О победителях конкурса

Дорогие мои авторы АТ, Вы все просто гениальны! Я знакома со многими Вашими книгами. Что-то мне нравится, что-то нет. Но никто из Вас не пишет бред сивой кобылы, подобный этому, получившему премии. Но может это я отстала от жизни?

Победителями в главной номинации премии "Поэзия" стали москвич Дмитрий Веденяпин и екатеринбурженка Екатерина Симонова. "Тебя не будет, тебя не будет, тебя не будет", - написал Дмитрий Веденяпин и "Я была рада, когда бабушка умерла" - Екатерина Симонова.

Вот эти "шедевры" 

1

Тебя не будет, тебя не будет, тебя не будет, —

Подпрыгнул как-то в своей кроватке дошкольник Изя,

Ладошки взмокли, губа трясётся, глаза как блюдца,

Один на целом-прецелом свете во мраке жизни.

Настало утро, и мальчик Изя и все проснулись.

Вот солнце светит, вот папа ходит, вот мама гладит.

Ночные страхи вдруг расступились, перевернулись

В какой-то дикий теду бе нябет, теду бе нябет.

2 Однажды Изе приснилась птичка с часами в спинке.

Она сидела, потом вспорхнула и улетела,

И понял Изя, столетний Изя, тараща зенки,

Что худо дело, ох, худо дело, эх, худо дело.

Опять за горло его схватили железной хваткой,

Опять сверкнули в углу над шкафом клыки и когти.

Будь Изя прежним, подпрыгнул б снова в своей кроватке,

А этот просто, держась за сердце, привстал на локте.

***

Я была рада, когда бабушка умерла.

Сначала она начала задумываться, замолкать,
смотреть куда-то между нами,
потом каким-то последним усилием воли
возвращаться обратно.

Через месяц вдруг спросила маму:
«Что это за мальчик сидит на холодильнике?
Видишь, смеётся, хорошенький такой, светловолосый.
Смотри, смотри же — спрыгнул, побежал куда-то,
куда побежал?»

Назавтра увидела деда, молодого, весёлого,
наконец впервые через семнадцать лет после его смерти:
«Что за рубашка на тебе, Афанасий?
Я у тебя что-то не помню такой, я тебе такую не покупала».
Через пару дней напротив за столом
сидела её мачеха. Бабушка толкала мою мать в бок локтем:
«Оль, ничего не пойму — что она молчит и улыбается и молчит,
молчит и улыбается. Матрёна, да что с тобой?»

Через неделю людьми был полон дом.
Бабушка днём и ночью говорила только с ними, знакомыми нам,
ни разу нами не виденными, мёртвыми, довольными,
рассказывающими наперебой,
какой в этом году будет урожай,
как они рады встрече,
а что это за чёрный котёнок прячется в ванной?

При следующей нашей встрече не узнала меня,
как будто меня никогда и не было.

Перестала вставать, открывать глаза, только что-то шептала,
тихо, нехорошо так смеялась —
пустая оболочка, полная чужим духом, как дымом.
Это была не жизнь и не смерть, а что-то совсем чужое,
что-то гораздо хуже.

Потом перестала и смеяться.
Когда мы с мамой меняли простыни, пытались вдвоём её приподнять —
измучились, крошечное тело стало втрое тяжелее,
будто уже заживо пыталось уйти в землю,
стремилось к ней.

В день похорон мама первой пришла в бабушкину квартиру,
присела на кухне.
Рассказывала, что вдруг стало тихо,
потом вдруг ни с того, ни с сего
начали трещать обои по всем комнатам,
вдруг заскрипели, приближаясь, половицы в коридоре.
Но, слава богу, тут кто-то постучался в дверь.

Целовать покойницу в лоб никто не целовал:
тело начало неожиданно чернеть и разлагаться.
Говорят, переморозили в похоронном бюро.
Что-то, говорят, пошло не так.

Я не хочу об этом помнить.
Я всегда думаю об этом.
Ужасно скучаю.

В итоге
смерть даёт нам не меньше, чем жизнь:
законченный образ, историю,
которую нужно однажды рассказать,
чтобы не сойти с ума.

Треск обоев в пустой утренней квартире,
маленький-невидимый-смеющийся мальчик.