Юмор: выдумка или по реальным историям?

Ирония - это черта характера, у кого-то она есть, а кому-то не дано. Такое бывает, примерно то же самое, что с музыкальным слухом или с цветоопределением, или с пластикой и с чувством ритма. С юмором ситуация немного другая. Но сначала небольшое отступление.

Итак, когда-то давно, уже после перестройки, вдруг стало модным НЛП. Его рекламирировали, книги по НЛП продавались как горячие пирожки, курсы, семинары и тренинги проводили даже в самом недосягаемом с точки зрения логистики Мухосранске. 

Одна моя приятельница, посетив столько курсов и семинаров, сколько выдержал её кошелёк, возомнила себя специалистом и давай всех НЛПить направо и налево. Под раздачу попала и я, не успев вовремя перейти на другую сторону улицы. Дальше за столиком кафе строились какие-то графики, вычислялись функции и по итогу на гора вышел полный обзор моей личности, детальное и мотивированное "фи" на мой такой-сякой характер и - о ужас! - рекомендации, как мне со всем этим барахлом не просто выжить, но и стать успешной. Я с удовольствием поулыбалась, заплатила за завтрак голодающей во славу нейролингвистического программирования девушки, и, оставив её доедать честно заработанные плюшки с маслом, ушла. Я вообще юмористически отношусь ко всем рерихнутым с уклоном в откровение и миссию) 

Информацию благополучно пропустила мимо ушей, но кое-что осело на благодатную почву. Например, утверждение, что юмор у меня - функция творческая, а не рабочая. Единственное, с чем была полностью согласна! В жизни я молчаливый, серьёзный человек, анекдоты меня смешат редко, разговаривать  люблю только по делу. Но вот когда пишу, отрываюсь по полной, порой сама удивляюсь: и откуда что берётся?

Итак, юмор... Как правило, часто в основу юмористического произведения ложатся истории, случившиеся с кем-то и тут же ставшие своеобразной эстафетной палочкой. Например, как-то брат рассказал мне историю своего знакомого:

"Встретил Серёгу, идёт грустный-грустный. Спрашиваю: чё такой смурной. Он говорит, мол, Андрюха, ты не поверишь! Торопился на встречу с заказчиком, выскочил из подъезда, гололёд, поскользнулся и упал прямо в лужу. Побежал переоделся, снова из подъезда - под ноги дврняга метнулась, я ворой раз в лужу, прям мордой. Я со злости камень поднял и в собачку. Промазал, попал в свою машину, стекло в хлам! Тут крышу сорвало, достал травмат, но даже пальнуть не успел - две тётки с лавочки метнулись спасать собаку, каждая с цейнтнер весом, я рухнул, снова в ту проклятую дужу. Тут уже немного опомнился, и реально думал, как бы их не помять ненароком, обиваюсь от них аккуратно. Тут одна палец в рот сунула мне, реально щас щёку порвёт. Я дёрнулся, каблуком второй своротил на бок нос. Аж взвыл с досады, зубы сжал, чувствую что-то не то. Бл*, оказалось, откусил палец первой тётке. Короче, вместо сделки два дня в обезьяннике, дикий штраф за жестокое обращение с животными и компенсация морального и физического ущерба. Хорошо, хоть судья с юмором попалась, или пожалела меня, иначе сейчас бы зону топтал. Щас иду и думаю: ну блин, не бывает так, специально такое выквасить не получится!".

История рассказана мягко, в реальном исполнении цензурных слов в ней почти не было. Что из этого вышло у меня?

Сначала повесть Лепота :

" Судья несколько минут тупо смотрела на рыжее пятно, расцветившее тёмную полировку стола. Потом перевела взгляд на подсудимого, отметив, что клок шерсти идеально подходит к его бакенбардам. Наверное, они с собачкой родственники, решила судья. Поймав себя на такой мысли, представительница Фемиды почувствовала, что сходит с ума. Разозлившись на это обстоятельство, она решительно водрузила на нос очки и, зло посмотрев на несчастного литератора, назначила ему психиатрическую экспертизу.

Сидя в милицейском УАЗике, Семён Лепота смотрел на мелькающие вдоль дороги дома и анализировал ситуацию. Он решил отвечать на вопросы врачей так, чтобы ни у кого не возникло даже самого малейшего сомнения в его вменяемости.

Экспертиза прошла блестяще и врачи, написав, что литератор Лепота совершенно адекватен, для весомости припечатали это постановление большой круглой печатью. И отправили Семёна восвояси, а именно – в зал суда. Если бы Семён Лепота знал, какое решение приняли, посовещавшись, его соседки, то он приложил бы все усилия, чтобы его признали навечно и неизлечимо сумасшедшим. Но он этого не знал и сейчас, сидя на заднем сиденье милицейской машины, он искренне радовался тому, что судьба снова повернулась к нему лицом. Так же не знал литератор и того, что эта самая судьба не только продолжает стоять к нему задом, но и подставляет этот самый зад для поцелуя. Даная Пипалыга и Зинаида Козеткина были призваны донести данное обстоятельство до сведения пасынка судьбы. 

Дамы решительно подошли к милицейскому УАЗику. Они вскрыли его так, как оголодавшие бомжи вскрывают консервную банку, чтобы добраться до вожделенной кильки. Даная, огромной грудью бесцеремонно подвинув шофёра, влезла на переднее сиденье, а Зинаида запрыгнула на заднее – поближе к Семёну. С воплями скорби по убиенной собачке, соседки вытянули руки и  вонзили лицо литератора остро заточенный маникюр.  

Понимая, что любое его действие только усугубит враждебность суда, Семён решил не делать ничего. Он бы позволил разодрать своё лицо, если бы оно было только его лицом, но оно же по совместительству было ещё и лицом великого Пушкина. «Нет!!!!!!» - закричал поэт-писатель, чувствуя, что вместе с кожей с него сдирают раритетные бакенбарды. Он рукой заслонил предмет вожделения соседок и, скинув с колен Козеткину, выбросил вперед ногу, чтобы отодвинуть Данаю Пипалыгу. 

Шофёр дёргал заклинившую ручку и с ужасом смотрел на коллег. Те покупали сигареты у ближайшего комка и, естественно, не могли узреть трясущийся и подпрыгивающий УАЗик - стояли к нему спиной.

Семён открыл рот и издал вопль, взывая к помощи, но судьба продолжала строить поэту козни – водитель никак не мог открыть дверцу. Соседки становились всё агрессивнее но Семён решил на провокацию не реагировать. Зато  реакция Козеткиной была молниеносной – наманикюренный толстый палец юркнул в открытый рот литератора, имея целью его разорвать. В это время Сёма услышал хруст и прямо-таки почувствовал, как его тяжёлый каблук сворачивает на бок длинный нос Данаи. Забыв, что во рту, пытаясь растянуть поэтические уста до ушей, всё ещё хозяйничает палец врагини Козеткиной, литератор стиснул зубы и замер - заливая кровью машину, защитница животных взмахнула рукой. Лепота сначала с ужасом увидел отсутствие фаланги на пальце соседки и только потом, обнаружил недостающий сустав на языке, вместе с выше обозначенным маникюром. Он осторожно вытащил его изо рта и положил на сиденье, рядом с вопящей от боли Козеткиной.

На переднем сиденье, гундося проклятья, бесновалась Даная Пипалыга, пытаясь соорудить из платка плотину для кровавых рек, текущих из носа.

 Водитель, видя, как нарушают санитарные номы в его любимой машине, вышел из состояния ступора и, опустив стекло, просочился наружу. Потом, уставившись на малюсенькое окошко в дверце машины, этот стадвадцатикилограммовый мужчина будет чувствовать себя верблюдом, пролезшим сквозь игольное ушко. Теперь же он бежал к коллегам, призывая их прекратить безобразие.

Семён закрыл глаза и больше ни на что не реагировал. Не реагировал до тех пор, пока на следующий день в зале суда не огласили сумму, которую пострадавшие соседки выставили Семёну на вид в качестве возмещения физического и морального ущерба.

- Восемьдесят тысяч?!! – закричал Лепота, срываясь с сочного, обволакивающего баритона на густой церковный бас.

В ответ на возмущение подсудимого, судья объявила, что дело, возбуждённое по поводу убиенной собачки, отправляется на доследование. Иск же соседок не только удовлетворила, зафиксировав разорение Семёна ударом судейского молотка, но и от себя добавила год условно за угрозу жизни истиц, высказанную литератором в момент расправы с дворовой шавкой. Потом она строго посмотрела на подсудимого и, вдруг смягчившись, отпустила его домой. Под расписку о невыезде, естественно".

Позже, взяв за основу повесть, написала роман "О бедном вампире замолвите слово", который считаю своей лучшей работой. Так же писала сценарий для аудиосериала, две серии в конце Лепоты разместила, если кому-то интересно, но сериал встал, поскольку пришлось прервать работу в связи с отъездом из России и организационной суетой в другой стране. 

Таких историй пруд пруди, и лучше всего их использовал Михаил Задорнов в своих монологах. Та же лампочка во рту, или кирпичи на стройке) Но если буду утверждать, что все истории невыдуманные, и заслуга писателя тут только в умении хорошо подать или рассказать, то буду не праа. Бывает и другой вариант, например, когда пишешь  и сам смеёшься над своими героями, когда причиной комичных ситуаций является разница менталитета, мировоззрений, веры, социального статуса. 

У меня такие герои в романах  Между ангелом и бесом 1 , Между ангелом и бесом 2 , но здесь болше ирония и стеб, а вот Голубиная книга, что первая, что вторая, получились именно юмористическими. 

Несколько отрывков из второй части Голубиная книга (часть 2 "Царица лукоморская" :

"– Ледям и мамзелям самим шлейфу носить тоже недопустимо, - говорила за его спиной Елена Прекрасная, путаясь в юбках, шлейфе и произношении: часть слов скороговоркой проговаривала, но вспоминала о манерности и, спохватившись, начинала говорить протяжно, в нос. Царь морщился, но молчал – одергивать дочку себе дороже, она тут же разразится либо слезами, либо длинной речью о прелестях французского «прононса», а потому задал самый безопасный вопрос:

- Это почему?

- А это потому как этикетами запрещено, и правилами хорошего тону не допускается, – просветила отца младшая дочь. – Нам прислужницы специальные шлейфу носют, они фрейлинами кличутся. А манерность не всегда удаётся соблюсти, ибо моя фрейлина корову доить отлучилась". 

Герои уже жили сами, не зависили от моей авторской хотелки, разговаривали сами. А я смеялась так, будто не сама это написала:

"– А пошто это, Потапушка, стол у тебя скудный? – попробовал сменить тему разговора царь. – Пошто размазня овсяная на обед подаётся? И хлеб чёрствый, – он постучал горбушкой по столу, – такой даже собакам скормить стыдно?! – Попенял он, стараясь не смотреть на зятя. 

– Это, Вавила царь, тебе – хлеб чёрствый, а нам самое оно… нам, понимаешь, пудинг праздничный… – Вздохнув, ответил воевода Потап. Он за столом хмурый сидел, точно туча грозовая. Царь глянул на зятя, и тоже вздохнул: с чего тому улыбаться, на таких–то харчах? Потап тоже горбушку в руки взял, разломил, отметив про себя, что гвозди легче откусить да прожевать, чем пудинг этот, и добавил:

 – А размазня овсяная, царь–батюшка, к пудингу, видишь ли, у нас из манерности прилагается. 

– Да, папенька, то пища аристократическая, потому как мы сегодня день аглицкой кухни празднуем! – Не заметив недовольства в голосе супруга, воскликнула Елена Прекрасная.

Царь, хлопнув ладонями по столешнице, вскочил на ноги.

 – Ну, дети мои, тады с праздником вас, – попрощался он с зятем и дочерью, – да только мне с вами праздновать некогда, потому как дел полно! "

И весь роман - все три книги (дай Бог Лихо одноглазое дописать) славянского фэтези получились в одном ключе:

"– Переводи, – толкнул локтём толмача.

– Мучо, мучо, – резво начал толмач, но споткнулся. – Гидальгос! Оме обре… гм… рико омбре… эта… короче, все в сад, там ожидает выпивка.

– Чего несёшь? – возмутился Вавила. – Какой сад? Какая выпивка? А ну, переводи тщательнее, не то гляди у меня! Покажу тебе Кузькину мать!

Толмач побледнел, покраснел, а испанцы восхищённо зацокали языками:

– О! Лукоморе Кузькина мадре! Аморе фемина!

– Вот с ентой феминой вас щас каудильо Вавила… рандеву… аперитив… фу… – несчастный переводчик утёр рукавом вспотевший лоб, а испанские гости, непонимающе переглядываясь, молча ждали продолжения.

Царь свёл к переносице лохматые брови и, строго взглянув на толмача, погрозил пройдохе кулаком:

– Ты по поводу диковин перетолмачивай, а то нутром чую, несёшь всяку околесицу! Сколько тебя за счёт лукоморского двора учили, так толку из тебя не вышло. Не в коня корм!

– Мучо гранд, гости дорогие, рашн коррида плиз, дас ист фантастиш!!! – Выпалил на одном дыханье толмач.

Испанцы, закричав «Виват!», понеслись со двора."

Что ещё могу сказать про юмор? Специально не схохмишь, невозможно по схеме написать смешно. Для этого нужно, чтобы душа смеялась, чтобы автору хотелось пошалить, и чтобы шалости эти были добрыми. Как песня, как стихи - из сердца. Хотя частенько слышу упрёки такого характера: "Ты что, это же славяне (!), нельзя стебаться над своими предками". Ну - если без сарказма, то это вовсе не стеб, а мягкое подтрунивание)

Что же касается меня, то, видимо, компенсирую серьёзность и занудство) 

Но мне такая компенсация нравится, и вообще, минута смеха заменяет стакан сметаны!