Редкий момент

Эта фраза Иезекию неожиданно насмешила. Ночь стала лёгкой. Воодушевляющей. Он поддался улыбке. А потом и рассмеялся.

— Чего ты ржёшь, Мортон?

— Так.

Вся  напряжёнка с «Драконами» показалась смешной. По сути, они ведь не так  плохи. И не хотели ничего дурного. Он зря зажимался и переживал. При  воспоминании о своих волнениях он снова рассмеялся. А затем  расхохотался.

— Ну, ты позитивен, когда под градусом, это плюс, — констатировал Валто.

— Градус ни при чём.

От смеха навернулись слёзы. Не в силах стоять от этого приступа веселья, он, всё ещё хохоча, сполз спиной по ближайшему столбу.

— Люди — прекрасны.

— Оу, оу, кто-то пьян.

— Я не пьян. То есть немного, но я говорю это не потому. Я действительно так думаю.

— Пойдём. В номере расскажешь, почему же ты так думаешь.

— Валто, я выпил одну бутылку. Или полторы.

— С непривычки достаточно.

Вопреки  бдительной заботе Валто он дошёл сам. Почти твёрдо и полностью  вменяемо. Было разве что тепло и мягко внутри, но он не чувствовал себя  пьяным.

— Так что ты там сказал? Люди прекрасны?

— Определённо, —  кивнул он. Упал навзничь на кровать и свесил голову, так, чтобы волосы  почти касались паласа. — Абсолютно. Из-за хрупкости.

— Ну-ка? — Валто отображался в таком положении вверх ногами.

— Они желают, страдают, бьются. Из-за их хрупкости. Люди хрупкие, но всё равно всё это делают. Как будто они из твёрдого сплава.

— Для песни хорошо, — сказал вдруг Валто. — У тебя карандаш есть?

Он  пошарил в тумбочке, потом — это же Валто — в его вещах, благо,  раскрытая бесстыже настежь сумка стояла тут же. 

— Карандаш, авторучка?  Дитя цифровой эры, у тебя есть хоть что-нибудь, чем записать?

— В ванной, может. Там должна быть тёмная рубашка. В кармане её посмотри.

— Ты говори дальше, говори.

— Ну… и это, собственно, всё. Но из-за этого они красивы. За это я их и люблю. Они как будто вечные.

— Ты студент библейского колледжа, ты не должен говорить «как будто».

Иезекия не поддался на подтрунивание.

—  Не в этом смысле. В земном. Как будто они такие же вечные на земле, как  и в другой жизни. Но в этой-то — нет, в этой мы все бьёмся. А даже те,  кто не верят в потом, живут страстью и готовы, как в компьютерной игре, в  случае чего просто перезагрузиться.

— Даже не знаю… По-хорошему,  тебя бы протрезвить, но ты сейчас настолько складно говоришь, что грех  возвращать тебя в твоё привычное безнадёжно цивильное состояние.

— Я не… Хорошо, пусть по-твоему, не так уж пьян.

— Тогда мы должны записать это. Я нашёл твою авторучку.

— Зачем?

— Наша песня. Твоя песня, Мортон.

— Хрупкость, — пробормотал он, прикрывая глаза.

(Буря, глава "В камышах ветер")