Высоколегированный клавир
Автор: Елена ЛещинскаяИ ещё одна конкурсная цацка нашла своего графоманьяка. Завершился ещё один интересный литконкурс. (А на те, что мне неинтересны, я и не чешусь отправлять тексты, кой-смысл.). Итак…
Подведены итоги III сезона Международного литературного конкурса «Есть только музыка одна» памяти Дмитрия Симонова.
«Дмитрий Симонов, — пишут организаторы, — талантливый саксофонист, студент МГКИ, проживший очень короткую, но яркую, вдохновляющую и творчески насыщенную жизнь. Конкурс в память о Дмитрии, названный по строке из стихотворения Бориса Рыжего, является не совсем соревнованием, а скорее антологией литературных произведений о музыке любых стилей и направлений и о тех, кто ее создает».
В конкурсе участвовали поэзия, проза, документалистика на тему музыки и музыкантов. Работы участников, собранные на одной странице, — это и правда антология, к которой хочется возвращаться:
http://infomania.ru/map/?p=44233
У меня лауреатство II степени — то есть второе место, оно же серебро (нынче без пояснений в формулировках запутаешься, — лауреат может означать победителя, призёра, финалиста…). И как тут не разместить конкурсную поэтическую подборку.
Зима
К перемене ветра закат кровил.
Поутру выходишь — полярный холод.
Высоколегированный клавир
Всё звучит из дальних господских комнат.
В этом доме я до сих пор чужак.
Мой тюфяк продавлен, и хлеб мой пресен.
Приютили на зиму за пятак
Никому не нужных забытых песен.
Я не пропил лютни и мастерства,
Но во всех дворцах оказался лишним.
Под скрипучим снегом молчит трава
И растёт неслышно, совсем неслышно.
А пока в горах не видать тропы,
В вышине светло от огней сигнальных.
Раздаётся издали стук копыт.
«Что-то начинается»? Ох, едва ли.
Как болит багровая грань миров…
Эй, бродяга Йохан, давай сыграем,
Чтобы я не чувствовал в кубке кровь
Из аорты, взрезанной небокраем.
Лестница
— Машка, где тебя носило, что за глупая игра?
Позабыла, как всегда, сходить за хлебом?
— Мама, этот странный парень из соседнего двора
Научился строить лестницу на небо.
Принесла ему дощечки, старый папин молоток,
Он в ответ вздохнул и хмыкнул непонятно.
Стали звёзды близко-близко, как в сарае потолок,
Я моргнула — и вернулось всё обратно.
Он на дудочке играет — и дрожит, и тает тьма,
Он такое напевает — не запомнишь…
— Машка, ты не заболела? Ты совсем сошла с ума?
— Мама, светятся в ночи его ладони.
— Жар, поэтому и бредишь, завтра, дочка, к докторам.
Пей таблетки и скорей под одеяло!
…Машке снится странный парень из соседнего двора
В золотом плаще и шлеме без забрала.
Настаёт сырое утро, спит тяжёлая трава,
Потихоньку отступает пневмония.
Затерялся где-то парень из соседнего двора.
Ты сумеешь, ты найдёшь его, Мария.
Будешь плакать, и смеяться, и кормить его волков,
Чай заваривать и подавать патроны.
Будет весело и больно, будет страшно и легко,
Будет музыка звенеть в тайге бессонной.
А когда настанет время шаг за шагом умирать,
Машка так и не поймёт, что умирает,
А услышит: странный парень из соседнего двора
Для неё одной на дудочке играет.
Инопланетянин
В этом чокнутом мире — загнанном, злом, израненном,
В полевом лазарете наскоро перевязанном —
Смелый выбор — оставаться инопланетянином,
Петь о несказа́нном и неска́занном.
Эй, пришелец, ты не обязан нам быть прогрессором —
Самому бы не съехать крышей и не отчаяться.
Здесь у нас живые ломаются, как железные.
Расскажи, Сын Неба, как оно получается —
Исцеляя души, словно слезами Феникса,
Восставать из пепла и выводить из пламени?
Ты выходишь на авансцену — и шарик вертится.
И сияют звёзды. Это, пожалуй, главное.
Разумеется, конкурсные итоги условны. Вот я лауреат второй степени, а бесконечно любимая мной Ольга Гуляева (у меня для неё на АТ и специально обученный тег имеется), книги которой я покупаю «в бумаге», — третьей. Что это меняет? Да ничего. Думаю, она тоже отправляет свои стихи в маленькое путешествие к новым читателям и «работой на результат» не заморачивается.
На мой взгляд, волшебное стихотворение. А у кого какого веса цацка — суета сует.
Ольга Гуляева
Болеро
По влажной улице тень скользила — в нелепой шляпе, в смешном пальто,
А город был из вина, бензина, людей и яблоневых цветов,
Другого вида, иной природы; а тень направила взгляд вперёд,
И стал распахнутым, оркестровым её осмысленный чёткий рот.
Негромко флейты подняли ветер в пространстве тёплом и чуть сыром,
И город стал «Болеро» Равеля, и пахли яблони «Болеро» –
Безмерно страстно, ритмично-терпко, стуча, трепещуще и пьяня,
И барабаны вступали в тему, и вовлекали в неё меня;
Над тенью город кружился плавно, с челестой вместе гремела медь,
А я, возможно, в тот миг могла бы увидеть это и умереть;
Но я стояла, оставшись в теле, вдыхая яблони и восторг,
А город был «Болеро» Равеля и тень в коротком смешном пальто.