Субботний отрывок

К перманентному флэшмобу от Марики Вайд. Как у меня обыкновенно бывает, не факт, что самое лучшее, но зато самое свежее.

Труд нескольких дней. Последние абзацы написаны вчера.

Родри недоумевал. Ведь всё, казалось бы, складывалось как нельзя лучше – а эти двое, вместо того, чтобы радостно присоединиться к его затее, заартачились. Один только гот чего стоил: «Мы находимся в союзной стране, а не в стане врага»... Вот ка́к можно было такое выболванить? Тьфу! А эта гречанка, не то Зои, не то Эми, которая, похоже, никакая вовсе не гречанка, – она-то с какой радости своему муженьку поддакнула? Ну ладно его собственная служба сиде: клятва – дело особое, не отвертишься. Но разве эти двое давали какие-нибудь клятвы здешнему королю или этому простоватому вояке кентуриону?

Сам Родри, куда бы он ни являлся – хоть к себе домой в Думнонию, хоть в соседнюю Камбрию, хоть в какое-нибудь саксонское королевство, хоть в жаркую заморскую страну, – везде очень быстро оказывался окруженным если не врагами, то по меньшей мере не самыми доброжелательными к нему людьми. Так повелось еще со времен его первого побега из дома, так он привык жить – а почему оно так складывалось, особо не задумывался. И, разумеется, с попадавшимися на пути ротозеями он не церемонился – как опытные полководцы не церемонятся с противником на войне.

Солдат по имени Монтикола, стороживший их с готом и гречанкой, был, по мнению Родри, именно ротозеем. Ну а как еще можно было назвать воина, способного точить лясы с арестованными? А разговорить Монтиколу Родри сумел быстро и без особых усилий: всего-то навсего потребовалось попроситься до ветру, а потом по дороге расхвалить болтавшуюся на его поясе спату – благо узнать узорную рукоять гленской выделки для уроженца Думнонии не составило труда. Ну а о достоинствах гленской стали, выплавленной и закаленной по сидовской науке, на Придайне знал даже малый ребенок – не говоря уже о Родри, вдоволь наобщавшемся на своем веку и с воинами, и с кузнецами.

Ну а дальше – больше. На обратном пути Родри сделал Монтиколе щедрый подарок – вручил ему ту самую «монету» с прорезями. И не просто вручил, а еще и снабдил развесившего уши простака подробнейшими указаниями, для чего и как ею пользоваться. О, теперь-то он, в достаточной мере просвещенный чернолицым Тафари, знал, что рассказывать и про Небесное Колесо, и про Последнюю Пророчицу, и про могущественного Гэбрэ Гэргэла! В довершение всего, еще и выяснилось, что Монтикола, служивший несколько лет в каких-то Атласских горах, видел колесо на небе собственными глазами. Поначалу, правда, Родри, узнав об этой подробности, всполошился: не хватало еще попасться на вранье! Однако всё обошлось: солдат благоговейно подтвердил все его прежние россказни о чудесном небесном светиле – и то, что он пересказал со слов всё того же Тафари, и то, что додумал на ходу сам. По правде сказать, Родри даже испугался той легкости, с которой ему удалось заморочить голову этому едва знакомому не то римлянину, не то варвару с римским именем. В странной покладистости и доверчивости сурового с виду солдата ему чудился какой-то подвох.

Отступать Родри, однако, не стал. Зато решил действовать как можно более быстро и решительно – пока Монтикола не опомнился. Первым делом он доверительно признался в том, что является учеником само́й Последней Пророчицы. Затем, посулив солдату покровительство Четверых – кто такие эти Четверо, он худо-бедно разобрался благодаря всё тому же Тафари, – Родри перешел к самому главному.

– Знаешь ли ты, друг мой, – вкрадчиво поинтересовался он, указав взглядом на красовавшийся теперь у Монтиколы на груди «знак Колеса», – что привело меня в вашу отдаленную провинцию?

– Догадываюсь, – ухмыльнулся в ответ солдат. – Поди, сам-то ты по званию не меньше епископа!

Не раздумывая, Родри уверенно кивнул. Ковать железо следовало, пока оно горячо.

– Ваш почтенный градоначальник – славный человек и добрый христианин, – шепнул он затем, многозначительно возведя глаза к щелястому тесовому потолку, – но он очень упрям, когда дело касается мелких разногласий в вопросах веры.

– Что есть, то есть, – вздохнул вдруг Монтикола. – Так и старая Фула говорит.

Кто такая старая Фула, Родри уточнять не стал. Нужно было спешить: к этому времени они уже успели вернуться в башню и как раз приближались к двери темницы.

– Послушай, друг мой, – быстро промолвил он. – Не мог бы ты оказать небольшую услугу скромному служителю Четверых?

Прямо попросить, чтобы солдат вывел его из башни и отпустил на все четыре стороны, Родри все-таки не осмелился.

– Что за услуга, почтенный абуна? – немедленно откликнулся Монтикола, изрядно удивив его аксумским обращением, прежде слышанным лишь от Тафари.

– Мне надо посетить храм, – брякнул Родри в ответ первое пришедшее в голову. Затем, подумав, добавил: – Я должен возложить приношение на алтарь Четверых.

Монтикола тотчас же покладисто кивнул.

– Да, абуна, – произнес он елейным голосом. – Если хочешь, я отведу тебя к благочестивому брату Исулу – он содержит попину возле Нового порта.

Тут Родри напрягся. Имя Исул показалось ему подозрительно знакомым. Да уж не бородач ли это трактирщик из того самого заезжего дома, где его едва не побили?!

«Но зачем?» – едва не вырвалось из его рта.

– У него в заведении устроена молельня, – словно услышав его немой вопрос, тихо, почти шепотом, продолжил Монтикола. – Там есть и меркава, и неугасимый огонь – всё как положено...

Что такое меркава, Родри не имел ни малейшего представления. Но на всякий случай он глубокомысленно кивнул.