Драка в таверне

Предлагаю делиться понравившимися у других авторов описаниями того, что мы с ребятами в школьной юности называли "дракой в таверне". То есть когда вроде всерьез, но с легкой юморной приправой и без трупов. Классический пример такой драки - культовое "разомнемся, джентльмены?" из "Человека с бульвара Капуцинов". У меня тоже имеется подобный эпизод, но... Сам предложил делиться не написанным, а прочитанным. 

Мне всю дорогу очень нравится момент на яхте у острова Аренида, когда команда надышалась фиолетовым газом. Ганс Шютте - один из самых симпатичных героев романа Казанцева "Пылающий остров". Классика советской НФ, да-да. Ну и наполовину родная кровь, чего уж. А его коронное "ах ты рваная покрышка!"... Стало мемом в нашем классе, и было стырено в роман "Выбор". 

Итак... Описано сурово и бесхитростно, но все равно до сих пор улыбаюсь, читая. 

На палубе было очень темно. Верхние огни оказались погашенными. Странные звуки слышались из салона. Гигант обрушился на запертую дверь и вбежал в коридор, словно двери и не было.

Люстра в кают-компании ярко сверкала. На столе из редчайшего железного дерева в беспорядке громоздились колбасы, консервы, копченые окорока. В креслах и на полу сидели или валялись пьяные горланящие люди. Они то и дело отдирали резину своих противогазов, чтобы засунуть под нее куски пищи. Все это походило на пьяную оргию, хотя не было видно ни одной бутылки.

Только два человека из всей компании не имели противогазов. Один из них был негр-кок. С налитыми кровью белками, едва стоя на ногах, прислуживал он буйным гулякам. Пинки и удары сыпались на него со всех сторон.

Другой человек без противогаза был боцман Вильямс. Он связанный лежал у двери, так что Ганс при первом же шаге споткнулся о его тело.

Никто из пирующих не заметил Ганса. Несколько секунд в немой ярости он наблюдал их, потом заревел так, что зазвенели хрусталики на люстре:

– Эй, вы! Отродье свиней и сусликов! Встать!

– Клянусь приливом, это корабельный бунт, мистер Шютте! Эти пираты опьянели и решили обожраться один раз за всю свою морскую жизнь! – отозвался связанный боцман. – Они связали мистера Тросса.

Кое-кто поднялся, но большинство остались лежать. Вдруг здоровый рыжий детина прыгнул на Ганса.

В тот же момент тело его отлетело в сторону, сбив с ног еще двух матросов, приготовившихся к нападению.

После этого нельзя было ничего разобрать. Все двадцать человек, кроме пяти-шести мертвецки пьяных, бросились на Ганса. Послышались хрип, стоны, звон и рычание.

Стол перевернулся. Рыжий схватил окорок и начал дубасить им Ганса по голове. После пятого удара Ганс почувствовал, что его бьют. Он вырвал окорок едва не вместе с рукой рыжего и стал действовать окороком, как дубиной.

Скоро уже не пять, а десять человек лежали на полу. Оставшиеся нападали с меньшим пылом и вскоре отступили.

Ганс, хрипло дыша, стоял посреди салона и продолжал размахивать окороком. Хобот его противогаза был оторван, в резине зияла дыра.

– Мистер Шютте, развяжите пару морских узлов, которыми стянуты мои руки! Тогда ноги я распутал бы сам, – попросил боцман.

– Хэлло, дядя Эд, мне не до этого! – сказал Ганс и увернулся от полетевшего в него кресла. Одновременно в голову ему попала тарелка, а в нос – консервная банка. С противогаза стекало прованское масло.

С яростным ревом Ганс вырвал впившуюся в руку вилку и снова бросился на врагов. Он отломил от стола ножку – получилась дубинка тяжелейшего железного дерева.

Когда еще трое были повергнуты наземь, бунтовщики сдались.

Ганс развязал Вильямса и приказал ему сходить за веревками. Вскоре боцман вернулся в сопровождении мистера Тросса в перепачканном белом костюме, и они принялись деловито и с мрачным видом связывать пленников.

Ганс наблюдал эту процедуру, опираясь на ножку стола и держа в руке окорок. Потом вместе с боцманом и Троссом они растащили своих пленников по разным каютам.