113 оттенков любви
Автор: Наталья Волгина Эх, давненько я не брал в руки картишек... в смысле давненько Ната не участвовала во флешмобах. А сейчас думаю: а чего? пойду-ка тряхну стариной. Тем более, что флешмоб , который предложила Алевтина Низовцева, вкусный, романтичный такой. Если кому-то отрывки знакомы, не взыщите
маловато у меня объяснений в любви, да и эти... ну, как сказать... разные
так и любовь - она разная бывает...
Зной. Пепел струился. Я перебирал ее волосы, пальцами касаясь круглых, словно камешки, позвонков. Она развернулась, волосы ссыпались. Не надо, – сказала она, – не надо, – ладонями упиралась в узлы выжженной горькой полыни, ее лицо над моим лицом… тот же порыв, что некогда в аудитории, качнул меня к девушке, я запустил руку в толщу волос… ее губы в пересохшей корочке на моих губах, толчки крови в висках, пульсация в барабанных перепонках… Анна, какая ты… «Не надо», – говорила она и льнула, я целовал ее скулы, шею, ямку между ключицами, где глухо толкалась кровь, прорвало плотину, на глаза наплывала влага, жадно, словно иссушенные жаждой путники, мы утоляли голод друг друга. Какая ты, ты совсем другой, я и не знала, что ты такой, – и произнесла треснувшими от поцелуев губами:
«Это нехорошо, Антон, что мы делаем…»
«Я люблю тебя». Что еще я мог сказать женщине?
«Но ведь это нехорошо. Подумать только, я оберегала Лали, а сама, с тобой…»
«Ты меня любишь?»
Пульсация зноя. Твердь земная, круглая как плод. Древний ветер, обтрепавший крылья, бывший третьим в играх стольких влюбленных пар…
«Ты меня любишь?»
И раскрыв глаза, распахнув как окна в небо, удивляясь, не в силах себя одолеть, она отвечала: «Люблю».
Обнявшись, мы лежали на голой земле, я рассказывал ей, как она вошла в мою душу: вкрадчиво, как входит в город весна, – а она говорила, что влюбилась в меня с первого взгляда и вслепую нежно трогала пальцами мое лицо. И охваченные священным ужасом, мы были так наивны, что сожалели о мужской моей сути и о женской – девушек Вивена. Будь мы с ней одного пола, нам не пришлось бы прятаться в садах.
Рука губурнатора оглаживала ягодицы Борзобелки, та мелко хихикала, жеманилась: - Педро Гонзалович, что вы!
- Пойдем туда, - он потянул журналистку к волчажнику.
- Что вы, неудобно, я не могу…
- Идем, я хочу тебя, – шептал он, - пойдем, Борзобелочка, я тебе лошадь подарю, «Бентли» подкованную.
- Но… ваша жена…
- Да какая тебе разница! не сплю я с Дульцинеей, живу с ней ради сына и, вообще, она у меня по-женски больна, сама понимаешь… а я ж мужик, мне надо…
- Ну да, вы такой мужчина… я вообще-то не соглашаюсь так быстро, - жеманилась белка, - но с вами… ой!
Кихада дернул ее за руку, она влетела вглубь кустарника; ветви тотчас заколыхались. Звери отводили глаза, тощая нетопыриха топталась и потихоньку сплевывала, толстая ухмылялась, церковная мышь бухтела: «Срам-то какой!» - и вытягивала шею, пытаясь разглядеть подробности срама. Крот высунул голову из довольно обширной «червоточины», пасть его прикрывала чистая марлевая повязка, на носу посверкивали двумя радугами новенькие очки. В стеклах возник темный силуэт: в два маха дракон развернулся и возвращался к горе. Послышалось странные звуки: шлеп-шлеп.
Сказка о том, как звери дракона судили
Да, многие сомневались. Ответ четы Пушкиных на письмо сына, почтительно испрашивающего, как тогда полагалось, дозволения на женитьбу, более радостен, чем само письмо. Старики счастливы, скуповатый папенька даже вторую бутылку шампанского выставил к обеду в честь знаменательного события, чем уверил скептика Вяземского в предстоящей женитьбе больше, чем клятвы самого поэта.
«Судя по его физиономии, можно подумать, что он досадует на то, что ему не отказали, как он предполагал… Она кажется очень увлеченной… а он с виду так же холоден, как и прежде,» - м-ль Озерова. «Отчего жених в собачьем расположении?» - все тот же Вяземский.
И сам поэт… «Участь моя решена. Я женюсь… Жениться! Легко сказать…» - в автобиографическом отрывке, сочиненном тогда же, в мае 30-го года, тьма рассуждений в духе Подколесина, который вздумал надеть супружеское ярмо по банальной причине: я поступаю, как все, - но очень мало чувствительности. Одна только фраза: Наташенька, то бишь Наденька – моя! В письме Бенкендорфу Пушкин допускает замечательную оговорку – все по тому же Фрейду: я должен жениться на м-ль Гончаровой. Не «хочу жениться», не «собираюсь жениться» - «должен»! Возможно, сей оборот – погрешность переводчика, но в общей массе – он весьма показателен. Что-то осторожно пытается выведать друг сердечный Вера Федоровна; он перечисляет первую любовь, вторую, и с раздражением обрывает: параллель можно вести и дальше, но у меня совершенно нет времени, Натали моя 113 любовь, и женитьба решена.
Портос: я дерусь, потому что я дерусь.
Если бы сватовство не состоялось, она осталась бы именем в списке: Корсакова, Пушкина, Оленина, Ушакова, Гончарова…
113 оттенков чувств – Пушкин их различал. Он мог бы сказать: да у меня их было!.. Он ищет перемен, эта девочка ему нравится, он жалеет ее: родным нет до нее дела, - так почему бы нет? Может, вдвоем они будут счастливы?..