывшая над самым становищем, облила своим матовосеребристым светом живописную группу в белых, синих и красных одеждах. Афанеор сидела рядом со своим храбрым отцом, представляя настоящий центр празднества. Около них восседало несколько стариков, из коих каждому можно было бы насчитать за сотню лет, так как долголетие не редко между сынами пустыни. Их важные лица, полуприкрытые белыми и черными покрывалами, темносиние одеяния и копья воткнутые около них в знак их достоинства, вся эта картина озаренная луной так и просилась на полотно художника; слова же бессильны живописать ее.

Когда смолкло все и фантазия словно приостановилась на время, я прошел с Нгами прогуляться немного за лагерь Туарегов. Пятьдесят шагов от костерка Ахарехеллена, и мы были в мертвой пустыне, вдали от шума людского нарушающего покой чудной ночи.

Елисеев не говорил с Афанеор. Какой рассказ был бы об этом, случись... Но - нет. Вместо этого он наоборот, предпочел удалиться, чтобы наедине с тишиной пустыни пережить увиденное. Честно - испытал совершенно детскую обиду. Ведь ждал... Раз герои повести Ефремова были, раз настоящая Афанеор оказалась вот такой... Значит, мог быть тот самый разговор, после которого память о пришельце из России осталась на десятилетия. Здесь приходится признать, что это - вымысел Ефремова. Во время визита Елисеева к туарегам не произошло ничего, что оставило бы о нем подобную память. Он пришел гостем - гостем и остался. Более того, уверен, что Афанеор если и не забыла о нем наутро, то точно не парилась "разлукой". У нее есть дела поинтереснее... 

Когда я вернулся из своей прогулки, фантазия уже ослабевала; гости видимо уже уставали. Истребитель Львов со своею прекрасною дочерью уже сидели молча, а Ибн-Салах, как и большинство стариков, дремал, поклевывая носом. Увидя меня на возврате в круг, Ахарехеллен встал и что-то сказал молодежи, тоже сидевшей на песке, но неумолчно ворковавшей со своими голубками. Молодые девушки и юноши быстро вскочили, образовали двойной круг и завертелись так быстро как не кружились даже в начале фантазии, словно подгоняемые невидимою силой. По временам от избытка душевных волнений раздавались резкие крики в кругу плясавших, походившие на стон совы, которая отзывалась несколько раз в течение ночи недалеко от нашего становища. Но вот все слабее и слабее становилась пляска; круги плясавших разорвались, и гости начали расходиться по своим палаткам, посылая Ахарехеллену прощальные приветствия и пожелания доброй ночи. Красавица Афанеор прощалась со своими подругами, и я подметил нескромным взглядом как она сунула в руку молодому стройному Туарегу что-то завернутое в голубую материю.

Наученный Ибн-Салахом, проговорил и я спокойной ночи Истребителю Львов и его прекрасной дочери, и ушел в черный шатер, где нам приготовлены были одежды служившие постелью, и успокоился полный впечатлений только что окончившейся фантазиии того радостного чувства что понятно только путешественнику бывшему свидетелем одной из таких сцен которые никогда не забываются в жизни и остаются навсегда источником самых отрадных воспоминаний.

Вот так. Елисеев пошел спать, Афанеор же назначила поклоннику свидание. И вскоре наш герой... уехал. По его признанию, скудные средства не позволили ему остаться у Ахархеллена надолго. Фантазия подошла к прозаическому концу. Такова жизнь, в которой прекрасные моменты редки и оживить их можно только в воспоминаниях. 

Открывается последняя страница старой книги... Последняя ночь перед возвращением на родину. Елисеев сидит на террасе, смотрит на небо, вдаль. Туда, где во мраке раскинулись необъятные просторы пустыни, которая вовсе не пуста. Где-то там, сейчас... И сердце сжала глухая боль... 

Серебристый диск луны стал пред моими глазами… Афанеор! припомнилось мне, и вся поэзия пустыни овладела мною при одном воспоминании этого имени. Название полной луны во всем ее блеске и вместе с тем имя первой красавицы Сахары, это не простая случайность, и я уверен что Туареги, поклонники неба и его неземной красоты, не случайно назвали прекрасную дочь Истребителя Львов именем красивейшего из светил голубого неба Сахары.

Афанеор, Афанеор! И мне припомнилась до мельчайших подробностей вся моя жизнь среди Туарегов Великой Пустыни, все встречи с этими сынами свободы и песков: и первый визит Татрит-тан-Туфата среди песчаных дюн Ерга, и таинственное появление его в полночный час в пальмовом лесу Гадамесского оазиса, и фантазия Ахарехеллена, и последняя встреча с сынами пустыни, все припомнилось мне…

Как живые, полные силы и дикой воли встали предо мною могучие образы Татрит-тан-Туфата и Ахарехеллена и рядом с ними, как прекрасный контраст грубой силе и дикой красоте, представилась мне воздушная фигурка красавицы Афанеор, тип истой дочери пустыни, рожденной и вскормленной песками.

Тихою чудною ночью на террасе дома в Бискре я пережил снова все пережитое, передуманное и перечувствованное в пустыне, и мог повторить слова восточного поэта: «О зачем ты, золотая волшебная греза, так скоро исчезаешь, как ветер, и не остаешься со мною усладить скорби скоро проходящих дней юности, счастливой поры страдания и любви, золотых мечтаний и ласкающих розовых надежд? За что и ты обольщаешь мой мозг своими призрачными образами, своею легкою как воздух, как марево пустыни грезами о минувшем счастье, о прожитых счастливых часах?…»

Я осторожно отошел назад. Знаю, что невидим и неслышим, но все равно боюсь нарушить тишину кабинета писателя. Тишину, в которой он медленно закрыл книгу. Тишину, в которой он положил перед собой чистый лист бумаги и написал на нем... 

                       Афанеор, дочь Ахархеллена