Каин. Взгляд в будущее

Состояние "впроцессник" порой беспощадно и заставляет вносить правки прямо на ходу, по живому, а иначе это живое начинает рассыпаться прямо в руках. Пересушила текст, и вот, пожалуйста - на пятой главе все встало колом и норовит потрескаться, как старая бумага. Пришлось возвращаться назад и переписывать вторую главу тома.

И вот вам немного Рока. Кто сказал, что Пол Атрейдис один такой?

Да, оргАн Ханса Циммера рулит.

Бытие вампиром учит терпению. Терпению, когда выслеживаешь и подстерегаешь желанную добычу. Терпению, когда добиваешься целей, лежащих за горизонтом человеческой жизни. Наконец, терпению пережидать день, когда рассвет застал в неподходящем месте.

Я и ждал, забившись в развалины старой сторожевой башни вместе с конем. На десяток миль в округе не росло ни единого вшивого деревца, не стояло ни одной деревеньки. Голая, поросшая чахлыми кустами, пустошь. Иногда по земле проносились шары перекати-поля, да разрезал ветреную тишину крик стервятника, ищущего поживы. Когда-то здесь пролегала граница орденских владений. Сейчас властвовали лишь нежить и твари. Вжавшись в стену в куцей тени от остатков гнилых перекрытий, я следил за полетом потрепанной черной птицы. Охотник лежал рядом, стремясь бронированным боком прикрыть меня от света. Его шкура дымилась и иногда ходила волнами, но он и не думал сходить с места. У моих ног лежал туго затянутый плотный мешок с отрубленной башкой, отвратительно ссохшейся за столько лет, но целой. Ее хранили, как трофей, в одном из залов, куда не доставало солнце. Но и там она уцелела чудом. Не иначе, Судьба зачем-то берегла старика. Но при одной только мысли о том, что я снова увижу эту надменную морду, - назвать лицом язык не поворачивался, - меня с души воротило, и хотелось эту башку просто выбросить. Уж не знаю, что там за ритуал задумали его Жрицы, но доверия к высохшим мозгам я не испытывал ни малейшего.

Увы, иных вариантов не имелось. Охотник пока оставался единственным моим удачным созданием, которое не норовило сожрать меня же, не превращалось в перекрученный ком шевелящейся безмозглой плоти и не пыталось попросту развалиться на куски. А ведь все подопытные были либо ещеживыми, либо недавно умершими. И на что я, спрашивается, рассчитывал, ища могилы Братьев?.. Да если я попытаюсь шевельнуть эти рыцарские кости, они рассыпятся от старости, и поднимать станет некого. Но Хронопласт, а вместе с ним предопределение истории оставались безжалостно однозначны. Разиель и его побратимы должны стоять рядом со мной на заре Империи. В ворохе мутных картин вероятного будущего лишь эта дорога лежала проторенной. Все остальное терялось в зыбком мареве небытия, пугало угрозой растворения, но перед этим – превращения в бездушную, безумную, безобразную тварь, чей рассудок вытеснит лишь жажда убивать, а все человеческое, что еще есть, сотрется под натиском взбесившегося Темного Дара. И я боялся этого, боялся, как ничего иного. Видя десятки и сотни версий себя в звездном зеркале равнодушно гудящей древней машины, я замирал от ужаса и отвращения к этим пока еще несбывшимся «Я». Где-то  разум раскололся под натиском животных инстинктов. Где-то сладкая отрава давних слов Ворадора дала свои всходы, и последние остатки  личности тонули среди праздной роскоши и кровавых пиров. Где-то хильден накидывали удавку на рассудок и защелкивали ошейник на горле, превращая то мое «я» в покорного боевого зверя. Где-то… впрочем, в тот раз я едва сумел вынырнуть из круговерти видений, задыхаясь так, будто мне и впрямь надели строгий ошейник. 

И только лишь Разиель оставался тем единственным, кто мог меня остановить. Напомнить о человечности. О совести. О долге и ответственности. Кто мог бы, в конце аконцов, пойти на крайние меры и убить меня, если я переступлю грань дозволенного. А она широка, эта грань.

Да, я помнил, знал, что есть иной путь. Совсем иной. Но Нами, мой пламенный маячок, пропала, потерявшись где-то в потоке Времени.

Разиель же сиял в зеркалах Хронопласта, как светоч, со всей неотвратимостью предопределения. Судьба смотрела на меня твердым взглядом паладина и не давала отвернуться от себя. Да я и не хотел отворачиваться