Сюрприз

Сюрприз

— Через месяц твой день рождения, — шепнула я на ухо мужу, гладя его по мягким, теплым волосам. 

— А этой ночью Сочельник. Мы же с тобой празднуем Рождество дважды, и завтра, и седьмого...

— Святого праздника много не бывает. А что? 

— Да посчитал, что через месяц мой день рабочий... А Рождество традиционно могу проводить с тобой. 

— Да, и это замечательно. К чему ты?

— А давай устроим в Сочельник такой вечер, чтобы и Рожество отметить, и...

Юра запнулся, покраснел, даже глаза отвел, чего давно уже между нами не случалось. 

— И твой предстоящий юбилей? 

— Ну да. Знаю, заранее нельзя. Но сорокалетие обычно и не празднуют вовсе. И ты не думай, что я возомнил себя... Бог знает кем. 

Мне чудится, словно острие кинжала невиданной красоты вонзилось в сердце, исполосовало душу, искромсало разум. 

От боли трудно дышать, настолько, что я даже хватаюсь за горло одной рукой.

Мнговенно меня страстно целуют в губы. Дыхание выравнивается, боль отступает. 

— Больше никогда так не говори! Слышишь? Никогда! Святые редко попадаются среди людей, а ты мне дороже всех других людей на Земле. И я никому не позволю отнять тебя у себя. Никому никогда! 

Чтобы отвлечь меня от разных мыслей, Юрка шепчет мне на ухо: 

— А ну-ка днем, когда поедешь в город, купи бутылку сухого красного вина, хороший штопор, острый нож, пару красных яблок, апельсин, толченой корицы, корицу в палочках, мускатный орех, гвоздику, и сахарный песок. И я кое-чем порадую тебя, волшебным. 

— Ммм, — мурчу в ответ, — завтра напишешь мне список, чтобы я ненароком ничего не забыла. 

А пока я хочу мой подарок. 

— Чего изволите, моя госпожа? 

— Быть с тобой близко. Чтобы никого между нами. И ничего. 

— Ваша воля закон для меня. 

И все снова начинается с ласкового поцелуя в шею. Который сводит меня с ума. 

***

Днем я покупаю всё по списку, а поздно вечером Юра выкладывает все, что я купила, на кухонный стол, и, загадочно улыбаясь, указывает мне на стул. 

— Садись и смотри, я покажу тебе нечто, чего раньше не показывал никому. 

— Что же? 

— Таинство создания одного из самых вкусных, зимних, изысканных напитков из всех, которые придумало человечество за все время своего существования на этой планете. 

— Предвкушаю и с благоговением внимаю, — шепчу ему так, чтобы больше никто не слышал, и какая разница, что тут больше никого нет. Вдруг книги услышат, а я хочу, чтобы слышал только мой муж. 

Достав большую кастрюлю, Юра ставит ее на самую большую конфорку, потом берет нож, чистит яблоки, режет их кубиками, апельсин режет дольками, потом открывает бутылку вина и вливает ее содержимое в кострюлю. 

Затем добавляет сахар, бросает кусочки яблок и дольки апкльсина, но пару долек оставляет на блюдце. Всыпает корицу, мускатный орех, по щепотке, бросает одну гвоздику, накрывает кастрюлю крышкой и садится рядом со мной. 

— А теперь мы подождем, пока все это закипит. 

Не желая просто сидеть рядом и ждать, тут же, стоит ему присесть, забираюсь к нему на колени, жмусь как можно теснее. 

— Я соскучилась. 

— Я тоже. Только давай дождемся, пока вино закипит, чтобы сразу снять кастрюлю, и дать содержимому десять минут постоять, настояться. Потом процежу, разолью по бокалам, брошу по дольке апельсина, палочке корицы и мы с тобою поднимем тост...

— За веру, любовь и верность? 

— За веру, любовь и верность. Выпьем, потом я налью тебе еще, и мы выпьем...

— За нас с тобой. 

— За нас с тобой. А третий бокал поднимем за то, чтобы ты никогда не разочаровалась во мне...

— Прости, но зачем пить за то, что и так истина? Лучше выпьем за то, чтобы мой муж был всегда здоров...

— Намекаешь на то, что тебе надоело возиться со мной? 

— Не намекаю. Говорю прямо, мне больно, когда ты болеешь. Сам знаешь. Поэтому не придумывай всяких глупостей. И вино уже закипело. 

Десять минут спустя мы вдвоем процеживаем глинтвейн, Юра разливает его по бокалам, кладет дольку апельсина и палочку корицы в каждый, мы чокаемся, и хрустальный звон разносит эхо по всей библиотеке. 

***

Три тоста и выпитых бокала глинтвейна спустя мы забираемся на наш матрасик, над которым сейчас висит омела. 

— Не боишься целовать меня под омелой? 

Юра улыбается. 

— С тобой я вообще ничего не боюсь. И вот что: это самое теплое, уютное, семейное Рождество в моей жизни.

— Теперь каждое слеждующее будет именно таким. А уж когда будут дети...

Мои слова тонут во взаимном поцелуе, а на память приходит строчка из знаменитой песни, "Были твои губы сладкими как вино". 

Будто считав эту мысль, Юра шепчет:

— Твои губы слаще чем вино. 

Мы целуемся и я ему верю. 

NB: рассказ этот пожелал быть сценкой из моего романа "Новая Жизнь"