Отрывок из новой главы

Доброго времени суток, дорогие друзья. Хочу поделиться с Вами отрывком из новой главы книги "Во имя порядка: железный капитан":

- Кстати об оборванцах, - Гийом обратился к шкафчику стола и положил на крышку кусок веленевой бумаги, где кривыми буквами выводились слова, говорящие о немного ином векторе восстания, нежели прошёл слух изначально. – Это нашли разведывательное подразделения штатных войск. При одном из мятежников.

- Хм, прокламация о свободах и вольностях алеманнского народа, - осторожно взялся за неё первый лейтенант. – С подписями. Значит они приняли её и готовы принять к исполнению.

- Кристофер Уоллес подался в алеманнские сепаратисты и судя по всему национальное восстание стало собирать вокруг себя всякое рваньё и только сильная рука способна их усмирить, - сухо обозначил Клермонт.

- Все вы, из людского народа, от Остиана до границ с Северным королевством, алеманы… и все вы такие забавные, - легко улыбнулся Трибуле. – Одни строят северную республику, вторые феодальные владения, третьи говорят о нейтралитете, а четвертые решаются возвести националистическое государство. И чего вам только не хватает? Сошлись в противостоянии, грызне власти, кровопролитии, где брат на брата, сестра на сестру, сосед на соседа и всё в жуткую кучу и гурьбу.

- Надеюсь, - потёр ладони Гийом, - ты сейчас не любовные утехи описываешь.

- Я сейчас серьёзно, - нахмурился седовласый, - вы люди очень жестоки, очень… вспыльчиво себя ведёте. Готовы ради каких-то сумасбродных идей положить на алтарь этих самых идей сотню другую или тысяч десять людей.

- Понимаю о чём ты, но это часть людской природы, - вдумчиво заговорил капитан, его взгляд словно бы прошёл сквозь Трибуле. – По своему отцу знаю. Этот урод был настолько жесток и опьянён идеей праведности, что любого слугу мог избить до крови за то, что он не читал молитвы Рождённым светом. Женщин-служанок поил каким-то раствором, чтобы те становились фригидными, а мужчинам подсыпал в еду какой-то порошок, лишавший их «силы»… во славу «чистоты» конечно же, - голос парня задрожал, - посты едва ли не до обморока доводили и жертвы в храм были столь обильны, что местное жречество настолько разжирело, что пришлось им новые рясы шить. И всё, мой дорогой дядюшка, во имя идеи божественности. Чем это идея отличается от «Алеманнского возрождения»? Разве что кровавые жертвы возносятся не ложным богам, а идеи. Людям жизненно необходима идея, люди ради неё готовы отдать всё самое ценное, жертвовать, люди готовы её ангелизировать или демонизировать, поливать её древо кровью братьев… но какая идея была ради человека готова была пойти на жертву? – нахмурил брови капитан, погладив перо. – Или какой бы бог пожертвовал ради людей собой? Вот это мне не даёт покоя – мы сами строим идолы ради которых готовы отплясывать, и эти идолы нам всё простят за обильные жертвы… и не важно, будь это неисполнение повеление богов или отход от традиций и устоев нации. Человек хочет иметь карманное божество, карманную идею, которая благословит его на любое преступление и оправдает его. Так спокойнее жить людям.

-  Хорошо сказал Гийом, - кривая улыбка мелькнула на губах Трибуле. – Недаром философия тебе всегда лучше всех остальных наук давалась. 

- Не всегда. Когда в меня пытались запихнуть ту религиозную муть, я её не принимал, - поморщился парень. – А вот когда стал свободным и дал дёру из дома в свои восемнадцать, вот тогда во истину познал истинных учёных и мыслителей.

- Ты читал эту декларацию? – решил переменить тему Иоганн, прищурившись пламенно-янтарными очами. – Что там интересного обнаружил?

- Да так пробежался по основным положениями, - Клермонт поднялся под звук скрипа старого дерева. – В основном призывают всех алеман скинуть иго республик и лордов, выдворить всех северян, коринфян, эндеральцев и аэтерн с их земли и править «духом нации».

- Бред полнейший.

- Бред? – посмеялся Гийом, сцепив ладони. – Но не твоя ли вера лишена здравого смысла? Прости меня, но… они все мертвы. Почему ты так веруешь в Светорождённых? – взгляд парня сделался мрачным и холодным. - Ты веришь в тех богов, которые были убиты великим Наратзулом.

- Не убиты, но вознеслись их телесные инкарнации, - потряс пальцем мужчина, - ибо нельзя убить звёздных богов. Да, они когда-то пришли к нам во плоти, но их плоть была поражена, и они вознеслись в свои планы, откуда направляют нас духовно.

- Откуда ты это знаешь?

- Вера это куда большее, нежели просто поклонение, - загадочно начал Иоганн, в янтарных очах загорелся огонёк вдохновения. – Ты не понимаешь, не принимаешь этого. Твою душу слепили так, что тебе невозможно вместить всей метафизической красоты нашего бытия. Я чувствую, что они живы, я верю словам священников, верю делам Рождённых светом. Ни одному императору, царю, магократу[1] или диктатору не удавалось сплотить под своим владычеством все земли цивилизованного мира. А они смогли. Понимаешь Гийом, за бесчисленные лета и долгие эры[2] они смогли построить единый мир, мир в котором установлены жёсткие правила благочестия и чистоты, мир, построенный на принципах железной справедливости. Да, эта справедливость была жестока, но и мир прежний не отличался особой… чистотой. Слышал новость? – лик мужчины чуть приподнялся. – Археологи, с дозволения националистов, откопали под Тирином древнее языческое святилище. И вот там нашли детские кости у алтаря, следы крови на камне и каменные таблички, говорящие о том, что племенные царства Латинг, Пикцва и Арцава были разорены верховным шаманом, а дети стали рабами и что хуже – жертвами. 

- Ну ты вспомнил, - развёл руками капитан, - ещё бы, это ещё до Азатарона было.

- А чего стоят только описания ритуальных оргий с последующими жертвами в Эрофарине[3]? Точнее в союзе поселений? Чего только стоят древние легенды о том, как аманский чародей призвал тысячу и одного демона, отдав в жертву инфернальным силам две тысяч своих подданных? – мрачный лик аэтерна казалось просветлел, на губах явилась лёгкая улыбка. – Но пришли боги и всего за пару десятков лет прекратили это безумие. Из мира людей, полного безумных королей и сумасшедших магов, задыхающегося от мускуса и смрада гнили, захлёбывающегося кровью, они сотворили иной мир. Мир, где большая часть Вина встречает каждый день в покое и тишине, мир, где на жертвенники не льётся кровь невинных и разумных, - он прикоснулся к подбородку. – Да, был и безумный остианский культ[4], и перегибы на местах, но общая картина такова, - Иоганн указал в сторону окна, где виднелись крыши великого города, – всё, что ты там видишь, это их достижение, это сотворено по их святой воле и благодаря тому порядку, что они установили. И да, установили они и божественный закон, который держал весь мир в порядке, который стал залогом развития, - глаза наполнились внутренним светом святой убеждённости, а голос обрёл силу. – И я верю, верю в то, что это звёздные боги нас посетили, верю в последнее пророчество святого Заарушастры[5], верю в то, чему учат жрецы. В конце концов в эти мрачные времена необходимо во что-то верить… во времена железа и огня, тотального хаоса и разброда необходимо верить во что-то.

- И тем не менее я не могу поверить в это, - твёрдо и с маской неприязни резко обозначил Гийом. – Я не могу признать богов тех, кто был убит, чья плоть была поражена. Я не могу признать своими богами тех, по приказу которых сжигались деревни и отправлялись на костёр сотни человек. Я никогда не признаю богами тех, по чьему «божественному» приказу мы жили как в клетке под тоталитарным надзором, под тоталитарным контролем, где каждый свой шаг, каждое желание приходится сверять с строками писаний, преданий и тысячью «божественных» инструкций. Если они боги, что ходили средь народов земных, то почему не слышали наших молений и стенаний!? Скажи, где были боги, когда к ним вопили бедняки Киле? Где были боги, когда от болезней, нищеты и голода умирали и умирают дети эндеральского Подгорода? Где были боги, когда неримские рабы стенали под гнётом жестоких владык? Вот если они ходили между народами, если явились во плоти и остались с нами, то где они были, когда лилась кров невиновного? Где они были, когда дети в Подгороде доедали остатки пакли и клея? Где они были, когда мать отдавала дочерей в бордели, чтобы прокормить остальных детей?

- Истинно ты говоришь, но установив божественный закон, дав повеления строгие и святые, они удалились от нас, дав нам свободу, - словно проповедник настойчиво твердил Иоганн. – Только в свободе можно определить точно – кто за божественный закон, кто за свет и правду, а кто вольно выбирает путь зла.

- Конечно, - фыркнул Гийом, - как помогать – они нам дали свободу, а как нарушение их заветов, так сразу палкой по хребтине. Хорошие боги, ничего не скажешь.

- Ладно, - улыбнувшись, хлопнул по коленям аэтерна, - мы можем ещё долго общаться, пойдём посмотрим, чем там занимается наша армейская семья.

- Пойдём.

Компания жила своей жизнью, что и увидели верховные командиры Компании. Лейтенанты спешно и надрывно отдали приказы сержантам, а те летели к солдатам, чтобы привести в действие всю военную машину. В большом бастионном посещении кипела работа, между низкими кроватями, между мешками и ящиками шныряли солдаты.  Бастион с несколькими этажами и пристройками приспособлен для размещения сотни человек. Ещё две сотни было решено рассеять по казарменным жилим помещениям и разместить на квартирах. 

- Да лучше же так будет, мессир сержант! – кричал солдат, пытаясь что-то объяснить своему командиру, но появление офицеров прервало их разговор.

- Капитан! – обратился офицер.

- Отставить, - махнул Гийом. – Занимайтесь своими делами, - но в то же время его привлёк недобрый крик, и он шагнул в их сторону. – Бойцы.

- Сержант второго взвода первой роты Картен, - представился тучный мужчина.

- Солдат второго взвода первой роты Шатт, - сказал второй высокий, но худощавый паренёк с водянистыми глазами.

- Что у вас случилось?

- Всё в порядке, - ответил солдат. – У нас просто вышел небольшой спор касательно доспехов.

- Ну, поведай о споре своему капитану, - уставил в руки мужчина.

- Ладно уж, - тяжко выдохнул сержант, - говорю мальцу, что не нужно кольчугу улучшать накладными пластинами, а он всё норовит – что последнее слово в обмундировании. А я ему – что пластины на кольчуге-то нафига? 

- Говори, солдат, - бесстрастно обратился командир Компании.

- Сам знаю, как бандит нацепил на кольчугу эти пластины. Думал ткну его клинком и рассеку кольца, но меч упёрся в такую пластину и усё, не пробил.

- Обратитесь к кузнецам в бронно-оружейном взводе роты обеспечения, обсудите всё с ними. Может до чего и договоритесь.

Воины слегка наклонили голову в знак согласия и покорности, отправившись дальше разбираться с делами. Гийом де Клермонт и Иоганн Трибуле продолжили ходить по бастиону, прислушиваясь к бойцам, всматриваясь в то, что происходит.

- Ну ты как? Смог сдюжить? – сидя на мешке, спросил полноватый лысый воин.

- Три бутылки выпил, - бравно рассуждал воин, разместившись на ящике и почёсывая короткий чёрный волос. – А потом ещё и на бабу залез. 

- Вот это по-нашему, - потёр руками мужик. – Хороши девчушки стали! Только вот рухнул «праведный» режим Рождённых светом, как они стали только горячее и раскрепощённее.

- Правильно! – вступил в разговор Гийом. – Только не тратьте много сил на них, чтобы хватило сил на битвы, а значит и на серебро.

- Мессир капитан, - хотели подняться воины.

- Сидите, - махнул рукой командир всей Компании. – Бойцы, если вы отправляетесь знакомиться с дамами для ночных приключений, то будьте осторожны, - улыбнулся Клермонт, – не выбирайте горячих коринфянок, растерзают всю спину, а темпераментные аэтернийки могут расплакаться или так раскричаться, что уши заложит.

- Слушайте его больше, - фыркнул Трибуле, острые уши пару раз дёрнулись. – Вам бы семьи создать крепкие. Нет ничего лучше, - поучительно говорил старик, - к кому вы вернётесь после боя? К любящей и любимой жене в тёплый дом с детьми? Или к очередной шлюхе отдаться за пару монет?

- Дядюшка Трибуле, не разводи тут мораль, - шагнул в сторону молодой капитан, - они ещё молодые и горячие мужики. Ну какие семьи? Им развлекаться нужно, пользоваться молодостью и телом.

- Мессир капитан, - немного официально произнёс первый лейтенант, - хорошая и крепкая семья — это основа нормальной и здоровой жизни. Ты сам понимаешь, что мужчина должен быть мужчиной – порядочным, целомудренным, сильным и нравственно-чистым. Таково не только требование рождённых светом, но обычные правила здорового и порядочного общества.

- Что ж, при всей «праведности старого закона» моему отцу это не мешало самому засматриваться на служанок, а с некоторыми и развлекаться, - скупо усмехнулся парень, - а кто-что должен, пусть решает сам. Мне главное, чтобы они выполняли приказы, блюли дисциплину и были братством. А кто и кого имеет и по документам или за монету – мне как Ордену Магов до состояния погоды на Киле.

- Соболезную, - проговорил Трибуле, чувствуя, что стал давить на рану в душе парнишки, который самим своим поведением бросает вызов всему, что считал ложным, ненавистным и тоталитарным.  

Продолжив идти, они всматривались в армейскую жизнь находя её сейчас рутинной. Кто-то чистил доспехи и оружие, отбеливая до блеска и чиня, иные таскали ящики и коробки, переносили инструменты и работали над необходимыми для штурма вещами. Мужики занимались своим делом, многие готовились к следующему боевому выходу. Среди них зоркий глаз капитана приметил и пару мужчин с раскрытыми маленькими книгами на которых золотым оттиском изображено семь фигур. 

«Религиозники», - с неприязнью подумал Гийом, но тут же себя одёрнул. – «Но и мои братья по оружию. Да, они заблуждаются в убеждениях, но это мои подчинённые и братья. Лучше надеяться, что они образумятся. Главное, чтобы хорошо сражались».

Капитан изо всех сил старался подавлять неприязнь к верующим, понимая, что она рождена из эмоций, но они настолько сильны, что затмевают любое здравомыслие. Огненным приливом волна за волной его душу захлёстывала ненависть при одной только мысли, что сделала религия, вера в Семерых с этим миром, какие кандалы на него надела и чего лишила. 

«Тысячи трясущихся и жалких, боящихся собственных мыслей о свободе, алчные и похотливые старики-жрецы, накладывающие направо и налево наказания и принимающие обильные жертвы, фанатичные до одури «инквизиторы» и рьяные миряне, сжигающие за одно только слово о бунте», - жгла мысль сердце парня, он всё сильнее чувствовал, как болезненное воспоминание всё пуще и пуще разрывало ткань реальности в рассудке, врываясь в сознание из тёмных лабиринтов подавленных чувств. 

Гийом де Клермонт остановился, будто бы запнулся. Мгновением ранее по раскалённому куску металла солдат ударил молотком – сноп искр разлетелся по помещению, вспышка казалась такой яркой, что свет пред очами капитана всё затопил, а вместе с этим и пришли воспоминания – звуки далёкого прошлого, образы и даже горькие запахи духов и благовоний.

«Папа», - отражаясь колкой болью в голове прозвучало слово которым он обращался к человеку, насадившему столько желчи и язвы в Гийома, что ей можно отравить всю неримскую землю.

«Отец», - вновь прозвучало воззвание и на этот раз образы полились, словно он сам стал невольным участником происходящего, взирающего глазами мальчишки.

Парень оказался в большом просторном дворе небольшой крепости, ветер напевал минорные песни, вокруг разносился неразличимый шум говора. Под ногами лежала брусчатка, упирающаяся в журчащий фонтан, а возле толпился народ, надухарившийся и обмазавшийся вонючими благовониями.

- Итак, Гийом, расскажи мне и всем досточтимым господам, и дамам, истинным праведникам Семерым, держишь ли ты пост? Смиряешь ли себя в прочтении долгих правил молитвенных? – с тенью напыщенности и горделивости вопросил мужчина, проведя пальцами по волосам, убранным в хвост.

Капитан глазами семилетнего мальчика робко взирал на высокого и статного мужчину, одетого в чёрно-зелёный кафтан, с наголо выбритым лицом и ясными глазами, в которых словно сияет огнём пламя фанатизма, внушающего страх, отторжение и гнев. В то же время эти глазами он наблюдал, когда его спасали от тяжёлой горячки и тогда они были преисполнены любовью, светом и страхом… страхом того, что его дитя может приступить порог между жизнью и смертью.

И тем не менее сейчас он смотрел на того, кто был его отцом, по крайней мере назывался таковым. Иногда мальчонка задумывался о том, а папа ли это его, а любит ли он его? То, с каким рвением он учил ребёнка «слову богов» изумляло – вместо игр и радостей книжки и учителя-жрецы, вместо игр и мечтаний – долгие молитвенные правила и исследования писаний, вместо вкусностей – постные хлеба и овощи. Его всё это изводило, тошнило от всего этого и ещё сильнее жгучая кислота обиды обжигала сердце, когда он видел, как его сверстники играют и едят сладкие рулеты, как радуются сказочным подаркам из далёкого Киле, а не грызут очередные строки из непонятных книг и жуют постные хлеба.

- Гийом, - вновь звучит грозное воззвание, - отвечай отцу своему!

Неприязнь, отторжение и банально пакостное желание въелись в душу. Он не хотел этого больше ни видеть не слышать, ему осточертели все поучения жрецов и детский рассудок находит одну-единственную нить за которую зацепился.

«От меня должны отстать!».

- Нет, - робко и стрепетом произнёс мальчик. – Я не держал пост и не читал Писания.

- Почему?

- Потому что боги – добрые, - лепетал мальчик, опустив голову… он всей душой, всем рассудком чувствовал, что взгляды окружающих на него ложатся подобно каменной плите, давят и низводят. – Боги – добрые. Почему богам нужен мой голод? Почему богам нужно, что я им что-то говорил не от себя, а по книжке? Разве богам это важно? Пап, почему это им важно? Все говорят, что их радует, но никто не говорит, как это их радует? Разве добрых богов радует моя голодуха?

- Ересь! Страшная ересь, - отвернулся отец, - мне стыдно за тебя Гийом! Я никогда не позволял себе и мысли такой!? Это всё равно, если бы я изменил твоей матери, но я всё время с ней.

- Но ведь ты больше времени проводишь с тётей Матильдой, - по-детски наивно защитился мальчик, - нежели с мамой.

- Как ты смеешь, щенок! – замахнулся мужчина, чтобы ударить ребёнка, тот же рефлекторно защитился, скрючившись, по красным щёкам потекли горячие слёзы. – Можешь забыть про Ариану. Это оборванка отправиться туда, где ей место – в трущобы! Она явно плохо на тебя влияет.

- Папа, - мальчик сделал шаг вперёд и поскользнулся, в руках и в коленях разразилась боль, он ждал, что папа ему поможет… но он стоял поодаль, а в глазах искрилось презрение к собственному сыну, - но она же осталась без мамы и папы. Она не сможет там жить. О ней некому позаботиться. Ариана – хорошая девочка!

- Не будет её в нашем доме, ибо она – грешница! Бедная полуаэтернийка явно не знает, что есть истинное благочестие из-за нечистой крови, а значит я её вышвырну, ибо мой сын стал таким грешником. Гийом, - строго обратился отец, указав пальцем на собравшихся, - вот мать твоя, братья и сёстры, учителя и весь двор. Ты опозорил меня пред ними, ты опозорил себя пред всеми ними. И за это ты будешь наказан. Жестоко наказан. Ты – прогневал богов.

- Но, - пытался протестовать мальчик одновременно вставая без помощи отца.

- Я не хочу лишиться благодати богов, ибо они ясно предписали воспевать моления определённые, а церковь и жрецы утвердили это. Посты же есть жертвы им, духовное упражнение, - словно заведённый говорил мужчина, в голосе чувствовалось бурление страха… он ощутил ужас, что может не исполнить своего долга, определённого богами… утверждённого жрецами.

- Сиссар, да-а-а-а, твой мальчонка не способен постичь и основы веры, да ещё и дерзить смеет пред праведниками Семерых? – прозвучало из чреды аристократов. – Мы, иструждавшие себя в постах и молитвам знаем своё место, а твой мальчонка – нет! Тебе стоит постараться, чтобы влиться в ряды истинных праведников. Мы напишем окружному жрецу, чтобы он собрал инспекцию и нагрянул к тебе.

- Гийом! – крикнул отец, отвернувшись от упавшего сына. – Ты меня очень подвёл!

Далее память представила лишь смутные картины кары, что разливается болью и стыдом. Это было в первый раз, когда он столь дерзко ответил отцу, и родитель вознамерился воспитать его во всей строгости канонов и правил, утверждённых жрецами. Во имя того, чтобы его отец чувствовал себя праведником, имеющим праведное дитя, принесённое в жертву жрецам, Гийому пришлось несколько лет испивать горькую чашу боли и ограничений, противных молений и жажды сжечь все книги, по которых его учили закону богов.

Он всем естеством ощутил жгучую боль стыда и скомканную до затруднённого дыхания ярость. Весь рассудок был готов туда погрузиться и излиться едкой горечью. Именно память об этом не давала покоя, изводила всё больше и всё глубже. Он понимал, что отчасти страсть к идеям свободы и тотального либерализма была продиктована личной злобой, стремлением сокрушить всё ненавистное, что лежало в центре боли, что предопределило её.

«Разумно ли это?» - спросил он себя.

Воспоминания отступили, когда он почувствовал, что его толкнули. Образы растаяли словно только что выпавший снег, от них не осталось практически ничего.

- Всё в порядке? - учтиво спросил первый лейтенант, осторожно коснувшись плеча парня, - ты секунд двадцать в одно место смотрел, будто зомбированный.

- Да, - мотнул головой капитан, прошептав, - только Араиану жалко. Она была… единственным другом.

- Что?

- Пойдём дальше.

[1] Магократы – правители городов и земель из чреды магов и чародеев. Магократия – форма правления при которой всю власть в государстве берётся в руки магов – верховные и средние органы власти формируются чародеями. Отличается от остальных широким использованием магии – законы и постановления меняются на магические гримуары. Отличаются особой формой авторитарности, элитарности и закрытости.

[2] Эры – временные эпохи мира Вин, которые являются самыми важными и объединяют комплекс исторических событий. Мир разделён на Хазбирийскую эру (эпоха условного каменно-бронзового века), эру Азатарона (эпоху царствования великого пророка), Кинтийскую эру (эпоху хаоса и прогресса), эру Рождённых светом (эпоха правления новых «богов», ознаменованная порядком и диктатом) и эру свободы и войн или время "Меча и закона" (недавно наступившая эра «постбожественного» мира, чьи осколки сошлись в противостоянии за остатки власти).

[3] Эрофарин – древнее поселение на месте Эрофина. В эпоху до Рождённых светом на острове располагалось несколько укреплённых деревень, которые потом стали крепостями. Шесть селений очень быстро захватывали остров, превращая его довольно оживлённое торговлей и событиями место. Вскоре они заключили Эрофаринский союз, ставший гегемоном в регионе. Только к эпохе Рождённых светом он смог стать единым городом. В эпоху после Азааторна и до рождённых светом в Союзе практиковались мерзкие поклонения языческим богам – ритуальные оргии, жертвоприношения, кровавые или омерзительные ритуалы. Причём их число весьма зашкаливало, что сделало Союз городов весьма притягательным для мистиков и чернокнижников, которые рады были получить силу для своих чёрных мистерий.

[4] Остианский культ – мутировавший и выращивавшийся культ единобожия на территории Остиана и всего Южного королевства. Когда после эпохи Азатарона один из пророков Единого, Кашрим, осел в Остиане и смог организовать там поклонение Творцу, считалось, что юг Нерима станет местом возрождения поклонения Единому Богу. Однако после смерти пророка его паства стала быстро отходить от заветов Церкви Единого и спустя пару столетий он превратился в нечто дикарское. Из-за высокой развращённости, тайного влияния сект и радикальных культов, влияния скараггских налётчиков культ Единого Бога превратился в жестокий Остианский культ «Творца», практикующий сектанство, сумасшедший аскетизм и ритуальные жертвоприношения. Остианский культ даже после пришествия Рождённых светом сохранил свои позиции и идеологические основы.

[5] Заарушастра – пророк церкви Светорождённых. Он появился в самый мрачный и страшный миг для Неримского канона культа рождённых светом, в миг, когда всё религиозное поклонение было на грани падения, в миг, когда по Нериму неслась новость, что боги убиты Наратзулом. Пророк сказал, что боги не умерли, что их плоть была необходимой слабостью, а сейчас они дали себя победить и вознеслись, став звёздными богами. Его проповеди полны символизма – «Наратзул побеждает богов и те уходят, как обозначение того, что смертная грешность побеждает благодетель и боги уходят, оставляя смертных с их выболром – хаосом и беспорядками». Пророк быстро был поставлен во главе церкви Рождённых светом, его проповеди, новые канонические постановления и измышления произошедшего вдохнули в умирающий культ новую жизнь. Свои слова он подкрепляет весьма активными действиями – лечит раненных, окормляет бедных, наставляет и опекает. В итоге благодаря его пришествию Культ Светорождённых окреп достаточно, чтобы вновь бороться за влияние.