Застолье!

Фламандцы гуляли от души. Пиво лилось рекой,  шутки сыпались одна за другой, на вертеле готовился барашек, а на крепких дубовых столах красовались миски, полные бобов с мясной подливой, блюда с разделанной соленой сельдью с луком, в окружении кругов колбас, ломтей окорока, кусков сыра и пирогов с соблазнительно румяной корочкой и ломтей хлеба.

Три десятка гуляк дружно возглашали здравицы своим командирам, не забывая отдать должное веселым девицам, притворявшимися скромницами. Все это так напоминало старые добрые времена в славном городе Кёльне, что Лео захотелось протереть глаза и прочистить уши. Правда они в своей студенческой компании пили не за командиров, а за друзей и учителей, но в остальном все было как тогда. И никакой боязливой почтительности, угодливых поклонов, нарочито вежливой внимательности. Хорошо!

Хозяин смахнул полотенцем надоедливую муху и жестом указал новому гостю на один из дубовых табуретов, одновременно вручая тому деревянную ложку и кружку пива. Лео усмехнулся — кажется сомнений в платежеспособности гостя у хозяина не возникло.

Ветчина или бобы, пирог или колбаса? Выбор был сложен, но, кажется, судьба решила за него — пирог оказался ближе всего. Лео уже собрался было отдать должное выпечке, как кто-то внезапно рванул его за воротник с твердым намерением затеять драку.

—  Вот ты где, негодяй! — возвопил молодой офицер с такой же расшитой перевязью, как у него — заметить что либо другое было сложно.  Размышлять, узнали ли в нем испанского гранда или он стал жертвой ошибки, было некогда, так что тяжелая кружка решительно впечаталась в голову соперника.

Против молодого герцога фламандскому офицеру было не совладать, а еще Лео подумал, что нападение сзади заслуживает, конечно, небольшого урока, но настроение себе портить не хотелось, а вернуться к пирогу, напротив, было весьма желательным. Поэтому незадачливый агрессор должен был отделаться всего-то навсего полетом за дверь. Оглушенный противник почти не сопротивлялся, трактирщик демонстративно отвернулся, а веселые гуляки, не услышавшие речей своего приятеля, кажется, довольно спокойно отнеслись к неожиданному желанию приятеля проветрить голову.

— Жердь! —  вдруг почти выдохнул Людвиг Виссен, осознав вдруг, кого собирается выкинуть за дверь.

Молодой человек решительно развернулся и ткнул оглушенного приятеля на табурет, вспомнил, что для приведения человека в чувство стоит похлопать его по щекам… еще, кажется, вроде бы жженые перья помогают.  Решительно оторвав перо от своего берета, переодетый гранд сунул украшение в угли, а потом и под нос университетского друга. Вероятно, какие-то из действий молодого «капитана» оказалось верным, потому что Жердь начал приходит в себя под одобрительные возгласы собутыльников.  Пришедший на огонек военный определенно  был своим, а чего почудилось их командиру в бравом  собрате, он и сам скажет, когда полностью очухается.

И, конечно, Лис Виссен сумел развеять сомнения приятеля, отговорившись тем, что перед памятным сражением сам капитан отослал его в ближайшую деревню договариваться насчет того, чтобы после боя собрать раненых и  похоронить убитых.

Даже в полумраке было заметно, с каким обалдением Жердь уставился на совершенно невозмутимое лицо Лиса, сообщившего, что после победы испанцев как-то глупо было возвращаться, чтобы попасть на виселицу. Потом Лис предложил выпить и на этот раз сам не отказался от выпивки. 

Тяжелый переход, напряженные переговоры, омерзительные листки — будто лед весной на Шельде треснул и смел все барьеры и преграды, тщательно обустраиваемые молодым герцогом последние несколько лет. Он снова был беззаботным студентом, и, кажется, даже не думал, что гуляет и пьет с «фламандскими собаками». Они орали песни —  студенческие — на латыни, и простонародные на родном немецком и родном фламандском, вспоминали старых приятелей и университетские проказы.

За этим весельем ни Лео, ни его приятель не заметили, как в трактире появился еще один посетитель, тенью скользнувший в дверь и занявший в место в самом темном углу.  Поданную хозяином кружку пива он брезгливо поставил на стол, а на возмущенный было возглас трактирщика молча показал кинжал. Золотая монета почти примирила почтенного горожанина со странным гостем и он дал себе слово не думать, по чью душу явился  молчаливый сбир. Впрочем, из-за переговоров смертоубийства в самом трактире ждать не приходилось, а в дела инквизиции, а это определенно была она, лезть было себе дороже. Поэтому на приказ послать мальчишку с письмом в резиденцию Релингена хозяин не удивился и лишних вопросов задавать не стал.

Сигнал к тушению огней застал веселье в самом разгаре, и трактирщик попытался было остановить разошедшихся гостей, тем  более один из них громогласно вещал о  том, что непременно убьет этого «испанца Кюнеберга», будь он даже десять раз посланцем короля, рука у него твердая и по такой мишени он точно не промахнется. Конечно, приятели на него зашикали, а друг, внезапно протрезвев, прошипел что-то вроде «заткнись», но, сообразив, что это почти невозможно, предложил грянуть «Черный отряд».

Веселье приняло совсем уже опасный оборот, потому что речь Жерди против Кюнеберга слышно было только в трактире, а вот нестройный хор пьяных голосов  мог перебудить полквартала — и точно, довеселились!..

Дверь распахнулась будто от крепкого пинка, и перед гуляками предстал сам протектор Низинных Земель, и выражение его лица ничего хорошего ни хозяину, ни нарушителям спокойствия не сулило. Трактирщик как-то некстати вспомнил, что и десяти лет не прошло, как тогда еще рувард заставил почтенных магистратов Брюсселя из-за какой-то безделицы битый час стоять перед ним на коленях с веревками на шее, вымаливая прощенье, а тут еще этот испанец в углу. Не отягощенные знаниями почтенного хозяина гуляки категорически не хотели трезветь, хотя от одного взгляда Александра де Бретея  пивные пары должны были полностью покинуть пустые головы.

— Так студенты гуляют... —  только и смог пролепетать трактирщик, размышляя, как бы сделать так, чтобы его трактир не закрыли, и, ну, если получится, никого при этом не повесили.

— Студенты, значит, —   нехорошо усмехнулся протектор, а трактирщик сделал вид, что не заметил руку испанца на рукояти кинжала.

— А ну спать всем! —  неожиданно рявкнул Бретей, легко перекрикнув пьяные голоса, и во внезапно повисшей тишине так же громогласно распорядился оружие у гуляк собрать, огни потушить, а «студентов» уложить и до утра не выпускать. Хозяин благоразумно спорить не стал, и доказывать, что у него не постоялый двор, также не решился.

— Утром пусть катятся восвояси — как проспятся, — с явным отвращением в голосе закончил свою речь протектор. — Еще не хватало нам дебошей на улицах!

С этими словами глава делегации кинул трактирщику кошелек и с такой силой рванул за собой дверь, что труха с потолка посыпалась.

Гуляки, как и хозяин, категоричному приказу сопротивляться не стали, сообразив, кто их только что отчитал. И догадавшись, что вот этого самого гостя злить не стоит — с него станется и десяток провинившихся за пьянство вздернуть. Было как-то такое. Пьяниц Бретей на дух не выносил!