Подарочки

Пи-лим. Пи-лим. Пи-лим. Тихое попискивание в такт бьющемуся сердцу странным образом наполняло медпункт жизнью. Малиника зашла сюда за Алией, но помимо нее и Роба обнаружила в ярко освещенном помещении ещё четверых вейверов. Их тихий разговор тут же прервался, как только она вошла. Все замерли и обернулись к ней. От их пристальных взглядов по спине Вязиницыной пробежал холодок.

― Сбор лидеров колонии через двадцать минут. Пойдешь? ― под сфокусированным прожектором вейверского внимания вопрос прозвучал странновато, но выдержка Малинике не изменила.

― Нет. Я лучше здесь побуду, ― честный и простой ответ.

Алия сидит с ногами на кушетке, прислонившись спиной к стене. Рядом с ней ― худой парень, Гамилькар, его правая рука ― в маленьких ладошках девушки. Их пальцы ― в медленном, но постоянном движении, переплетаются, скользят друг по другу, сжимаются, вновь отпускают.

Вязиницына решительно моргнула, заставляя себя отвести взгляд от этого завораживающего зрелища и посмотреть в лицо собеседнице.

― Ладно, ― Малинике пришлось приложить усилие, чтобы голос звучал легко и нейтрально в таком необычном окружении. К тому же, ей хотелось, чтобы на совещании присутствовал кто-то из планетологов. «Кто-то из вейверов».

Сидят вокруг на табуретах и кушетках, смотрят. Как городские коты в вечерней подворотне Стамбула. Малиника несколько раз бывала в этом огромном транспортном хабе на Земле, но всё проездом. Однажды удачной стыковки не нашлось, и она впервые оказалась в сердце древнего города, в месте, где люди жили не несколько сотен, а несколько тысяч лет. Люди и коты. Те коты произошли от домашних, но назвать их бездомными язык не поворачивался. Полноправные хозяева улиц, они соседствовали с людьми ещё с до космической эры. Рядом, но не вместе. В тот раз, гуляя вечером по узким, вымощенным брусчаткой переулкам, она повернула голову на какое-то движение и увидела в тени между домами дюжину немигающих, отливающих зеленым глаз. Замерших. Ждущих, когда чужачка уйдет, и можно будет вернуться к своим делам.

Вейверы были невероятно на этих котов похожи.

«Это люди!» ― зарычала про себя Вязиницына. Видимо, гнев как-то отразился на ее лице, потому что на секунду Малинике вдруг показалось, что вокруг нарастает жуткое, противоестественное спокойствие, как в тот вечер, когда Ямакава пропал в долине. От этого волоски на спине встали дыбом. «Так не пойдет!» Надо что-то сказать. Разбить напряжение звуком собственного голоса. Что-то простое, чтобы установить контакт. Как учили в школе, а потом, углубленно, на всех курсах по управлению колонией. Выдохнуть, собраться с мыслями. «Как же сложно!» То, что у нее так естественно получалось с другими людьми, с вейверами казалось почти невозможным. «Ну же!»

Малиника ловит взгляд Алии. Та не отводит глаз, словно этого и ждала.

Обе моргают.

Наваждение рассеялось мгновенно.

Пи-лим. Пи-лим.

Алия хмурит идеальные брови. Заглядывает в лицо, то ли со страхом, то ли с надеждой. «Как тот человек, что привез Вернона». Малиника закрыла глаза, восстанавливая перед внутренним взором лицо аборигена. В этот раз не было ни респиратора, ни грима. «Или был?» Симметричный белый узор на смуглом, морщинистом лице не выглядел нарисованным. «Татуировка?» Седой, как лунь, с очень светлыми, почти белыми, но удивительно живыми глазами.

Пи-лим. Пи-лим.

Малиника прислушалась к себе. Ее сердце бьется размеренно, в унисон с успокаивающим пилимканьем.

«У того аборигена генетических модификаций больше, чем у всех в нашей экспедиции вместе взятых!»

Пи-лим.

В этом факте больше не было ничего жуткого. Даже наоборот: появилось беспокойство за того человека. «Он забрал Ямакаву у соплеменников, нашел наш лагерь, прилетел сюда. Его отправили, или он пошел наперекор своим и теперь его ждет наказание?»

Пи-лим. Пи-лим.

Вейверы всё так же молча смотрели на нее. Алия прижала руку Гамилькара к своей груди, подалась вперед, словно желая что-то сказать, но никак не решаясь.

Пи-лим.

В ярко-синих глазах ― бездна тяжелой, пустой, как космос, тоски, с крохотной искоркой надежды. «Ты всё никак не можешь поверить, что, кем бы ни оказались выжившие с Ковчега, мы их не бросим». Медленный вдох. Выдох. «И как раз в этом-то и проблема. Не в нас, не в потере драгоценных ресурсов и времени. Слишком многое зависит от них самих». Маленькое агрессивное племя, плотно населенный городок, слишко юный средний возраст, ослабленный по каким-либо причинам иммунитет ― так много вариантов, при которых спасти их всех не получится. «Вероятность того, что кто-то из них умрет, сейчас больше девяноста процентов».

Вязиницына медленно переводила взгляд с одного вейвера на другого. От утренней паники не осталось и следа. Даже наоборот, все они, даже Алия, словно излучали странную умиротворенность. Малиника уже видела их такими. В тот день, когда впервые открылся доступ к информации по Ковчегу. И в день эвакуации с планеты. И когда неделю назад она встретила Дебору в душе перед вылетом на поиски Ямакавы. «Вы готовы к смертям, своим и чужим. А мы ― нет».

Малиника посмотрела на свои руки. «Я паникую?» На секунду плотно закрыла глаза. Она не могла разделить это чувство готовности к смерти. Вспомнилась жуткая история, которую рассказал ей Вернон, когда она в поисках тихого и уединенного места обнаружила его пересаживающим перцы в Стекляшке. «Каково это, жить в вашем мире? В мире, где люди иногда едят толченое стекло?» Тогда Вернон сказал, что они найдут другой выход. «Ведь найдем же?»

Пи-лим.

Шаг в сторону звука. Ещё один. «Ты всегда знаешь, что людям нужно услышать в определенный момент». Но единственное, на что Верон был способен сейчас, это тихое «пи-лим», считанное кардиомонитором с его сердца.

За день количество аппаратуры, поддерживающей жизнь Ямакавы, заметно уменьшилось. Сложная реанимационная дыхательная маска сменилась обычной, прозрачной. Исчезли катетеры и блок гемодиализа. Сквозь прозрачный короб теперь стало видно свежие швы. На правом боку - светлая розовая полоска под двумя такими же, но полностью зажившими. На левом боку разрезов от пересадки не было. Там свежий шрам образовывал квадрат: Роб вместе с почкой заменил и кусок искусственной кожи, на настоящую. Новые рубцы пересекались со старыми. Взгляд Малиники скользил по лабиринту этих заживших ран, пытаясь угадать причины их появления. Вот один из них, чуть более широкий, по диагонали пересекавший живот, криво изогнулся и нырнул под корсет, помогавший лежавшему в саркофаге пациенту дышать. Мерно вздымавшиеся внешние ребра и соединявшая их мембрана ― из полупрозрачного пластика. Цвет кожи через них видно, а шрамы ― нет. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь. Машинально сосчитав охватывавшие широкую грудь дуги, взгляд Малиники нашел, где широкий шрам выбирался наружу под правой ключицей, и двинулся дальше, к шее.

Пи-лим.

На шее ― большое желтое пятно с розовато-лиловым полумесяцем. Примененные врачами препараты ускорили рассасывание гематомы, и теперь она выглядела не так жутко, как утром.

Пи-лим.

Малиника сглотнула. В ее памяти, наверное, навсегда отпечатается то ощущение, когда руки скользят по липкой, горячей, натянутой, как барабан, чужой коже. «Липкой?»

Пи-лим.

Не отрывая глаз от лежавшего перед ней Ямакавы, Малиника поднесла правую руку к лицу. Провела пальцами по ладони. Кожа ― необычно мягкая и гладкая. С легким незнакомым запахом.

Пи-лим.

― Все синяки были обработаны какой-то мазью, ― вдруг подал голос Роб. ― А все царапины ― промыты как минимум один раз.

Пи-лим.

Врач замолчал на один удар сердца, а потом продолжил:

― Мазь хорошая. Бактерицидная. И гематомы от нее почти на двадцать процентов быстрее заживают.

Пи-лим.

«Да. Это хорошо». Слова, пусть и произнесенные другим голосом, приятным теплом разлились в голове. Малиника обернулась к внимательно следившим за ней вейверам. Их взгляды больше не казались странными. Она наконец разглядела за ними отражение своего же беспокойства, и желание помочь.

Пи-лим.

Вязиницына чуть улыбнулась. Кивнула Робу, и уверенным шагом вышла из медпункта.