Наболело!

Вздёрнулось великое и забрямкали ололо и олала. Настырничал Россомах Иго по необходимости, в казённый дом памфлет писал. Но не пишется ему, стонет душа. Чу! Тяжкий хруст под ногами. Это втыкачки размямлили под осиной. Не иначе - зима. Крещендо мороз красный нос помахивает моржовым мешком с кадрилью и свиными ножками. Плачет ребёнок под окном - вьюга воет как зверь. Слякотно на душе у Машеньки, взнуздала её мачеха, полову перебирать, а иначе - швах. Свиристели страстные снегири - за елями смехачи спрятались, бают, все сироту обидеть норовят. Дай Россомаху Иго баловаться с барогозом - и будет тебе щастие с королём треф. Но Манюня не скуксилась, не растерялась. Шваркнула обземь тело своё белое и оборотилась красной девицей с золотым обрезом, в кожаном переплёте, о семи томах. Со златописьмом там ведомое. Ай-яй-яй, как тебе не стыдно, срамотишшато на весь заезд именной волости. Но гулко рыгнул в ответ Россомах Иго, удовлетворился семью томами, по цветам радуги с позолотой. Ишшо  окаянствие развели, но надобно соответствовать. Дописал памфлет в министерствие Иго, облегчился. Прищелкнул отчаянно пальцами Россомах Иго, прилетели зинзиверы, шыссот штук,помахали радостно крылышкми и перебрали полову в кузов. Обхохотался Хозяин, захлопнул седьмой фиолетовый том и встала Машенька пуще прежнего. А мачеха со злости и удавилась. Стали они жить поживать, и умерли в тот же день