Черубина де Габриак

Серебряный век русской поэзии

Елизавета Ивановна Дмитриева — поэтесса, драматург, более известная под литературным псевдонимом Черуби́на де Габриа́к. Одна из самых талантливых литературных мистификаций двадцатого столетия.

Елизавета Ивановна Дмитриева родилась 31 марта 1887 года в Петербурге в небогатой дворянской семье. Девочка с детства страдала плохим здоровьем: из-за туберкулеза легких и костей она носила жесткий корсет, прихрамывала на одну ногу. В девятилетнем возрасте Лиля (так звали ее в семье) ослепла не несколько месяцев. Ощущения, которые она пережила в то время, позже она выразила в своих стихах.

Когда Медведица в зените

Над белым городом стоит,

Я тку серебряные нити,

И прялка вещая стучит.

Мой час настал, скрипят ступени,

Запела дверь... О, кто войдет?

Кто встанет рядом на колени,

Чтоб уколоться в свой черед?

Открылась дверь, и на пороге

Слепая девочка стоит;

Ей девять лет, ресницы строги,

И лоб фиалками увит.

Войди, случайная царевна,

Садись за прялку под окно;

Пусть под рукой твоей напевно

Поет мое веретено.

 В 1904 году с золотой медалью окончила Василеостровскую гимназию, в 1908 году — Императорский женский педагогический институт по двум специальностям: средневековая история и французская средневековая литература. Одновременно слушала лекции в Петербургском университете по испанской литературе и старофранцузскому языку, после чего непродолжительное время училась в Сорбонне, где познакомилась с Н. С. Гумилёвым. С ним она встречалась в 1907 и 1909 годах. 

Где б нашей встречи ни было начало,

Ее конец не здесь!

Ты от души моей берешь так мало,

Горишь еще не весь!

И я с тобой всё тише, всё безмолвней.

Ужель идем к истокам той же тьмы?

О, если мы не будем ярче молний,

То что с тобою мы?

А если мы два пламени, две чаши,

С какой тоской глядит на нас Творец…

Где б ни было начало встречи нашей,

Не здесь — ее конец!

В стихах Черубина говорит о глубоком, серьезном чувстве, бывшем между ними:

Слаще вина и меда

был нашей встречи час.

По возвращении в Петербург преподавала русскую словесность в Петровской женской гимназии, печатала в теософских журналах переводы из испанской поэзии, посещала вечера на «башне» Вячеслава Иванова, где завязалась её близкая дружба с М. Волошиным. 

В 1909 году в Крыму на даче у Волошина родилась совместная идея литературной мистификации. Автором идеи была сама Дмитриева, её горячо поддержал Волошин, придумавший ей звучный псевдоним и литературную маску таинственной красавицы-католички. Одно ее имя завораживало своей необычностью: Черубина де Габриак! Аристократка, что ясно из приставки «де». Наполовину испанка – она сама так написала. И, скорее всего, невероятная красавица. Все таинственное, необычное, неординарное вызвало живейший интерес. 

«Когда выпадет снег». – ты сказал и коснулся тревожно

Моих губ, заглушив поцелуем слова,

Значит, счастье – не сон. Оно здесь. Оно будет возможно.

Когда выпадет снег. Когда выпадет снег.

1 сентября 1909 года издателю журнала «Аполлон» Сергею Маковскому были присланы стихи, подписанные псевдонимом «Черубина де Габриак».

Да, целовала и знала

губ твоих сладких след,

губы губам отдавала,

греха тут нет.

От поцелуев губы

только алей и нежней.

Зачем же были так грубы

слова обо мне.

Погас уже четыре года

огонь твоих серых глаз.

Слаще вина и меда

был нашей встречи час.

Помнишь, сквозь снег над порталом

готической розы цветок,

Как я тебя обижала,

как ты поверить мог. 

Она отправила ему несколько писем со своими стихами. Написаны они были изящным почерком на бумаге, пропитанной духами. Листки были проложены бутонами засушенных цветов. Обратного адреса поэтесса не оставила. 

Я так знаю черты ее рук,

И, во время моих новолуний,

Обнимающий сердце испуг,

И походку крылатых вещуний,

И речей ее вкрадчивый звук.

И мое на устах ее имя,

Обо мне ее скорбь и мечты,

И с печальной каймою листы,

Что она называет своими,

Затаили мои же мечты.

И мой дух ее мукой волнуем…

Если б встретить ее наяву

И сказать ей: «Мы обе тоскуем,

Как и ты, я вне жизни живу», —

И обжечь ей глаза поцелуем.

В дальнейшем она несколько раз звонила Маковскому по телефону. Издатель поверил в легенду и опубликовал стихи во втором номере журнала за 1909 год (цикл из 25 стихотворений), вместе со статьёй М. А. Волошина «Гороскоп Черубины де Габриак»

Лишь раз один, как папоротник, я

Цвету огнем весенней, пьяной ночью…

Приди за мной к лесному средоточью,

В заклятый круг, приди, сорви меня!

Люби меня! Я всем тебе близка.

О, уступи моей любовной порче,

Я, как миндаль, смертельна и горька,

Нежней, чем смерть, обманчивей и горче.

Разоблачение Черубины состоялось в конце 1909 года: правду узнал М. Кузмин, выведавший номер телефона Дмитриевой. Маковский долго не мог поверить, что его разыграли. Но всё же 11 ноября 1909 года сделал звонок по телефону. Они условились о встрече, которая состоялась 16 ноября и крайне разочаровала Маковского. Он описал её так: «Вошла, сильно прихрамывая… полная женщина с крупной головой... Стало почти страшно… Сон канул в вечность… И сделалось жаль ее, Черубину». После встречи культ Черубины исчез. А скандал, разразившийся вокруг ее имени, заглушил впечатление от ее стихов. Критика, посыпавшаяся со всех сторон, ранила Дмитриеву, которая на долгое время покинула литературные круги. Её стихи  еще дважды появлялись на страницах «Аполлона» - сначала под выдуманным именем, затем под настоящим.

 Замкнули дверь в мою обитель

навек утерянным ключом,

и черный Ангел, мой хранитель,

стоит с пылающим мечом.

Но блеск венца и пурпур трона

не увидать моей тоске,

и на девической руке —

ненужный перстень Соломона.

Не осветит мой темный мрак

великой гордости рубины…

Я приняла наш древний знак

святое имя Черубины.

В 1911 году Елизавета вышла замуж за инженера-мелиоратора Всеволода Николаевича Васильева и взяла его фамилию. После замужества уехала с ним в Туркестан, много путешествовала, в том числе по Германии, Швейцарии, Финляндии, Грузии, — в основном по делам «Антропософского общества». Антропософия (мистическое учение, разновидность теософии, в основе которого находится человеческая сущность, обожествляемая и открытая только посвящённым) стала главным её занятием. С 1915 года вернулась к поэзии: в новые стихотворения пришло обострённое чувство ритма, оригинальные образы, ощущение некоей таинственной, но несомненной духовной основы новых образов и интонаций.

В 1921 году поэтессу вместе с мужем арестовали и выслали из Петрограда («потому что мы дворяне», как писала она одному из своих корреспондентов тех лет). Она оказалась в Екатеринодаре, где руководила объединением молодых поэтов и познакомилась с С. Маршаком. Совместно с ним она работала над детскими пьесами. 

В июне 1922 года вернулась в Петроград, работала в литературной части Петроградского театра юного зрителя, занималась переводами с испанского и старофранцузского. 

В 1923 году, оставив работу в ТЮЗе, она окончила библиотечные курсы и служила в Библиотеке Академии наук. 

Осенью 1926 года Дмитриева написала «Исповедь» — книгу, описывающую историю Черубины.

В 1927 году в доме Дмитриевой был проведён обыск, во время которого были изъяты все её книги и архив, а саму поэтессу выслали в Ташкент на три года за увлечение антропософским учением. 

С 1927 года жила в Ташкенте. Продолжила писать стихи, постоянными темами которых стали мистические переживания, одиночество, любовь, обречённость, тоска по родному Петербургу.

Прислушайся к ночному сновиденью…

Прислушайся к ночному сновиденью,

не пропусти упавшую звезду…

по улицам моим Невидимою Тенью

я за тобой пройду…

Ты посмотри (я так томлюсь в пустыне

вдали от милых мест…):

вода в Неве еще осталась синей?

У Ангела из рук еще не отнят крест?

В 1927 году по предложению близкого друга последних лет, китаиста и переводчика Ю. Щуцкого, она создала ещё одну литературную мистификацию — цикл семистиший «Домик под грушевым деревом», написанных от имени «философа Ли Сян Цзы», сосланного на чужбину «за веру в бессмертие человеческого духа».

Умерла Елизавета Дмитриева от рака печени в ташкентской больнице им. Полторацкого, не дожив до конца ссылки. Была похоронена на Боткинском кладбище в Ташкенте. В настоящее время местоположение её могилы неизвестно.

И сон один припомнился мне вдруг:

Я бабочкой летала над цветами;

Я помню ясно: был зелёный луг,

И чашечки цветов горели, словно пламя.

Смотрю теперь на мир открытыми глазами,

Но может быть, сама я стала сном

Для бабочки, летящей над цветком?

О других представителях Серебряного века можно прочитать в сборнике "Серебряный век русской поэзии" https://author.today/work/377084