К "Четвертому капитану" дополнение к предыдущей главе

Публикую кусочек из будущей главы. Всеволод признает, что был не прав:

Ощущение того, что корвет стал тюрьмой, не проходило. Игорь замкнулся, и перестал говорить, позволяя себе лишь односложные, предельно корректные ответы. Если он и говорил больше, то только с Кимом. Деться Игорю было некуда. С космического корабля, пусть и корвета, выход разве в открытый космос. Поэтому док, сделав очередной укол Второму и проследив за ингаляцией (Ким три раза в день дышал ингалятором по полчаса лекарством), предпочитал исчезнуть с глаз обоих капитанов, вернувшись в каюту.

И это его добровольное затворничество, самоизоляция, или вовсе самозаключение в "камеру", Всеволода странным образом бесило ещё сильнее. Дров добавляло и то, что Ким молчал, хотя раньше (а друга он знал) обязательно постарался бы сглатить углы и примирить их. Или у Второго неожиданно прорезалось благоразумие?

В это верилось ещё меньше. 

Всеволод не мог понять, как можно подвергать сомнению приказ или службу, установленный порядок и закон. Особенно закон. Они с потолка не принимаются, а Содружество стоит за благосостояние и процветание всех планет Союза. И если Содружество и закон говорят, что маркеры опасны, значит так оно и есть. И надо действовать по установленному регламентом порядку. Вот только была загвоздка. Они были в Серой Туманности, за десятки и сотни парсеков от границ Содружества и его форпостов. А значит, сдать маркер не могли. При всем желании. А ведь это решило бы проблему. Тем более Ким стал намного лучше себя чувствовать и нехороший, надрывный кашель, уже не складывал его пополам. Без дока вполне можно было обойтись. И лететь стало бы легче. Не было бы этого поганого чувства, что ты тюремщик-монстр, избивший заключенного... который тебя спас.

Как не крути, а на платформе, они бы без Игоря не справились. Они же просветили чертову заправку, убедились, что она пуста и выперлись на разведку с одними бластерами. И без этого маркера рядом, они бы сдохли от этих тварей-многоножек. Их тела так и гнили бы на платформе, а корвет стоял бы пустой жестянкой, медленно покрываясь ржавчиной...

 Всеволод скрипнул зубами. Быть неправым было еще поганее.

 Быть обязаным гражданскому лицу, да к тому осуждаемому обществом "маркеру", было... стыдно.

Тот даже ел отдельно, не раздражая глаз.

Да твою мать!

Всеволод со злостью бросил вилку и резко встал. Ким остро взглянул на подорвавшегося товарища, но вновь спокойно уставился в разогретый паек с нормальным мясным рагу.

— Что?! Так и не скажешь ничего?! — зло спросил Сева. — Да, чёрт!

Первый решительным шагом вышел прочь, а Ким хмыкнул, подцепив вилкой кусочек картофеля в сливочной подливе. Этот трюк в исполнении Норна — показное неосуждение и молчание, — работал всегда без осечек. И Ким в очередной раз убедился в его рабоспособности. Вон как, пробрало... оставалось надеяться, что Всеволод не испортит все еще сильнее своими "извинениями". Хотя... Ким с сомнением прищурился, подозрительно изучая отварные овощи в пайке. Брокколи и цветная капуста не внушали доверия.

С размаху ударив по панели ладонью, злой как пандогский варан, Первый вошел в каюту, намеренный сказать всё, что у него на душе накипело. И сдулся в единый миг. В руках Игоря была тряпичная кукла. Старая, самодельная из тряпок, с явно нарисованным лицом ядреными фломастерами. Игорь равнодушно смотрел в стену каюты, сидя на краю койки, и держа в руках это подобие игрушки. 

Явление Всеволода заставило Игоря разве чуть сильнее сжать в руках эту куклу и он напряженно замер. Но головы так и не поднял.

 — Так, хватит! — уже на остатках злости сказал Всеволод. — Кончай это! Мы тебе не конвоиры и не тюремщики! Найдём этого пирата, можешь валить куда хочешь со своей дочкой! Никто тебя сдавать не намерен. 

Игорь молча смотрит на него.

Всё равно паскудство выходит... Всеволод с досадой отворачивается, намереваясь уйти, и будто что толкает развернуться... и хочеться хоть словами огреть этого дока! Но проглатывает рвущиеся с языка слова, останавливаясь как полный дурак.

— Ты что, игрушку нормальную купить не мог? — абсолютно не то, что хотел сказать, выпаливает он. — Убожество какое-то! Для девчонки?

— На удаленных станциях в космосе игрушки не продают, а на планеты мы редко выходили.

— Что, совсем не... — Всеволод смешался. 

Это вообще что получается?

— Таможенный контроль слишком опасен для нас, — ровно говорит Игорь. — Любая проверка на кровь опасна. Лучше быть на корабле. 

— Так ты её с корабля на корабль? — всё не мог поверить Первый. — Это же ребёнок. Ей учиться надо, друзья-товарищи, игры...

— В приюте ей будет не лучше.

— Да причем тут...

— В колонии-поселения отправляют лишь взрослые маркеры. Готовить место на новой планете для тех, кто будет нормальным гражданином Содружества. А детей отправляют в приюты. Там стерелизуют и объяснят, чем плох измененный ДНК. И другим детям объяснят. А потом тоже колония... маркеры лучше противостоят опасностям новых планет.

— Содружество плохо, так валил бы к пиратам! — вновь разозлился Буран.

— У одних поводок, у других бластер, — прозвучал невеселый ответ. — Я маркер. Но убийцей не стану. И ошейник сам не надену. Уйти всегда можно.

— Идиот, — вынес диагноз Всеволод, успокаиваясь. Вот дурак! А еще доктор... — Кончай это. Остановимся где, куклу нормальную купи. И вали жрать за стол, в конце концов!

И сердито вышел.

Игорь проводил его взглядом и в пронзительно синих, нереального цвета, глаз, на самом дне затеплилась надежда.

Может что-то... можно изменить?