К флэшмобу о погонях

Когда я увидел флэшмоб от Дарьи Нико о погонях, то сначала печально вздохнул. Вот нет у меня эпизодов, в которых кого-нибудь преследовали враги (или кто-нибудь преследовал врагов).

А потом до меня вдруг дошло: а кто сказал, что преследовать друг друга должны именно враги?

И эпизод сразу нашелся -- в "Дочери Хранительницы". Даже не эпизод, а две параллельных цепочки эпизодов, в которых две группы людей независимо друг от друга пытаются догнать третью -- но не чтобы с кем-то расправиться или кого-то взять в плен, а наоборот -- чтобы взять их под защиту, прийти им на помощь.

Итак.

Сначала "объекты преследования". Эпизод глазами случайных прохожих.

Солнце неторопливо выползло из-за облака, низко повисло над горизонтом. Скользнув по кроне одинокого старого ясеня, предзакатные лучи упали на узкую тропку, тянувшуюся через покрытую отцветшим бурым вереском пустошь. Двое путников, шедших по тропе, – пожилой сутулый мужчина с широкими плечами кузнеца и высокая полная женщина чуть помоложе – сразу ускорили шаги. Миновав ясень, они торопливо пересекли обступавшие тропу с обеих сторон заросли колючего терна. Вскоре тропинка встретилась с наезженной колеей проселочной дороги.

Возле развилки женщина приостановилась, бросила хмурый взгляд на тусклый оранжевый диск.

— Стемнеет скоро, — недовольно произнесла она, по-северному шепелявя.

Мужчина согласно кивнул.

— Зря и ходили, — с досадой продолжила женщина. — Лучше было святому Нектану свечку поставить, чем этой Ллиувелле кланяться. А я вот говорила тебе!

Мужчина мрачно посмотрел на свою спутницу, поморщился.

— Охота тебе сва́риться, Палус? — буркнул он наконец. Голос у него оказался низкий, хрипловатый, и слова он произносил тоже с северным выговором. — Поспешай лучше: авось дотемна поспеем!

Женщина недовольно поджала губы, но ускорилась. Прошла еще с десяток шагов.

И вдруг остановилась. Замерла, прислушалась. Потом вполголоса пробормотала — сразу и удивленно, и испуганно:

— Никак едет кто-то?..

— Брось, — равнодушно отмахнулся мужчина. — Кого сейчас к ней понесет?

— Точно тебе говорю! — не унялась женщина. — Это ты в своей кузнице оглох совсем, а я-то хорошо слышу! Давай-ка переждем от греха подальше.

Мужчина недоуменно пожал плечами, однако послушался: остановился, даже отступил назад.

И вовремя.

В вечернюю тишину разом ворвались стук копыт, скрип колес и позвякиванье сбруи. Еще через несколько мгновений из-за ближнего пригорка вынырнул фургон. Две низенькие лошадки, серая и гнедая, с тяжелым топотом пронеслись мимо путников, всхрапывая и роняя пену. Худая темноволосая женщина, привстав на облучке, яростно нахлестывала их вожжами. А по сторонам от нее примостились двое созданий — ох, не видеть бы таких даже в кошмарном сне! По правую руку от возницы восседал крохотный, не достававший той и до пояса, человечек с огромным выпуклым лбом. Слева же устроилась... Пожалуй, ту рыжую девицу при беглом взгляде можно было бы счесть даже миловидной — если бы не мертвенная, до синевы, бледность ее лица и не торчавшие из-под взлохмаченных медных волос растопыренные заостренные уши. В довершение всего, пролетая мимо развилки, девица вдруг зыркнула нечеловечески огромными глазищами, и те полыхнули зловещим кроваво-красным огнем.

Мужчина охнул, ошарашенно посмотрел стремительно удалявшемуся фургону вслед, потом размашисто перекрестился.

— Ин но́минэ па́трис эт гви́хлии эт спи́ритус са́нкти... — пробормотал он свистящим шепотом, запнулся, потом громко икнул — и наконец решительно договорил: — А́мен!

Его спутница недоуменно повернулась и, подслеповато сощурившись, дотронулась до его рукава.

— Ну и дела, Палус, — тихо пробормотал мужчина себе под нос. — Вроде же не Калан-Гаэф...

Недоумение на лице женщины сменилось тревогой.

— Ты чего, Гито?

Мужчина непонимающе посмотрел на нее и ничего не ответил.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Потом женщина опомнилась, встрепенулась — и вдруг принялась втолковывать мужчине, как маленькому ребенку:

— Гито, миленький, да это же просто колесница! Ну что с тобой, ягненочек мой?..

— Ягненочек! — передразнил тот, с трудом переведя дух. — Я-то, может, и глухой, зато пока не ослеп! Видела, как у девки глаза светились? А уши ее приметила?

Женщина понуро опустила голову и тяжело вздохнула.

Теперь первая группа "преследователей".

 До Кер-Тамара скрибоны добрались ближе к полудню. Еще подъезжая к мосту через Тамар, Кей почувствовал неладное. От ближнего предместья несло тревожным запахом свежей гари, совсем не похожим на уютный торфяной аромат мирного очага. Где-то неподалеку две женщины перекликались по-гаэльски, перемежая причитания проклятьями. А за мостом Кей вдруг ощутил прямо-таки разлитые в воздухе напряженность и подозрительность. Она была во всем — и в долгом разговоре леди Эмлин с неприветливыми хмурыми стражниками, остановившими их сразу на съезде, и в вымученной усталой улыбке хозяина заезжего дома, и в мрачных косых взглядах посетителей пиршественной залы.

Разобраться в происходящем скрибонам удалось не сразу. Идрис попытался было разузнать здешние новости у одного из гостей, немолодого армориканца купеческого вида, но тот отделался ничего не значащими вежливыми фразами. Отмалчивался и хозяин. Наконец Эмлин сумела разговорить мать хозяина, пожилую женщину, носившую возле ворота черно-белую ленточку думнонского клана Вилис-Клезек, однако произносившую бриттские слова с легким гаэльским акцентом. Тут-то всё и разъяснилось. Почтенная Катлин верх Ниалл — так она представилась — поведала о бурных событиях вчерашнего вечера: и о чудом обошедшемся без жертв ирландском погроме, и о непрошеном визите толпы разгоряченных шахтеров в заезжий дом, и о том, как удачно оказавшийся здесь старый приятель ее покойного мужа, Хродберт из Кер-Брана, сумел их ловко успокоить, а храбрая молоденькая десси ему помогла. Сиду госпожа Катлин упомянула тоже, но как-то совсем уж мимоходом, словно и прежде она только и делала, что принимала в гостях холмовой народ. И все-таки в ее рассказе было кое-что важное и обнадеживающее: почтенная Катлин ни словом не обмолвилась о болезни леди Этайн. Выходит, та поправилась?

Однако успокаиваться все равно не приходилось. Во-первых, догадки догадками, а ничего определенного о здоровье Этайн они так и не узнали. Во-вторых, не было ответа на самый главный вопрос: куда все-таки везли ее гистрионы? Конечно, Керниу — страна совсем крошечная, но и в ней нетрудно затеряться.

Устроившись в свободной комнате на втором этаже, скрибоны устроили подобие военного совета. Расстелив на столе «большое подобие» — подробную карту юга Британии, предусмотрительно взятую в дорогу Эмлин, — они долго изучали его, рассматривали отмеченные на нем дороги и селения — и долго спорили. Прийти к общему мнению поначалу никак не удавалось. Тревор настаивал: Тинтагель. Это походило на правду: именно оттуда начинался морской путь в Глентуи. С Тревором вроде бы соглашался и Идрис, хотя и не без колебаний. А вот Кей полагал иначе: Кер-Бран, и только! Куда еще, кроме как к Робину в гости, могла поехать любопытная юная леди, наслушавшаяся историй о его плутовских выходках?

Эмлин слушала остальных и благоразумно молчала. Вмешиваться в спор раньше времени она не хотела: опасалась навязать остальным свое мнение. По правде сказать, сама она была скорее на стороне Кея — с той лишь разницей, что полагала, что интерес Этайн склонялся больше к подвигам Мэйрион, нежели к проделкам Робина. Однако свой резон был и в доводах Тревора: выбираться из здешних краев, с учетом того, что творилось сейчас в Мерсии, было разумнее всего именно морем.

Рассматривая тянувшиеся от Кер-Тамара тоненькие извилистые ниточки дорог, Эмлин хмурилась. Эх, нет бы пути на Кер-Бран и на Тинтагель расходились хотя бы в Босвене: тогда бы оставалась надежда догнать фургон раньше. Но развилка отыскалась совсем неподалеку от Кер-Тамара, возле какой-то маленькой деревеньки под названием Ланнстефан. Гистрионы, выехавшие из города на рассвете, конечно, должны были ее уже давным-давно миновать. Так что оставалось лишь одно: разделиться. Пусть Тревор и Идрис отправляются в Тинтагель — ну а им с Кеем придется ехать в Кер-Бран вдвоем.

Так Эмлин в итоге и предложила. Возражений ни у кого не нашлось.

А теперь вторая группа "преследователей":

 Проводив взглядом удалявшихся всадников, ирландец вздохнул. Потом повернулся к Сигге. Пробурчал недовольно:

— Вот ведь торопыги — хоть бы о дороге расспросили, что ли? — и, чуть помолчав, вдруг добавил: — Нет, я уж туда лучше по старинке — морем!

Тут Сигге невольно напрягся. Получалось, ирландец тоже собрался на поиски девушек! А как же он, Сигге? Неужели и дальше сидеть ему в этом постылом Кер-Морхене, ждать у моря погоды — а в это время, может быть, кто-то будет нуждаться в его помощи?

И он опять не выдержал.

— Уважаемый... — произнес он и тут же запнулся: имя ирландца, вроде бы такое простое, было почему-то никак не вспомнить. Наконец, махнув на приличия рукой, Сигге решился. — Позволь тоже пойти с тобой! Я знаю этих девушек: когда-то вел у них занятие.

Ирландец хмыкнул. Потом замер. Послюнявил палец, поднял его вверх. Поморщился, тихо пробормотал:

— Та гуи́ хинь... — и, перейдя на бриттский, продолжил уже громче: — Ветер встречный. Вот что, парень: грести умеешь?

* * *

Большой куррах с крытой кормой так и остался стоять в бухте: двоим, даже троим гребцам совладать с ним явно было бы не под силу. Но у Лэри О'Лахана он вовсе не был единственным. И теперь вдоль северного побережья Керниу уверенно шел под веслами совсем другой куррах — маленький, легкий, быстрый, годный и для мелких речушек, и для спокойного моря — да и для не очень спокойного тоже. Сидя лицом к корме, усердно работали веслами Лэри и Сигге. Рулевым веслом уверенно орудовала юная Нуала — дочка Лэри, бо́льшую часть жизни проведшая в море и, похоже, знакомая с ним куда лучше, чем с сушей. А на носу курраха величественно восседал и смотрел вдаль огромный лохматый пес.

Куррах держал путь на юго-запад, к берегу Пенуита — а оттуда уже рукой подать было до Кер-Брана.

На сем на время замолкаю.