Мир, это снова я. А кто это в зеркале?

Если это посмертие, то странное. Почему я не в море? У меня должны быть чешуя, хвост, плавники, жабры...

А вокруг – прохлада морской воды. И запах морской соли. 

Размечталась. Вокруг – точно сухо. Это не море. И даже не речка и не прудик. 

А подо мной – матрац. С простыней. Из тонкого, чистого холста.

И сверху – одеяло. Удобное, мягкое...

Да крабы вам в глотку!

И я здесь точно не одна. Чую инстинктом наемницы с городского дна. И сколько народу рядом – пока не знаю. Как и их боевой уровень.

А я – ранена. Тяжело, раз уж не смертельно. Боли не ощущаю – значит, накачали зельями. Но здоровой это меня разом не сделает. 

Плохо. Паршиво.

Только бы не самое страшное! Не искалечили, пока валялась без сознания! А такое - самое логичное и умное, что они мог... 

Осторожно чуть приоткрываю глаза – сквозь ресницы. Густые, длинные. Хоть что-то полезное в маму. 

Авось, не заметят. Авось.

Задрапированные золотистым шелком стены, белая плитка высокого потолка.

Меня приволокли в бывшую комнату сестры или в теткину? Какого дохлого краба я выжила?! Это несправедливо!..

Откуда ощущение, что слышен где-то далеко-далеко мужской смех – ведь в комнате точно тихо? И ниоткуда ничего не доносится.

Нежно-бежевые полупрозрачные занавеси сдвинуты. И в широкое окно щедро льется солнечный свет, радужно переливается в витражных окнах. А небо за ним – голубое-голубое. Без единого облачка. День в разгаре. Теплый день ранней осени. 

Стоп! В моем родном замке таких экзотических окон нет даже в покоях нежных дам. Для подобных новомодных изысков пришлось бы старинные стены ломать – иначе раму не расширишь. Мои предки воевали, а не на галантных балах расшаркивались. И гулянки у них были тоже... грубоватые. Хоть и веселые, не поспоришь. Погулять пираты любили. Пошвырять награбленным золотишком и дорогими камешками.

Значит, я – не в Штормовом Замке. 

А на тюрьму всё это не похоже тем более. Там сыро, затхло... и ни один идиот не оставит окон без решеток. И уж точно не станет стены дорогущими шелками обивать. 

Дорановских окон я никогда не видела. Но знаю, что гарем там огорожен золотистой ажурной решеткой. Стальной, конечно, но безупречно вызолоченной. По отзывам - очень красивой. Настоящее произведение искусства. Моя дуреха-сестра сама о них с восторгом рассказывала, еще когда ее помолвку никто из нас всерьез не воспринимал. «Изящная ограда роскошного цветочного сада», как расписал Майе жених. Для охраны и комфорта. И любая дама будет там, как за каменной стеной.

Именно. Тюремной.

Но кто меня доволок бы без сознания за тысячу миль до Доранов, а? Я бы в пути не очнулась, так сдохла. И туда мне и торная дорога – при таком паршивом раскладе.

- Тебе лучше, дорогая?

Незнакомый женский голос. Но дело даже не в нем. Меня так в последний раз звала бабушка. А она умерла, когда мне было десять. Десять, гоблины вас всех здесь дери пьяными кентаврами!

А нынешняя я стою, конечно, дорого. В плане награды за поимку. Или чуть поменьше – за свежий труп в пределах возможности опознания.

Особенно в свете последнего боя.

Но вот так обратиться ко мне не придет в башку ни одному конченому психу. Да за подобное ему чирк по горлу уже положен точно.

Держу себя в руках. Мне нельзя никого хватать за горло. Нельзя пытаться брать в заложники каждого первого и с боем рваться на свободу.

Я одна и безоружна. Даже окно придется сначала разбить. И внизу вряд ли море – скорее, каменные плиты двора. 

И здесь наверняка полно стражи. А я была тяжело ранена. Выздороветь успела вряд ли. Как и набраться сил.

И если разговаривают – значит, убивать начнут не сразу.

Смутно, очень смутно знакомое женское лицо, совсем молодое. Если и старше меня, то совсем чуть. 

Золотистые волосы в изящной прическе – свободные локоны, сапфировые заколки. В цвет глаз. Больших, ярких и дико красивых – будто синева в синеве. Мужчины от таких тают.

Домашнее, но отлично скроенное платье оттенка темного персика. Сапфировый кулон на тонкой золотой цепочке. 

Я точно видела не ее. Не эту светловолосую – златовласую – девушку с потрясающими синими очами. Кого-то очень схожего с ней.

И нет, не мою сестру. Хоть та тоже уродилась светлокосой – в маму. Мои-то черные вихры – одного оттенка с буйной шевелюрой нашего отца.

Кто же? 

Девушка в голубом. Рухнувшая с прибрежной скалы девчонка. Мы с ней вместе летели в ночные волны. Она – невесть почему, я – со смертельной раной в груди. А потом моя кровь смешалась с кровью моря, и сознание ушло за Грань... должно было уйти. Ждать возрождения в родной стихии.

Ариадна была более хрупкой. Эта девушка - ощущение, что выше и сильнее. И взрослее. В том числе, фигурой. 

Боли всё еще не чувствую. Зелий на меня потратили много. Причем, дорогих. Значит, надеются окупить.

Сколько я провалялась? И как, как умудрилась выжить? Кто меня из моря-то вылавливал, а? Я ведь уже тонула. 

И чем двинулась по дурной башке эта девица, что совсем меня не опасается? Она не может не знать, кто я такая. Просто не может.

Даже если считает, что я тут совсем без сил валяюсь. Да я ее попросту лбом в переносицу могу двинуть, едва она чуть ниже склонится. И вырублю разом - ко всем дохлым крабам.

Если... если, конечно, я еще и лицом о камни не грянулась. Или меня голодные рыбы не обглодали. С крабами в компании. Увы, не дохлыми, а вполне живыми и голодными. 

Тогда я выгляжу сейчас хлеще Сандора. Он-то хоть Двуликий. А у меня все шрамы останутся при мне навсегда. И меньше с годами не станут.

И что? Да мне еще повезло. Глаза целы – оба. Руки-ноги ощущаются – все четыре. А всё прочее – чушь.

Но знать я должна. Обзавелась особыми приметами или нет?

- Не притворяйся, открывай глаза. Ты даже в детстве не могла меня обмануть, - с явным облегчением на лице улыбается златовласка. – И лекарь говорит, ты уже должна очнуться.

Чего? Какое детство? С какой радости ты могла меня видеть в ту пору и где?

Открываю глаза уже нормально. Раз уж стражи в комнате пока не заметила. Наверное, ждут за порогом. 

А девушка всё еще не улыбается. Не отступает, даже не шарахается.

Дернуться вперед, схватить, обыскать, вырубить, драпануть? Рано. Подожду. Вдруг за комнатой следят? И я еще не пыталась даже толком сесть. Вдруг бежать не смогу? Может, у меня вообще нога сломана? Или швы разойдутся? Может, я вообще на одних зельях держусь?

- Зеркало можно? – и даже выдавила улыбку. И лишь запоздало вспомнила, что от моего кривого оскала бывалые наемники на городском дне порой шарахались. На всякий случай.

А вот девчонка оказалась крепче: еще теплее заулыбалась в ответ.