Октябрь с книгой "Новая Жизнь"
Автор: Тамара Циталашвили
Дᥱнь 16. Расскажите о своей самой любимой главе в книге. Почему именно она? Можно поделиться цитатой/отрывком
Вот вопрос, на который мне ответить совсем непросто. Потому что любимые у меня в романе главы – это абсолютно все из ныне написанных, пишущихся и тех, которые еще только запланированы.
Хотя, в первой части романа, той, которую я опубликовала на АТ, одна из самых любимых сцен приходится на главу под названием "Проверка".
Вот из нее приведу небольшой фрагмент:
"Днем икс Луговой наметил ближайшую среду и она наступила неожиданно быстро. У Лугового все было готово заранее, теперь дело оставалось за малым – сначала послать Столяра в нужное место, где балочка одна была уже подпилена, и срикошетила аккурат ему в голову. Удар был рассчитан заранее, чтобы сбить с ног и вырубить ненадолго, но чтоб крови было внушительно.
Сделав удачный кадр, Луговой набрал сопроводительный текст, «любовь делает нас глупыми, слабыми, уязвимыми, но не любя, мы не живем», прикрепил фото и отправил со скрытого номера абоненту Ларина Анна, после чего вырубил звук на телефоне, и убрал его в карман казенной куртки.
Столяр быстро пришел в себя, получил указание помыть голову ледяной водой с колодца, смыть кровь, взять из валявшейся неподалеку аптечки пластырь и впредь думать головой, а не задницей о том, куда он подставляет свои габариты.
Во время перерыва на обед Луговой прошел к той охране, которая была выставлена между территорией леса и основной территорией колонии, и спросил, походя, не было ли эксцессов.
— Да был небольшой, — с кривоватой усмешкой сказал охранник по кличке Косой. — Бегала тут полураздетая наша дюймовочка, все порывалась прорваться туда, где вы работаете. Кричала, права качала, пургу несла какую-то про то, что ей НАДО (ну мало ли что и кому тут надо). Ссылалась на Пахомова, а его сегодня тут нет. Потом пыталась прорваться к Денисову, он ее, ясное дело, на порог не пустил, так вот и убежала к себе, вся белая была на морозе, как утопленница.
Вернувшись назад, не доходя до места, где его было бы уже видно, Луговой достал телефон и проверил вызовы – 114 пропущенных звонков за последние пять часов. Тут же он увидел входящий звонок, сто пятнадцатый. На несколько секунд он нажал кнопку принять вызов, и услышал на том конце полный совершенно неизбывного отчаяния женский голос, который молил его сказать, что случилось с «Юрочкой».
Луговой дал отбой и спрятал мобильник обратно в карман. Выводы свои он решил оставить на потом.
Когда стрелка часов достигла половины шестого вечера, и в колонии зажгли фонари, чтобы можно было продолжать работать, Луговой послал Столяра за хворостом на опушку леса, откуда открывался прекрасный вид на здание, где располагалась библиотека. А еще через десять минут очам смотрящего в ту сторону предстало такое зрелище – огонь и дым, и лопающиеся стекла, как могло показаться, именно третьего этажа.
Сначала ушей Лугового достиг крик «Пожар, там пожар!», а потом... а потом он увидел, как двухметровый амбал сбивает с ног низенького Косого, и на глазах охраны на вышках несется к зданию, буквально сметая всех на своем пути. Увидев, что один из снайперов целится заключенному в грудь, Луговой поднял руку, что означало «отбой, не стрелять». Он видел, как, будто обезумевший лев, отбросив того охранника, который стоял прямо у входа в здание, словно тот был тряпичной куклой, Столяр внесся в библиотеку... Луговой пожал плечами – не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, что будет происходить внутри в тот момент, когда Столяр поймет, что его зазнобе никогда ничего не угрожало. И не нужно было быть шибко фантазийным, чтобы понять, какая реакция будет у нее...
Луговой стоял и долго глубокомысленно тер руками лоб. Он не сразу заметил, что к нему подошел Косой.
— Виталий Палыч, вас просят к управляющему.
— Ну и что ты на это скажешь? — спросил Пахомов, с порога демонстрируя Луговому свой телефон.
— Сколько у тебя пропущенных, Михалыч?
— 84 звонка.
— А у меня... двести восемь, и это не считая текстовые сообщения.
— Так какие твои выводы? Что дала проверка тебе?
— То же, что и тебе, Михалыч. Уж по что я разбираюсь в людях, а тут ошибся как последний фраер. Столяр, когда дым и огонь увидал, может, думал полсекунды над тем, что видит. А потом разум хлоп, и отключился. Как мой, когда я увидел, что с моими девочками... Не будь это все подставой, он бы три прицельных в грудь получил бы сразу, но он не думал об этом, совсем. Он, понимаешь, вообще не думал. Как волк, который внезапно слышит вой попавшей в капкан волчицы – что ему флажки и окрики егерей и выстрелы, его же волчица зовет. Ты вот что, Михалыч, сам туда иди, пригрози ему карцером и кандалами, и лишением всех привилегий, и погляди, как они будут себя вести. И не пугайся, когда ее увидишь – думаю, это будет картина маслом. Ногти будут содраны, губки искусаны, глаза красные, как у вампира, волосы дыбом, и клочки повсюду... а может и сломанные полочки будут, и перевернутый стол... В общем, я тебя предупредил. И говорить она будет, заикаясь, и за руки тебя хватать будет, и про пожар и героизм Столяра... обо всем тебе расскажут. А ты уж сам решай, что со всем этим делать. Только перед тем, как ты пойдешь, скажу тебе одну вещь – сразу выброси из головы вариант перевода Столяра в другое место, иначе библиотеку потеряешь, а дюймовочка убежит и поминай как звали, поварихой, или санитаркой или медсестрой, хоть бы и в Антарктиду. Я ее голос слышал, когда один раз ответил на ее звонок. Я тогда чуть не отказался от второй части проверки, потому что – если один человек так любит, невзаимным это не бывает никогда. Но... раз уж задумано, дело должно было быть доведено до конца. Честно признаюсь, жаль, что в ротонде камеры нет, думаю, это было воссоединение века. Не прав я был, когда назвал это тюремный роман. Это просто роман, просто любовь... Посрамили меня Столяр с дюймовкой, посрамили. Показали мне кто я, старый дурак. Так что больше я Столяра травить не стану, наоборот, беру его под свою защиту. Надеюсь только, что Анечка меня простит за то, что она почти шесть часов билась как львица в клетке, не зная, что с ее Юрочкой.
Пахомов поднял голову и внимательно посмотрел на Лугового:
— Про «Юрочку» это ты выдумал?
— Нет, это цитата. Я теперь в кошмарах своих этот срывающийся голос слышать буду, который молит меня. Умоляет. Ты вот что, дай им еще полчаса. Пусть в себя придут хоть немного. И не жести, если не хочешь, чтобы тебе пригрозили Гаагским судом по правам человека.
— Чего???
— Да Косой когда ее пропускать не хотел, и остальные, она начала кричать, что в Гаагу писать будет, что им головы снимут с плеч, что всем покажет, где раки зимуют и так далее.
Так что ты будь готов ко всему. Карцером там не очень пугай, а то тебя самого там только так запугивать станут. Эта дюймовочка за своего Столяра кусаться будет как львица, которая защищает своего льва. Михалыч, я не гиперболизирую, не думай. Я-то думал, что самое худшее в нашем раскладе – обоюдная страсть, крыше снос, что-нибудь такое, попроще. Ан-нет, тут все еще проще. Любят они и все. А ты делай как знаешь.
И Луговой, опустив голову, и глядя себе под ноги, побрел в барак, размышляя о том, что его проверка вышла боком только ему одному."
Роман "Новая Жизнь" живет здесь: