Воскресный абзац

К флэшмобу от Екатерины Овсянниковой. Написанное вчера поздним вечером.

Что в полуденных странах день сменяется ночью стремительно, Эвин усвоил давным-давно: первый раз у берегов Африки он побывал много лет назад еще мичманом. И все-таки закат застал его врасплох. Вот только что его узилище было худо-бедно освещено вечерним солнцем – и вдруг разом сделалось темно, хоть глаз выколи. Будь сейчас Эвин на корабле – зажег бы лампу, не раздумывая. Но кладовка в башне – не офицерская каюта: здесь он был не хозяин, а пленник. Светильник, впрочем, в помещении имелся – но ни фитиля, ни масла, ни огнива к нему не прилагалось.
На ощупь Эвин добрался до соломенного тюфяка, растянулся на нем, устало прикрыл глаза. Однако заснуть ему так и не удалось. Сначала дружно заныли ушибы, полученные в драке с моряком. Потом противно зазудели шея, запястья и лодыжки: видимо, в соломе жили какие-то кровососущие твари – то ли блохи, то ли клопы. А потом за дверью послышались чьи-то тяжелые шаги и окончательно прогнали дремоту.
Лязгнул засов. Тусклый желтый огонек осветил каменную стену. В темноте дверного проема появилась расплывчатая человеческая фигура.
– Это тебя зовут Эвин? – произнес с легким ливийским акцентом смутно знакомый мужской голос.
Приподнявшись на локте, Эвин равнодушно кивнул. Больше всего сейчас ему хотелось, чтобы его оставили в покое.
– Ну меня, – буркнул он. Затем насмешливо добавил: – Неужто кентурион обо мне вспомнил?
– Кентурион о моем визите не знает, – неожиданно ответил ливиец.
Эвин недоуменно хмыкнул.
– Тогда зачем ты заявился?
– Я десятник Либий Масуна. Ты ведь знаком с моей сестрой Моникой?
Эвин напрягся. Затем, чуть подумав, осторожно произнес:
– Ну допустим.
– Сестра поручилась за тебя, – тотчас же объявил ливиец. А затем не допускающим возражений тоном распорядился: – Подымайся. Поможешь ей.