Досье по вторникам (и о вредных привычках)

К перманентному флэшмобу "Вторничное досье" от Кейт Андерсенн и заодно к флэшмобу о вредных привычках, принесенному на АТ Екатериной Шашковой.

Итак, Плегга -- хозяин каупоны "Золотой козерог" в гвентском Кер-Леоне. Появлялся в нескольких эпизодах "Дочери Хранительницы".

1) По происхождению Плегга -- англ родом из мерсийского города Веогорны (Ворчестера) -- во всяком случае, по официальной версии.

2) То, что англ владеет заезжем домом в Камбрии, -- по меркам сеттинга, очень странно. Но, во-первых, каупона не имеет официального статуса заезжего дома, а во-вторых...

3) А во-вторых, на самом деле Плегга -- еще и тайный агент, служащий гвентскому королю Моргану. В пиршественной зале каупоны появляются самые разные гости и звучат самые разные разговоры, так что... Другое дело, что с течением времени агентом Плегга сделался неважным.

4) За спиной у Плегги та же школа сэра Эмилия, что и у леди Эмлин. Более того, они когда-то были неплохо знакомы.

5) Оказавшись в Кер-Леоне, Эмлин попросила Плеггу позаботиться об Этайн и ее спутнице и подруге Орли. Увы, Плегга не только не предотвратил ЧП (его сын по недоразумению сильно ударил Этайн), но и прозевал их отъезд.

Ну а теперь сцена не очень приятного для Плегги разговора с леди Эмлин -- по следам событий. Это к вопросу о вредных привычках. 

В кухне оказалось еще темнее, чем в зале. Единственная горевшая здесь лампа была совсем тусклой и нещадно чадила.

Плеггу Эмлин увидела сразу. Тот неподвижно сидел за столом боком к двери, положив голову на столешницу. В свете лампы маслянисто блестел его лоб — пожалуй, даже ярче, чем стоявший на столе пузатый медный кувшин. Рядом с кувшином в темной луже валялась опрокинутая набок глиняная кружка. Пахло вином, жареным луком и копотью.

Снелла остановился возле двери, задумчиво постоял. Нерешительно сделал шаг через порог, вновь застыл на месте. Наконец, смущенно отведя взгляд от открывшейся перед ним картины, проговорил на отрывистом наречии северных англов:

— Отец, к тебе пришли!

Плегга пошевелился, медленно поднял голову. Исподлобья глянул на Эмлин, пробормотал по-камбрийски:

— А, это ты? Хорошо, раз так... — и, переведя хмурый взгляд на Снеллу, продолжил по-англски: — Выйди-ка, сынок, и прикрой дверь. У нас тут с леди свой разговор.

Дождавшись, пока Снелла ушел, Плегга поднялся на ноги. Выдвинул из-под стола табурет, поманил Эмлин рукой.

— Ну здравствуй, Галчонок! Будешь?

И, не дожидаясь ответа, потянулся к кувшину.

От неожиданности Эмлин растерялась, замешкалась. Вдруг нахлынули старые, еще детские воспоминания. В школе сэра Эмилия у учеников были разные клички: Лис, Котелок, Трехглазый, Певец... Сама она, черноволосая, худенькая, вечно нахохленная, звалась в те времена Галчонком. А вот у Плегги прозвища не было: слишком взрослым он был уже тогда, чтобы им обзавестись.

Однако взяла себя в руки быстро. Села за стол. Спросила с вымученной усмешкой, предчувствуя неладное:

— Моим скрибонам тоже нальешь? Или погонишь их прочь, вслед за сыном?

Плегга криво ухмыльнулся в ответ, дохну́в хмельным перегаром:

— Да пусть пьют: жалко мне, что ли? Все равно в последний раз гуляю! Сама мне голову срубишь или кто из них?

У Эмлин сердце так и оборвалось. Раз уж Плегга приготовился к смерти, значит, стряслась беда с Этайн!

Виду, однако же, удалось не подать. Спросила спокойно, уверенно, словно сама и без того всё знала:

— Как это случилось?

Плегга махнул рукой. Устремив взгляд в точку, сбивчиво заговорил, мешая камбрийские слова с англскими:

— Прозевал я, Галчонок. Они рано утром ушли: все еще спали, и я тоже. Так из виду и потерял. Должно быть, к пиктам прибились... Ты не подумай, я всё, что поручено королем, делал. За контрабандистами вот следил — думаешь, это просто?.. Об одном прошу: ты хоть перед сыном меня не позорь! Раз я заслужил — ну, так и заруби тихо. Или лучше зелья какого-нибудь дай: ну, перепил старый Плегга да и душу господу отдал... Уж лучше так, а иначе... ну, каким он меня запомнит?.. Эх, да все равно ты ничего не поймешь, Галчонок: у самой-то, небось, у тебя детей так и нет!..

Должно быть, Плегга хотел сказать что-то еще, но вдруг запнулся.

Эмлин побледнела. Почувствовала: перехватило дыхание. Однако с собой справилась. Ровным голосом произнесла, медленно выговаривая слова:

— А ты умеешь быть жестоким! Впрочем, агенту иначе и нельзя — та́к ведь, дукенарий?

И замолчала, глядя в полные сразу и тоски, и пьяной удали глаза Плегги и не особо ожидая ответа.

Сначала глаза застил гнев. Потом стало доходить услышанное. И вдруг в голове вспыхнула радостная мысль: «А ведь Плегга сказал, что они ушли, а не погибли!» Сразу отлегло от сердца — может, даже больше, чем следовало бы.

Эмлин встрепенулась, выпрямилась. И подчеркнуто насмешливо продолжила, все еще чувствуя, как предательски дрожит ее голос:

— Только ты малость ошибся, Плегга! Я не считаю себя одинокой. Мне Великолепная — как дочь. Говори всё, что знаешь!

Плегга подошел к столу. Поднял валявшуюся на боку кружку, поставил на стол. Плеснул в нее темно-красной жидкости из кувшина. Придвинул к Эмлин.

— Выпей! Не бойся, не отравлю... Обожди, сейчас и этим... твоим рыцарям налью!

И, пошатываясь, направился к посудной полке.

А Эмлин рассеянно посмотрела на кружку и вновь погрузилась в размышления. Может, и к лучшему, что девочки ушли из этого города: кто знает, все ли здешние заговорщики обезврежены! Вдруг пришла на ум совсем уж неприятная мысль: а на чьей стороне король Морган — вдруг он поддержал греческих монахов? После давнего предательства кередигионского Клидога она, кажется, не удивилась бы и такому.

Мысль эту Эмлин решительно погнала от себя прочь. Задумалась над другими, более насущными вопросами. Вот куда направились Этайн и Орли — в шерифово поместье, в Бат или, может быть, прямо в Тамуэрт? Каким путем они двинулись — посуху или по Хабрен? И у кого теперь это всё выяснять — не у Плегги же, проспавшего всё на свете — и заговор, и девочек!.. Ох, только бы не случилось с ними что-нибудь по дороге!

Поднялась. Глянула на суетливо рывшегося в мисках и кружках трактирщика — агентом его не хотелось называть даже в мыслях. Сдержала в себе вздох. Был ведь когда-то Плегга совсем другим. Пришел в школу Эмилия взрослым, а схватывал всё, почти как молодой. Может быть, не блистал способностями, однако и в бестолочах не ходил. Но, видимо, полтора десятка лет беззаботной жизни в спокойном местечке сделали свое дело...

На всякий случай Эмлин все-таки задала вопрос:

— Что-нибудь еще знаешь, Плегга?

Тот обернулся, помотал головой.

— Я всё, что знал, тебе сказал.

И снова уткнулся в посуду.

Поморщилась:

— Что же, на том спасибо! Живи, я тебя не трону. Правда, и пить с тобой не стану. Я служу леди Хранительнице, ты — королю Моргану. Вот он пусть с тебя и спрашивает! Могу лишь посоветовать: попроси об отставке. Впрочем, это твое дело. А я буду делать свое!

Через силу усмехнулась, прибавила:

— Запомни, англ: камбрийская галка — птица правильная: ее сам дьявол боится!

И вышла из кухни.