Перечитывая прошлое. М.Горький, речь на Съезде писателей

До съезда и в начале его некоторые и даже, кажется, многие литераторы  не понимали смысла организации съезда. «Зачем он? — спрашивали эти  люди. — Поговорим, разойдемся, и все останется таким, как было».  Это — очень странные люди, и на съезде их справедливо назвали  равнодушными. Глаза их видят, что в нашей действительности кое-что еще  остается «таким, как было», но равнодушию их не доступно сознание,  что остается лишь потому, что у пролетариата, хозяина страны, не хватает  времени окончательно разрушить, уничтожить эти остатки. Эти люди вполне  удовлетворены тем, что уже сделано, что помогло им выдвинуться вперед,  на удобные позиции, и что укрепило их природное равнодушие  индивидуалистов. Они не понимают, что все мы — очень маленькие люди  в сравнении с тем великим, что совершается в мире, не понимают, что мы  живем и работаем в начале первого акта последней трагедии трудового  человечества. Они уже привыкли жить без чувства гордости смыслом личного  бытия и заботятся только о том, чтоб сохранить тусклую светлость,  тусклое сиятельство своих маленьких, плохо отшлифованных талантов. Им  непонятно, что смысл личного бытия — в том, чтобы углублять и расширять  смысл бытия многомиллионных масс трудового человечества.

В чем вижу я победу большевизма на съезде писателей? В том, что те  из них, которые считались беспартийными, «колеблющимися»,  признали, — с искренностью, в полноте которой я не смею  сомневаться, — признали большевизм единственной боевой руководящей идеей  в творчестве, в живописи словом. Я высоко ценю эту победу, ибо я,  литератор, по себе знаю, как своевольны мысль и чувство литератора,  который пытается найти свободу творчества вне строгих указаний истории,  вне ее основной, организующей идеи. Отклонения от математически прямой  линии, выработанной кровавой историей трудового человечества и ярко  освещенной учением, которое устанавливает, что мир может быть изменен  только пролетариатом и только посредством революционного удара, а затем  посредством социалистически организованного труда рабочих  и крестьян, — отклонения от математически прямой объясняются тем,  что наши эмоции — старше нашего интеллекта, тем, что в наших эмоциях  много унаследованного и это наследство враждебно противоречит показаниям  разума. Мы родились в обществе классовом, где каждому необходимо  защищаться против всех, и многие входят в бесклассовое общество людьми,  из которых вытравлено доверие друг к другу, у которых вековою борьбой  за удобное место в жизни убито чувство уважения и любви к трудовому  человечеству, творцу всех ценностей. У нас не хватает искренности,  необходимой для самокритики, мы показываем слишком много мелкой  мещанской злости, когда критикуем друг друга. Нам все еще кажется,  что мы критикуем конкурента на наш кусок хлеба, а не товарища по работе,  которая принимает все более глубокое значение возбудителя всех лучших  революционных сил мира. Мы, литераторы, работники искусства наиболее  индивидуального, ошибаемся, считая наш опыт единоличной собственностью,  тогда как он — внушение действительности и — в прошлом — очень тяжелый  дар ее.

Однажды в припадке похмельного пессимизма Леонид Андреев сказал:  «Кондитер — счастливее писателя, он знает, что пирожное любят дети  и барышни. А писатель — плохой человек, который делает хорошее дело,  не зная для кого и сомневаясь, что это дело вообще нужно. Именно поэтому  у большинства писателей нет желания обрадовать кого-то, и хочется всех  обидеть». Литераторы Союза Советских Социалистических Республик видят,  для кого они работают. Читатель сам приходит к ним, читатель называет их  «инженерами душ» и требует, чтоб они организовали простыми словами  в хороших, правдивых образах его ощущения, чувствования, мысли,  героическую его работу. Такого плотного, непосредственного единения  читателя с писателем никогда, нигде не было, и в этом факте — трудность,  которую мы должны преодолеть, но в этом факте наше счастье, которое  мы еще не научились ценить.

На этом съезде нами выданы многомиллионному читателю и правительству  большие векселя, и, разумеется, теперь мы обязаны оплатить векселя  честной, добротной работой. Мы сделаем это, если не забудем подсказанное  нам выступлениями наших читателей — и в их числе детей  наших, — не забудем, как огромно значение литературы в нашей стране,  какие разнообразно высокие требования предъявлены нам.

И не нужно забывать указания товарища Накорякова, что за  1928—1931 годы мы дали 75 процентов книг, не имеющих права на вторые  издания, то есть очень плохих книг. «Вы понимаете, сколько же  мы издавали лишнего, сколько лишних затрат сделали, не только  материальных, но и духовных затрат нашего народа, наших творцов  социализма, которые читали серую, плохую, а иногда и халтурную книгу.  Это не только ошибка писательского коллектива, но это также одна  из грубейших ошибок издательского дела».

Не попробуют ли они дать книгу, которая изобразила бы день буржуазного  мира? Я имею в виду любой день: 25 сентября, 7 октября или 15 декабря,  это безразлично. Нужно взять будничный день таким, как его отразила  мировая пресса на своих страницах. Нужно показать весь пестрый хаос  современной жизни в Париже и Гренобле, в Лондоне и Шанхае,  в Сан-Франциско, Женеве, Риме, Дублине и т. д., и т. д., в городах,  деревнях, на воде и на суше. Нужно дать праздники богатых и самоубийства  бедных, заседания академий, ученых обществ и отраженные хроникой газет  факты дикой безграмотности, суеверий, преступлений, факты утонченности  рафинированной культуры, стачки рабочих, анекдоты и будничные  драмы — наглые крики роскоши, подвиги мошенников, ложь политических  вождей, — нужно, повторяю, дать обыкновенный, будничный день со всей  безумной, фантастической пестротой его явлений.

...недалеко время, когда революционное правосознание рабочих разрушит мистику капиталистов. Однако они готовят новую всемирную бойню, организуют массовое  истребление пролетариев всего мира на полях  национально-капиталистических битв, цель которых — нажива, порабощение  мелких народностей, превращение их в рабов Африки — полуголодных  животных, которые обязаны каторжно работать и покупать скверные, гнилые  товары только для того, чтоб короли промышленности накопляли жирное  золото — проклятие трудового народа, — золото, ничтожными пылинками  которого капиталисты платят рабочим за то, что они сами на себя куют  цепи, сами против себя вырабатывают оружие.

Большинство литераторов, судя по построению их речей, отлично поняло,  как огромно на родине нашей значение литературы в ее целом, поняло,  к чему обязывает их внушительная, непрерывная за все время съезда  демонстрация строгого, но любовного отношения читателей к литературе.

Самовоспитание путем самокритики, непрерывная борьба за качество книг,  плановость работы, — насколько она допустима в нашем  ремесле, — понимание литературы как процесса, творимого коллективно  и возлагающего на нас взаимную ответственность за работу друг друга,  ответственность перед читателем — вот выводы, которые мы должны сделать  из демонстрации читателей на съезде.

Да здравствует дружеское, крепкое единение работников и бойцов словом, да здравствует всесоюзная красная армия литераторов!

Заключительная речь на первом всесоюзном съезде советских писателей 1 сентября 1934 года (М.Горький), фрагменты.
Выделение болдом мое.