Местный колорит или как не стать женой колхозника

За что? Чего им спокойно не живется?

А вот есть люди, на которых и не подумаешь… Короче, есть у меня в поселке торговка знакомая, у нее лавка с мясом, катаюсь к ней за молоком и салом для птичек. Приятная невысокая татарская женщина – Замира. Сразу на берегу договорились, мол, человек я злой и память у меня хорошая, бесить меня вредно для здоровья. Женщина на дружбу согласилась, обещала не косячить. Вот я к ней приезжаю, байки кубанские сельские травлю, она местные уральские рассказывает.

Но видать, по-разному мы косяки понимаем.

Звонит мне недавно знакомый, так и так, новый год близко, хочется мяса от молодой коровы, да так чтобы не по новогодней цене, и всего килограмм двадцать. Мороз наши земли еще не прихватил, а скотину резать – нужно где-то вывешивать, стало быть, не сезон для мяса. На рынке она, телятина от 750, а в новый год будет около 1000. Короче, тот еще квест «сходи за подснежниками». Ну мы же дружим.

Ладно, звоню в мясной, продавец мнется. А потом вдруг оживает.

- А ты помнишь молоко наше? Вот, хозяин тех коров, он может и продаст. Ты приезжай, он как раз сегодня завезет свежую партию молока.

Тут нужно объяснить, живой фермер поставляет молоко, а мог бы и мясо, но он не может конкурировать с той дежурной «бразилией», которую здесь реализуют под соусом «фермерского мяса».

Не чуя подвоха, еду в назначенное время. Стоит. Лет сорока мужик, улыбчивый, из местных татар. Высокий. Плотный. Смуглый. Хорошая машина. Только он вокруг меня уже три круга нарезал, и потрогать успел, вроде как невзначай. Мясо я приехала сторговать или меня продают? Нет, думаю, показалось, видать манера такая.

Улыбается хитро:

- А знаешь, я на никах (свадьба у мусульман), как раз зарезал корову. Висит у меня в сарае второй день. Продам тебе кусок, не много просишь. И по цене сойдемся. Только у меня условие. Поехали, сама мясо выберешь.

- Говоришь, хорошая корова? Не «вынужденный забой»?

Вне сезона режут только по жесткой необходимости: машина сбила, пьяный кто вместо лося пристрелил, волки есть начали, но не доели, или вот грустная стала корова, заболела, значит. В общем, вынужденный забой, это лотерея такая, обыкновенно проигрышная. А тут вроде как хорошие люди просили.

- Вот и посмотришь на мясо, рубить еще не начал. Целая туша. Мне сказали, что ты в коровах понимаешь. Можем на моей и скататься, зачем две машины гнать?

Деревня его недалеко от города, только далеко от основной трассы. И случись что, застрять в этом колхозе «Сто лет без урожая» никак не улыбалось. Скататься то можно, только что за дело такое, смотреть на мясо? Зачем на него смотреть, если покупать пришел? Но и здесь меня подозрения не взяли, ибо бизнес местный не клиентоориентированный, они тут немного дикие. У каждого свои заморочки.

- Что не скататься. Поеду, только я к своей машине прикипела. Ты езжай вперед, я догоню. А то будет мне неудобно, что я тебя от дел отвлекла. В хозяйстве их хватает.

- Я бы тебе коровник, да сеновалы показал – начинает неуверенно.

- У меня времени навалом, но мне бы за мясом, а экскурсия по обмену опытом, это в порядке живой очереди – ставлю границы на берегу.

- Ну ко мне ты и в поселке пересесть можешь – чешет короткие волосы на загривке, говоря словно сам с собой.

Выходим на трассу, полчаса и поворот на деревню, населенный пункт не маленький. Домики, мечеть, кладбище, те самые фермы на въезде. В центре магазинчик местный, и около него шум какой-то. Вижу, провожатый завернул, и я припарковалась.

Около входа стоит бабай местный, старый словно ровесник Ноя, сгорбленный старичок, одни глаза на морщинистом лице остались. Ругается на местных баб, и злобно, но мало эффективно бьет их своей палкой, на которую при ходьбе опирается. Бабы в количестве пяти штук, не обращая внимание на побои спорят со старичком. Фермер наш, из машины к деду выбежал, тащит его в салон, уговаривает, мол, пойдем отец, домой отвезу. А тот все не унимается.

Спорят они по-татарски, фермер на меня бросает взгляды испуганные, ибо спор такой. Скользкий. Смотрит, и видно что хочет, чтобы я только русский знала. Дело-то внутреннее.

Дело. А дело обычное. Пришел, значит, один из местных мужиков домой пьяный, жена ему что-то поперечное сказала, и он ее побил. Хорошо побил. И вот они бабы, собрались чтобы решить дело, ибо, оказалась та битая жена чьей-то родственницей. Да еще и беременной. Стало быть, крови они хотят. И отец фермера, как я поняла, на сторону мужика встал. И кричит на своём:

- Всякий ум потеряли! В Коране сказано, ослушалась – бей. Бей, чтобы знала своё место. Я вас всех порядку научу. Не знаете закон! Мой отец учил меня: слово лишнее сказала, подвешивай на крюк за косы, и пусть висит, пока разум к ней не вернется. А этот по-доброму поступил. Просто побил.

Фермер покраснел весь, смущается, словно мы с ним уже никах прочитали, и в баню пошли, а тут его позорят. Я беспечно стою в стороне, мне в этом споре не поучаствовать. Но старичок видит смущение сына, замечает меня и спрашивает по-татарски:

- Городская! Ты веру чтишь? Кто тут прав?

- Я на вашем не бельмеса не понимаю – улыбаюсь я.

Чего не соврать посторонним людям?

Старик какое-то время зло смотрит на меня, словно испытывая, потом на сына и уже ему, бросает почти по-русски, сузив глаза:

- Ты зачем маржушку в деревню привез?

На этих словах, дедок дает погрузить себя в машину, и мы продолжаем дорогу. Останавливаемся около богатого дома, на деревне это обычно сельский дом обшитый сайдингом. Большая территория и сараи.

Да, «маржушка»… В словаре могут вам сказать, что это слово относится для обозначения всех русских женщин. Именно женщин. Про мужчину говорят рус, или урус или урыс. Там в словарях, даже соврут, что это не ругательство. И образовано оно от имени – Маруся. Только в местных реалиях, это площадная брань. Маржушками называли не по женскому имени, а по бытовавшему в то время (демидовские заводы) слову, заменяющего матерное обозначение женских органов – «маруська». И смысл был, такой, что грязная, охочая до плотских утех женщина. Говорят, со временем, слово прилипло к любой простой русской женщине, в значении «баба». А сейчас его полностью оправдали, но местные, когда его употребляют, вкладывают в него исконный негативный смысл. Всегда вкладывают. Не оглядываясь на словари. Вот прямо вижу, как сидят они деревенские и составителю словаря вешают, что мол, это мы не обзываемся. Ага.

Отвел фермер своего отца в дом, со всем почтением отвел, ко мне вышел. Не знает, как подступиться, а я напоминаю, мол, мясо.

Сарай ладный, на фундаменте стоит, потолок высокий, по верхней балке крюки висят. Высоко висят. Много можно баб за косы развесить… И туша болтается. И вправду, мясо хорошее. Я все осмотрела, только он молчит, и я молчу, а потом испуганно спрашивает:

- Ты ведь знаешь татарский?

- Знаю, к сожалению – отвечаю я.

- Да, жена моя два года как утонула. А тут разговорились в мясном, я и подумал. Ну сказал, заманить при случае. А потом посмотрел, вроде, крепкая ты. Давай, как будто не было около магазина скандала? Я старые правила не соблюдаю. Хозяйство у меня большое. И жена нужна.

- Слушай, а что она в ноябре плавать то пошла? С пешней что ли лед долбила, чтобы утопиться?

- Да, она после третьих родов странная стала. И вот с отцом они не ладили. Видать, Аллах к себе прибрал. Но ты про это не думай.

- А я и не думаю. Озеро у вас большое, можешь там всех баб утопить, какие тебе не понравятся. А еще очень не люблю, когда за меня думают. Но это мы с подружкой твоей, Замирой обсудим. Я за мясом приехала. А отцу передай, что он малость ошибся. Правильно говорить марийка. А не маржушка. Я в машине мясо подожду.

Возвращаюсь в лавку в поселке, уже с мясом. Замира стоит белее снега.

- Я как лучше хотела – пятится от меня.

Позвонил значит, сказал, что вместо курицы в мешке лиса оказалась. Марийцы здесь это колдуны и колдовки. Сам на этот крюк залезешь с такой бабой. Еще и счастлив будешь. Боятся марийцев.

- У меня четверо детей! Не держи зла! Очень он хороший! Правда! Я по большой дружбе тебя сосватала. Слух же по поселку ходит.

- Слушай, давай я тебе второй шанс дам. В порядке исключения… Мне бы хотелось самой распоряжаться своей личной жизнью.