Флешмоб о хвостатых и ушастых

Вот он, под названием "Братья меньшие". Тема, как не трудно догадаться - питомцы в наших книгах.

В моих книгах их есть. Лошади, собаки... котов, пожалуй, меньше всего. А собак, наоборот, больше, а потому - именно о них.

Итак - ГГ-попаданец не один, а со своей собакой на охоте.

Фрагмент из первой книги цикла "Этот большой мир".

Т-дах! Т-дах!

Вальдшнеп, встретившийся со снопом мелкой дроби, кувыркнулся в воздухе и пёстрым комком свалился в осоку, шагах в тридцати от стрелка. Дед переломил свой «Мосберг», ловко, одним движением, извлёк стреляные гильзы и воткнул вместо них новые патроны. Агат, нетерпеливо повизгивая, сделал стойку на подбитую птицу, но с места не сдвинулся — только крутил, словно вентилятором, куцым хвостиком. Бритька брала пример со «старшего товарища» — замерла, приподняв правую переднюю лапу и вытянувшись в струнку — идеально прямая линия от носа до кончика хвоста.

Т-дах! Т-дах!

Т-дах! Т-дах!

Это дядя Коля, сын дедова родного брата. Сам Георгий Петрович стоял в полусотне метров дальше по просеке, и его итальянский полуавтомат бодро отзывался на наши дуплеты. 

Я присел на корточки, положив руку на загривок Бритьки — ощущалось, как дрожат под лохматой шкурой натянутые, как струна, мускулы. Весенняя охота, особенно, когда речь идёт об утках, весьма требовательна к подружейным собакам — им даже хорошая легавая не всегда может соответствовать. Требования к вальдшнепиной тяге несколько мягче, но и здесь собака тоже должна сидеть на месте, следить за небом и слушать, не хоркает ли в лесу подлетающий вальдшнеп. Сама тяга, объяснял дед, продолжается недолго, редко больше минут тридцати — но и за это время на выстрел может налететь с десяток лесных петушков. А значит, каждая минута на вес золота, и стоит чересчур энергичной или плохо обученной собаке подать голос или сорваться с места — всё, о добыче можно забыть. Зато потом, когда прозвучит последний выстрел — надо будет в сумерках собрать битую птицу и принести хозяевам. 

Агат — русский спаниель, опытный охотник восьми лет от роду, с самого начала с подозрением отнёсся к появлению конкурентки. Но после того, как Бритька продемонстрировала, что понимает, кто тут старший и вообще главный, — сменил настороженность на милость и начал обучать молодое пополнение. Наблюдать за этим было так увлекательно, что я даже отказался от предложенной мне двустволки шестнадцатого калибра — пострелять я ещё успею, а пока постараюсь, как смогу, помочь собаке в её дебюте.

 — Агат, пошёл!

Дед сказал это совсем тихо, больше для себя, нежели для пса. Спаниель пронял всё и без слов — мохнатой чёрно-серой молнией сорвался с места и нырнул в кусты. Бритька тоже метнулась следом, но, сделав три прыжка, резко сломала траекторию и кинулась обшаривать заросли осоки. И когда это они успели договориться о разделении «секторов ответственности»? 

Агат вынырнул из кустов — в пасти у него был зажат вальдшнеп. Из зарослей осоки раздался плеск и довольное фырканье. Ага, значит, две подбитых напоследок птицы упали в воду, вот Бритька и старается. И точно: из-за бурых прошлогодних стеблей появилась мокрая насквозь собака, волочащая сразу двух подбитых вальдшнепов. Подбежала ко мне, бросила ношу к ногам и уселась на попу ровно. Морда счастливая, улыбка до ушей — «ну что, хозяин, я ведь хорошая?»

Конечно, хорошая, а как же? Я добыл из кармана кусочек колбаски, который тут же был проглочен с довольным чавканьем.

 — А она у вас молодчина! — сказал дядя Григорий, подходя к нам. Ружьё он нёс на плече, держа за ствол, и тёмно-зелёные болотные сапоги были раскатаны доверху, до самого паха. — Я видел сбоку: второй вальдшнеп не сразу упал, пролетел ещё метров семьдесят и плюхнулся чуть не посредине озерка. Так она сначала к нему поплыла, отыскала, подобрала, а второго прихватила уже на обратном пути. Слышь, Петрович, отличная собака, почаще её бери!

Петрович — это дед. Похвала в адрес Бритьки, похоже, польстила ему ничуть не меньше, чем мне. 

 — Ну что, домой? — дядя Григорий прицепил добычу к узким кожаным ремешкам с петельками, пристёгнутыми к ягдташу, и забросил ружьё за спину. — Завтра ещё на утреннюю зорьку сходим, а сейчас надо выспаться.

И, не дожидаясь ответа, направился в сторону прорезающей жиденькую рощицу просеки — по ней до заимки, где мы собирались заночевать, было около получаса небыстрым шагом. Агат пристроился рядом с ним, а Бритька — вот же электровеник! — принялась нарезать вокруг нас круги. А я взял у деда ружьё и бодро зашагал рядом, выслушивая, в который уже раз, его любимую историю о том, как повздорили однажды на вальдшнепиной тяге Лев Толстой и Тургенев из-за не найденного собакой Тургенева (по версии Толстого) или не битого плохим стрелком Толстым (по версии Тургенева) вальдшнепа. Может, вместо заданной нашей классной темы о Пришвине изложить в художественном виде эту историю, разбавив её собственными охотничьими впечатлениями? А что, мысль неплоха… кстати, завтра надо пострелять и самому. А иначе откуда впечатлениям-то взяться? 

А вот - фрагмент из второй книги того же цикла. Но тут, кроме собаки, ещё и  кот. Потому как - куда ж без котиков?

Кроме Бритьки в «ботаническом саду» обитает ещё один кандидат в орбитальные психотерапевты — кот Том. Мы почтительно зовём его мистер Томас — некрупный рыжий котик повышенной пушистости, с на редкость покладистым — для котов, разумеется, — характером. Со своей хвостатой соседкой мистер Томас познакомился в первый же час нашего с Бритькой пребывания в комплексе — сначала зашипел на неё, грозно выгнув спину и подняв трубой хвост, отчего, казалось, вдвое увеличился в размерах, но потом сменил гнев на милость и снизошёл до знакомства. Собака попыталась сунуться к коту, отчаянно виляя хвостом в знак дружелюбных намерений, за что немедленно схлопотала по носу — к счастью, мистер Томас не стал пускать в ход когти, ограничившись мягким предупреждением. И уже на второй день я застал их обоих спящими, свернувшись калачиками. Мистер Томас уютно устроился у Бритьки под пушистым боком, а та хозяйским жестом водрузила лапу ему на рыжую спину…

И ещё несколько необходимых слов о наших хвостатых спутниках. Одно из соображений против домашних питомцев на космических объектах — это шерсть. Действительно, за исключением уникальных пород вроде кошек-сфинксов и мексиканских голых собачек, все они в той или иной степени подвержены такому неприятному явлению, как линька. А свободнолетающие в невесомости шерсть и пух лезут в дыхательные пути и глаза и, что куда хуже, способны забить вентиляционные жалюзи приборов или попасть на оголённую проводку. А если учесть непоколебимую уверенность мистера Томаса в том, что он, как полноправный хозяин «ботанического сада», имеет право свободного доступа в любое из помещений, а закрытый люк воспринимает как личное оскорбление и принимается противно орать, пока его не откроют — я, пожалуй, понимаю техников.

Нельзя не признать: соображения насчёт кошачьей и собачьей шерсти были весьма актуальны раньше, когда в космос летали на ракетах и подолгу находились в условиях полного отсутствия силы тяжести. Теперь же, когда мы вплотную подошли к созданию станций с искусственной гравитацией, где, к тому же, будут одновременно находиться не единицы и даже не десятки, а многие сотни людей, также являющиеся источниками разнообразного мелкого мусора, пыли и в том числе волос — доводы эти, пожалуй, утратили прежнюю актуальность. И всё равно: техники, обслуживающие системы жизнеобеспечения «ботанического сада», косились на Бритьку и мистера Томаса с явным неудовольствием: не могли выбрать что-нибудь помельче и не такое пушистое, вроде хомячка или морской свинки? Это они ещё не видели сибирских кошек или, скажем, собак самоедской породы — вот где шерсть…