Новое интервью Романа Злотникова - говорим о нелёгких фантастических судьбах

Воспользовался служебным положением и поговорил с уважаемым Романом Злотниковым о писательском ремесле, русской фантастике и технологиях. 

Хорошо получилось, однако!

- Роман Валерьевич, вы - один из самых известных и коммерчески успешных российских фантастов. Между тем есть мнение, что оригинальной российской фантастики не существует. Так это или нет?

- Русская фантастика, конечно, есть. Но она очень сильно менялась. Я за свою жизнь увидел несколько этапов ее изменений, а с 1998 года, когда вышли “Шпаги над звездами”, еще и по мере сил участвую.

Сначала был советский период. Для читателя существовала только советская фантастика и самая элитная часть мировой. Мы читали Казанцева, Беляева, Ефремова, Стругацких. Из западных - только гигантов. Кларк, Саймак, Азимов, Бредбери, немного Гаррисона, из современной европейской фантастики знали только француза Франсиса Карсака да еще поляка Станислава Лема.

Это привело к интересному искажению восприятия: советский, российский читатель думал, что вся западная фантастика такого высокого уровня.

Потом бахнули лихие девяностые, книгоиздание перешло на коммерческие рельсы, прилавки затопила англоязычная фантастика. Российской в тот период практически не осталось, даже отечественные авторы брали иностранные псевдонимы, чтобы повысить продажи. Под своими именами издавались разве что те, кто начал еще в советское время: Юрий Никитин, Василий Головачев, чьи имена уже стали сами по себе торговыми марками…

Затем, где-то с 98-го года, когда как раз вышла первая моя книга, вернулся интерес к русской фантастике, наши авторы “покрыли” практически весь рынок. Затем произошел небольшой откат, а сейчас мы снова конкурируем с лучшими иностранными авторами, и, думаю, соотношение изданий и читательского интереса примерно 50 на 50. Причем уникальность ситуации в том, что теперь мы конкурируем не только с англоязычной фантастикой. Например, появилась очень интересная китайская фантастика, тот же Лю Цисинь, высок интерес российского читателя к современным версиям традиционной восточной литературы.

Я считаю, такая ситуация острой конкуренции - это замечательно.

- Нет ощущения, что современная российская фантастика просто пытается копировать западную?

- Разве что отчасти. Да, конечно, мы используем определенные лекала - надо сказать, не только западные, но так было всегда и везде. Не вижу ничего страшного.

Конечно, была и отличительная черта советской фантастики - высокое литературное качество текста, особенно у “топов”. Но надо понимать, что эти авторы создавали свои книги в условиях, принципиально отличных от сегодняшних. Например, были лимиты издания, которые позволяли тщательно работать над текстом: у тебя, условно, не могло выйти больше одной книги за три года, а то и за пять лет.

Сейчас условия другие, надо давать увлекательный сюжет, писать быстро. И это тоже примета современной российской фантастики.

Местный колорит, конечно, тоже есть. Например, интерес к отечественной истории. Думаю, отчасти в этом секрет популярности “попаданцев” - романов о людях, попадающих в другие тела и исторические эпохи. Появляются и совершенно оригинальные жанры, например “бояръ-анимэ”. Думаю, в ближайшее время мы увидим новые, оригинальные жанры, сама жизнь диктует их необходимость.

“УЙМИСЬ, ДУРАК”

- За последние годы ландшафт массовой культуры сильно изменился. А изменилось ли ремесло писателя, профессиональные требования к коммерческому писателю?

- Конечно, область коммерческого литературного творчества меняется. Причин много. Есть такая историческая байка: якобы у Чуковского было 15 разных версий “Мухи-Цокотухи”, но не потому, что он упорно совершенствовал текст, а потому, что он получал гонорар за каждое новое издание, если там было указано “дополненное и переработанное”.

Современный коммерческий автор получает деньги не за издание, а за продажи. Ты можешь написать одну книгу в 25 авторских листов, а можешь - в десять, и за эти десять получить больше. Так что книги стали меньше по объему, но их стало больше. И автору надо уметь их продать.

Не скажу, что это плохо. Важно понимать: если ты пишешь для продажи, это не значит, что нужно писать торопливо, неряшливо и только то, что публика ждет сегодня. Тебе самому должно быть интересно.

Помню, когда я первый раз пришел со своим текстом в “Эксмо”, редактор почитал и сказал мне: ну, вы знаете, вроде бы и неплохо, но драк мало, секса почти нет, а читателю нужны кровь и секс.

Я слегка офигел, но попытался объяснить, что у меня есть нормальный сюжет, и герой в нем ведет себя так, как должен вести, исходя из умений и жизненного опыта.

В итоге те книги, которые я писал еще в 90-х, читают до сих пор, а огромную часть того, что писалось по однотипным лекалам и требованиям издателя, сегодня читать невозможно.

Изменилась и очень важная вещь - взаимоотношения читателя и писателя. Сегодня читатель может напрямую платить автору, он буквально голосует рублем за то, что ему интересно. Поэтому, если хочешь оставаться в ремесле, не жди, что твои гениальные книги поймут через 30 - 40 лет. Пиши сейчас, пиши для сегодняшнего читателя, умей общаться с ним.

- То есть профессия есть, она жива, но меняется. Можно ли этому где-то научиться?

- Да, она есть, она существует, но есть очень интересный момент… Человечество научилось готовить профессионалов почти в любой области. От хирургов до инженеров и программистов. Даже режиссеров и актеров - умеем. А писателей - нет.

Если говорить о “ремесленной подготовке”, Литинститут самый неэффективный, оттуда практически не выходят писатели. Журналисты критики, филологи… Но не писатели.

Не существует подтвержденных методик подготовки популярных писателей, книги которых хорошо продаются. Поэтому, наверное, узнать о правилах создания композиции, проработке персонажей, стилистических приемах можно, но научиться писать интересные книги, которые будут хорошо продаваться, в институте или на литературных курсах нельзя.

- Тем не менее Минцифры и Литинститут пытаются выработать некий профессиональный стандарт писателя. Как относитесь к таким попыткам?

- Есть такой исторический анекдот, он не совсем про литературу, но мое мнение отражает. На служебной записке об одной из многочисленных партийных инициатив товарищ Сталин, ознакомившись, начертал: “Уймись, дурак”. По одной из версий, так он оценил попытку какого-то назначенца внедрить у писателей разряды. Ну и заработки упорядочить. По другим версиям, правда, так он на очередную инициативу Хрущева отреагировал.

Ну нет у человечества технологий массовой подготовки писателей! И не может быть актуальных и, главное, полезных писательских стандартов. Как вы стандартизируете способность создавать новые жанры и творить в них? А использование в творчестве технологических новшеств? Тех же нейросетей?

ВАЖНО, КТО НА ТОМ КОНЦЕ ПРОВОДА

- Кстати, об искусственном интеллекте. Не боитесь, что ИИ-системы убьют профессию коммерческого писателя? Ведь по большому счету, читателю все равно, кто напишет очередной том цикла, который он читает?

- Думаю, убить не убьют, но существенно изменят. И не в ближайшие годы. Когда начали говорить о беспилотной авиации? Лет 25 назад. А о беспилотных автомобилях еще в прошлом веке фантасты писали. Но беспилотники до сих пор не стали привычной частью пейзажа ни в воздухе, ни на дороге. Эксперименты есть, но пока крайне сырые. Думаю, здесь будет то же самое.

И сейчас речь идет все же не об искусственном интеллекте, а о нейросети. Которую надо обучать, “затачивать”, самому учиться работать с ней. Думаю, новые инструменты затруднят “выход в топ” молодых авторов среднего уровня, но те, кто этот инструмент освоит, хорошо заработают. В нейросеть же, скорее, уйдет ширпотреб низкого качества.

Есть и еще момент: я уже упоминал, что изменились отношения автора и читателя. Все важнее становится личность автора. Читатель хочет знать, кто “на том конце провода”, за кого он голосует рублем. Ему хочется пообщаться с живым автором, получить обратную связь. И это общение никакая нейросеть не заменит.

- В целом положение у писателя получается непростое. Может ли хотя бы часть проблем решить некий писательский профсоюз?

- Конечно, хорошо, когда твои интересы защищает и продвигает какая-то серьезная организация. Но тут есть несколько проблем. Во-первых, профессия писателя не массовая. Будем честны, основная часть пишущей братии зарабатывает не с пера. Они если и состоят в профсоюзах, то по основной занятости. Затем - в нынешних условиях у писателя редко возникают именно трудовые отношения, которые профсоюз мог бы защитить. Как правило, наша деятельность оформлена гражданско-правовыми договорами. Так что, как говорится, думать надо.

- С писателями более-менее определились, а кто сегодня читает фантастику?

- В массе своей - это, как и в СССР, старшие школьники, подростки, студенты, инженерно-технические работники, часть того, что сейчас называют средним классом. Хотя любителей фантастики я встречал самых разных, от крупных бизнесменов до восьмидесятилетних пенсионеров.

Помню, меня как-то позвали на встречу в бывшую “девятку”, это одно из управлений КГБ. Совет ветеранов решил культурно-массовое мероприятие устроить. Приезжаю, полный зал офицеров, пожилой генерал спрашивает: “А что вы пишете?”

Говорю: фантастику.

Вижу, генерал как-то в лице изменился, но представлять гостя надо, и он, смущаясь, обо мне рассказал. Я выхожу, начал говорить. Спрашиваю, есть ли вопросы. Встает молодой старлей, говорит: “Вот мы ваш “Грон” всей казармой читали, а что дальше будет?” Второй вопрос, третий… Словом, долго не отпускали.

Так что читают фантастику самые разные люди.

- Как думаете, в чем причина такой популярности жанра? Что такого дает фантастика, чего не может дать другая литература?

- Фантастика позволяет моделировать будущее в неограниченных масштабах. Это единственный жанр, в рамках которого можно поставить ключевые вопросы, которые всегда интересовали и будут интересовать человечество.

Первый - что будет дальше, если мы поступим определенным образом? Какие будут последствия нашего поступка?

Второй - как надо поступить, чтобы наступило именно такое завтра, какое хочется?

Третий - что нужно сделать, чтобы не наступило то будущее, которого мы хотим избежать?

СМОДЕЛИРОВАЛ - ЗНАЧИТ ПРЕДУПРЕДИЛ

- В каком будущем вы сами хотели бы жить?

- В будущем, где человечество постоянно развивается и где у России есть огромный веер возможностей.

По большому счету, у нас и сейчас для реализации “веера” есть все шансы.

Уже сегодня наша страна - одна из немногих, где есть самый широкий спектр профессий. Такие страны можно по пальцам одной руки пересчитать. Скажем, практически везде есть фермеры, дальнобойщики, врачи, учителя… Но мало где есть вулканологи, капитаны атомоходов, конструкторы подводных лодок.

У нас - есть. И есть те, кто их готовит, а это требует целых научных школ!

Главное - чтоб нам не мешали.

И я говорю не об отсутствии конкуренции. Напротив, конкуренция - это хорошо. Отсутствие конкуренции в идеологической сфере во-многом привело к краху СССР.

Наоборот, нужно постоянно доказывать, что твой магистральный путь развития наиболее эффективный, полезный для человечества!

- Но для этого такой магистральный путь, такая “линия партии” должна быть явно обозначена…

- Однозначно.

Причем в “идеологический стакан” нам постоянно надо “доливать” что-то свое. Ведь наполовину пустого стакана не бывает. Он наполовину полон - например, воздухом. И если его не будем заполнять мы, заполнят другие.

На мой взгляд, в основе “линии партии” должны быть очень простые вещи, которые опираются на человеческую биологию и вытекающие из нее права и свободы. Понимаете, когда нам говорят об отсталости России и о передовых взглядах на проблемы, скажем, “гендерного равенства” и на демократию в современном западном понимании, я сразу вспоминаю, что это говорят люди, которые выросли именно в том обществе, где запрещали права женщин и доказывали, что индейцы и негры никогда не будут равны белым. То есть заявляли вещи, которые прямо противоречат основам биологии человека. У нас у всех две руки и две ноги, один мозг, одинаково устроено сердце - стартовые возможности всех людей равны. Об этом и история говорит.

Первые цивилизации создали арабы и индийцы…

Так что надо прорабатывать очень простые и понятные идеологии, которые направлены на здоровую конкуренцию, сотрудничество и развитие.

- В принципе, это как раз идеология профсоюзов. Но до ее реализации в массах еще бы дожить. Как думаете, есть у человечества такой шанс?

- Как ни странно, но человечество с задачей выживания пока неплохо справляется.

Самые сильные удары людям наносили все же не они сами, а природа. Еще до появления человечества живой мир коренным образом был изменен метеоритом. Который, кстати, открыл дорогу млекопитающим.

Затем - гигантская природная катастрофа периода оледенения, когда от человечества осталась едва ли тысяча человек. Затем - чудовищные средневековые эпидемии, “испанка”, которая унесла, по некоторым подсчетам, чуть ли не 100 миллионов человек…

Человечество справилось. Но, конечно, новых катастроф не хотелось бы.

Надеюсь, предотвратить их хоть в чем-то поможет и фантастика: смоделировал - значит предупредил!