Побочный эффект редактирования
Автор: Анна МакинаЗанимаюсь редактированием "Стрел степных владык". И стало мне казаться, что в главе 8-ой не хватает эпизода, яснее раскрывающего намерения врагов главного героя. Зачесались руки дописать такой эпизод, раз уж рекомендуют "показывать, а не рассказывать".
Те, кто читал, уже знают о планах врагов только что взошедшего на престол правителя хуннов Модэ, так что для читавших в эпизоде мало нового. Для не читавших поясню, что главный герой романа Модэ только что приказал застрелить своего отца, шаньюя Туманя, и объявил правителем себя.
Из событий, последовавших за возвращением Модэ в ставку шаньюя, Гийюю запомнились растерянная суета и страх людей, речь, которую держал перед ними повелитель, отрубленные головы тех немногих, кто попытался протестовать.
Сигнальные стрелы повелитель не применял — хватило людского страха и быстрых, чётких действий военачальников Модэ. Служители богов могли бы поднять голос против отцеубийцы, но им запечатали уста щедрые дары и вид готовых на всё воинов.
Яньчжи Сарнай и её сына не выпускали из их юрты, окружив её двойным кольцом охраны. Модэ сказал Гийюю, что тот головой отвечает за них.
Из ставки к охотящимся князьям помчались вестники, и вскоре главы родов явились на Совет. Прибыл и князь Басан, ведь ему сообщили, что от его благоразумия зависят жизни его дочери Сарнай и внука.
Басан и его сторонники на Совете оказались в меньшинстве. Поглядев на отчаянных воинов Модэ, на ледяные глаза молодого шаньюя, большинство предводителей родов поостереглись противиться ему.
Сжимая копьё, Гийюй стоял у входа в белой юрте правителя и наблюдал за Советом. Родич Модэ по матери, глава рода Хуань почтительно приветствовал молодого шаньюя и выразил надежду на то, что теперь хунну воспрянут и вернут себе всё несправедливо отобранное у них врагами.
Сидя перед князьями, Модэ повторил им то, что говорил воинам: «Мы вернём себе Ордос». Глаза предводителей заблестели — князьям предлагали то, о чём они давно мечтали. Они благосклонно выслушали длинную речь седовласого Пуну. Уважаемый государственный судья провозгласил Модэ «возведенным на престол Небом великим шаньюем», и тот невозмутимо принял пышный титул.
Совет завершился так, как многие и предполагали — Модэ во всеуслышание обвинил князя Басана в отравлении своей матери и приказал взять его под стражу. Государственный судья взялся за расследование преступления. На это по обычаю отводилось не больше десяти дней, а Пуну управился за несколько часов.
Разбирательство проходило на окраине ставки шаньюя, у специально разожжённого костра. Гийюй стоял там среди воинов, смотрел на благообразное и с виду бесстрастное лицо дяди, и думал, что прежде не догадывался о том, насколько сильно тот ненавидит главу рода Лань.
Два сильных, знатнейших рода, Лань и Сюйбу, издавна соперничали, а теперь предводитель Сюйбу торжествовал. Вспомнив несчастную Жаргал, Гийюй понял, что дядя никогда не разрешил бы ему жениться на девушке из рода Лань, даже если бы её не выдали замуж за повелителя.
Когда голые ноги связанного Басана сунули в костёр, он быстро признался в том, что пытался убить Модэ и приказал отравить яньчжи Навчин, первую жену Туманя. Но даже когда его ступни превратились в чёрные головёшки, охрипший от крика, побагровевший, обделавшийся от боли Басан упорствовал, отрицал то, что в преступлении были замешаны его дочь, сыновья или другие родичи. Он взял всю вину на себя. Видно и впрямь очень любил своих детей.
С упрямством обречённого судья ничего не смог поделать. Пуну вынес приговор и приказал отрубить голову Басану, но преследовать его детей оснований не было.
Старшие сыновья Басана, сжав зубы, смирились с тем, что ничего поделать не могут — их отец признался в преступлении, а мстить за казнённого по закону нельзя. Лишь самый младший сын, шестнадцатилетний юноша, кинулся с мечом на Пуну. Его пристрелили на месте: поднявших оружие на судью наказывали смертью.
Новый глава рода Лань склонил голову перед молодым шаньюем, признавая его власть. Теперь люди задавались вопросом, как Модэ поступит с ненавистной мачехой и младшим братом.
Гийюю докладывали, что когда Сарнай сообщили о смерти мужа, она упала без чувств. Очнувшись, она долго рыдала, рвалась из юрты, чтобы увидеть тело Туманя — её грубо водворили обратно.
Маленький Ушилу просил пропустить его к старшему брату, но стражники оставались непреклонными. Рабыни, приносившие ужин Сарнай с сыном, говорили, что она сидит на постели уже с сухими глазами, крепко прижимая к себе заплаканного мальчика.
Новый эпизод:
В слабом свете очага юрты багровый шёлк казался чёрным. Большие куски дорогой ткани покрывали два наспех сколоченных дощатых гроба. Таким же шёлком гробы устлали изнутри. Данзан, новый глава рода Лань, сам уложил в них обмытые рабынями, переодетые тела и отсечённые головы отца с братом. На лице шестнадцатилетнего Алтана с полуоткрытым ртом застыло выражение негодования, а морщинистое лицо старого князя Басана, напротив, было спокойным — смерть принесла ему освобождение от страданий.
Отец, отец.
Басан умер в муках, но спас своих детей, не позволил врагам обвинить их. Если бы Алтан не поддался безрассудному порыву отомстить судье, он был бы жив. Младший брат позволил чувствам одержать верх над разумом и погиб. Старшие будут действовать иначе.
Второй брат Астай уже отбушевал, осыпая проклятиями судью Пуну, его подручных, злобного выродка отцеубийцу, по недосмотру богов забравшегося на престол шаньюев, и теперь стоял молча. Сам Данзан тоже хотел бы выплеснуть горе в крике, но нельзя. Он теперь возглавляет род Лань и должен вести себя подобающим образом.
Брат пошевелился и опять пожелал убийцам отца мучительной смерти. Данзан тихо произнёс:
— Они умрут. Это я тебе обещаю. Но позже. Сейчас нам надо думать о другом.
— Это о чём же?
К сожалению, Астай не обладал быстрым умом. Данзан пояснил:
— Мы не можем сейчас начать возмущаться. Наша сестра в руках у Модэ. К тому же у него здесь больше сторонников.
— Скопище холощёных баранов! Трусливые овцы, чтоб им стать пищей для волков! — громко обругал Астай роды, перешедшие на сторону молодого шаньюя после казни Басана, и продолжил: — Ничего, мы подождём. Выродок прольёт ещё немало крови. К весне люди поймут, что Модэ настоящий сумасшедший, и поднимутся против него. А мы окажемся наготове.
Данзан одобрительно похлопал брата по плечу и сказал:
— Мы выказали покорность щенку. Пусть он поверит в то, что мы устрашились и смирились. Сарнай тоже станет твердить мальчишке об этом. Мы же знаем сестру. Она вымолит у Модэ немного свободы для себя и сына.
— Сумасшедший выродок может убить Ушилу, — буркнул Астай.
Данзан скрипнул зубами, признавая правоту брата, ответил:
— У Модэ нет сыновей. Раньше он вроде бы неплохо относился к мальчику. Вдруг он захочет сохранить Ушилу жизнь до тех пор, пока сам не обзаведётся наследником.
— Выродок прикажет держать Ушилу под присмотром.
— Я оставлю в ставке верных людей. При первой же возможности они выкрадут Ушилу и увезут его в наши земли.
Братья переглянулись, и Астай растянул губы в злой усмешке:
— Если Небо будет к нам милостиво, престол займёт наш племянник. И тогда пусть мерзавец Пуну молит богов о том, чтобы выжил хоть кто-то из его потомства.
Повысив голос, Астай рявкнул:
— Я возьму с Пуну и Модэ плату кровью за отца и Алтана, за мою Жаргал! Мы поможем новому шаньюю отомстить за несчастного Туманя.
— Милостью богов, так и случится, — кивнул Данзан. — А теперь ступай, отдохни.
Астай склонил голову, выказывая покорность главе рода, и ушёл. За ним и Данзан покинул большую юрту, постоял у входа, глядя в звёздное небо. Промелькнула мысль: «Тумань столько лет поклонялся луне и солнцу. Почему же светила не покарали его убийц прямо на месте преступления, не испепелили жаром, не поразили молнией? Или Небо опять предоставляет людям выполнять его волю по своему разумению?»
Данзан был бы благодарен за любой знак, показывающий, что боги поддержат его в борьбе с сумасшедшим убийцей, опозорившим род шаньюев. В своих владениях надо призвать к себе лучших шаманов и принести обильные жертвы духам и предкам.
Завтра он с Астаем и воинами повезут тела близких в земли рода Лань. Там князю Басану и его сыну устроят достойные похороны. Не уподобляться же выродку Модэ, приказавшему зарыть убитого отца, как жертву, без должных почестей, с малым количеством самой простой пищи, без рабов и наложниц. Сестра не смогла попрощаться с мужем и положить в его могилу свои срезанные косы в знак скорби.
Но отец и Алтан будут погребены со всеми почестями. Там, в землях рода Лань, их могилам не грозит осквернение, а то от подлецов Сюйбу можно ожидать всего. Хорошо, что мать упокоилась несколько лет назад и не станет горевать, как другие жёны и наложницы Басана.
Две молодые рабыни лягут в землю рядом с Басаном, одна — с Алтаном. Данзан уже отправил гонца в свои владения, и оставшийся там третий брат проследит за тем, чтобы для умерших выкопали могилы и раздобыли всё необходимое для поминального пиршества.
Когда земля укроет тела близких, настанет время готовить воинов для будущих битв за престол и разносить по кочевьям вести о том, что Модэ сошёл с ума и проклят Небом.
Если даже Модэ избавится от маленького Ушилу, он всё равно не сможет долго наслаждаться украденной властью. В роду шаньюев Си Люаньди есть и дальние родственники покойного Туманя. Его двоюродный племянник совсем мальчишка, но за него можно выдать дочь Алтынай. Говорят, что возможный зять слаб здоровьем и не слишком крепок умом, но это и хорошо: он станет слушаться тестя. Занятый такими мыслями Данзан прошёл в своё жилище.
Один из стоявших у входа стражников женился на женщине из рода Ливу, а сестра его жены была замужем за Октаем из Сюйбу. Этот предприимчивый и алчный стражник слышал слова Астая про «плату кровью» и «нового шаньюя» и понимал, кто может дорого заплатить за эти сведения.
Замечу, что хунны III–II века до нашей эры действительно погребали своих умерших в деревянных гробах. Гробы знатных людей, вроде предводителей родов, могли выстилать изнутри тканью. Во время похорон в знак скорби женщины срезали свои косы и клали их в могилы.
Примечания:
шаньюй — верховный правитель хуннов
яньчжи — титул любимой главной жены шаньюя