Картины старых мастеров Часть 3. пост-05

...Через них,и днем и ночью,нескончаемым пыльным потоком тянулись по дороге в Питер телеги беженцев и,бредущие без всякого строя,армейские части.
И те и другие частенько заглядывали в клуб на огонек.
Один такой вечер и свел ее с Егором.
Видимо, заранее выбрав ее своей  целью, он пересек зал пружинистой походкой, и сразу подошел к ней, не обращая внимания на румяных деревенских девок,со смехом лузгавших семечки, и подпиравших стенку рядом.

Даже колхозные конюхи приходили на танцы в начищенных сапогах, а этот был весь в пыли, не говоря уже об обуви.
Пилотка и гимнастерка с двумя кубарями в петлицах выгорели на солнце до бела, а наколенники его галифе были разодраны до дыр, под мышками широкие разводы от потной соли,да и сам он был весь закопченный,то ли солнцем, то ли пороховой гарью.
А из-под пилотки торчали соломенные лохмы.

Клеопатра вспомнила золотые погоны отца,его лакированные сапоги со звонкими шпорами, и усмехнулась.
Да, галантности ее кавалеру явно не хватало!
А он воспринял ее ухмылку, как знак согласия, и ответил  всеми своими жемчугами!
Широкая улыбка и голубые глаза вспыхнули на фоне закопченного лица и заставили забыть все недостатки его наряда.

Он взял её за руку, как старую знакомую,но вовсе не для того,чтобы пригласить на танец.
Он повёл ее за собой так же, как и пришел, напрямик, через весь зал, не обращая внимание на то, что музыка уже закончилась.
Но он и не собирался танцевать.
У него была своя цель, и он шел к ней своей уверенной походкой самым коротким путем.
А она послушно следовала за ним четверть часа их прогулки, во время которой он по-прежнему крепко держал ее за руку.
Ее ноги безуспешно пытались поспевать за его строевым шагом,и оба не проронили ни одного слова.

Он привел ее в заросли рябины вокруг молодого ельника,где сразу обнял так, что у нее перехватило дыхание.
Если бы он начал шутить и балагурить, как большинство приставал и ухажеров, это, возможно,дало бы ей время собраться для отпора и решительного отказа.
Но он взял ее на вздохе, повалив на ковер пушистого мха,устилавшего сосновый бор, по-солдатски грубо, безо всяких слюнявых прелюдий.

Резко и бесцеремонно он ворвался в ее мир, где уже много лет,кроме пепла пожарища,царили скорбь и уныние.
Этот мир, не подпускавший к себе даже близко мужские запахи, сжимавшийся в свою раковину при звуке баритонов и басов, видевший потенциальную угрозу в каждом носителе штанов, не подпускавший близко даже собственного мужа,этот мир вдруг глубоко охнул, и раскрылся навстречу этому дерзкому наглецу, насквозь пропахшему потом и пороховой гарью!

Звезды, густо облепившие ночной  небосклон, равнодушно моргали из космической бездны, глядя на то, что творится на опушке густого леса, на скорлупке этой маленькой планеты в орбите вокруг звезды класса Желтый карлик.
За миллионы лет своего бесконечного пути им стали неинтересны столкновения даже космических масс,не то,что суета тел такого микроскопического масштаба.

Эти заросли, да разворошенный ими стог сена, да комары с мошками,укусов которых они совершенно не замечали, стали свидетелями пробуждения в ней того, что заставило впервые содрогнуться от наслаждения!
Кричать,стонать и плакать, но не от боли.
Все ее естество,вся ее природа,глубоко забившаяся в самые дальние уголки организма,оказывается не зачахла на корню,а только затаилось, каждой своей клеточкой ожидая столкновения с космосом вот такого,вот Егора!

На следующий день,ставший уже привычным,фашистский пикирующий бомбардировщик, вместо того, чтобы распугивать баб воем своих сирен, вдруг сбросил целый ворох мелких бомб и начал строчить из пулеметов во все стороны.
Никого даже не задело, кроме ее белобрысого  лейтенанта.
Осколок распорол ему спину до самых костей грудной клетки.

Ее Егорушка, ставший за эту ночь роднее всех на белом  свете,навалился на нее,заливая  своей кровью, и она приняла последний его вздох, и последний удар его сердца.
Прикрыв ее своим телом от немецкого железа, он спас и ее,и подарил второй раз жизнь их,еще не родившемуся сыну!
Его завернули в плащ-палатку.
Солдаты,те,что остались от его роты,такие же пыльные и закопченые,как и он, дали нестройный залп.

Свежий холмик с фанерной табличкой на опушке того самого соснового бора, который подарил лучшую ночь в ее жизни, стал его последним пристанищем.
Почему она не сошла с ума еще тогда, рыдая на его могиле!?