Ружье - признак уважения

Всем (или, по крайней мере, многим) известен принцип "ружья Чехова". На случай, если кто-то запамятовал, напоминаю. 

"Если в первом акте на стене висит ружье, то в третьем акте оно должно выстрелить". 

Разумеется, конкретно первый и третий акт - это лишь примеры, обозначающие общий принцип. Основная суть заключается в том, что элемент, который должен сыграть ключевую роль в напряженный момент (из ружья застрелят кого-то симпатичного, или же герой начнет отстреливаться из него от внезапно напавших врагов), вводится тогда, когда этот момент еще не наступил (комната с висящим на стене ружьем описывается, когда герой мирно с кем-то беседует и еще не собирается ни в кого стрелять). 

Ружье Чехова - идейная противоположность "рояля в кустах" - фактора, который вводится из ниоткуда тогда, когда он должен разрешить ситуацию или сдвинуть сюжет. 

На наглядных, хоть и утрированных, примерах. 

Положительный для героя вариант: 

Рояль в кустах: 

На героя посреди улицы напали бандиты. К счастью, в тот день он по какому-то внезапному наитию прикупил пистолет, из которого расстрелял их.

Т.е. элемент, разрешающий сцену, вводится задним числом.

Ружье Чехова:

Первая глава: Нам показывают, что герой из-за запущенного ПТСР все время опасается за свою жизнь. Он тщательно следит за исправностью сохранившегося у него со времен службы пистолета и никогда с ним не расстается.
Третья глава: На героя посреди улицы напали бандиты. Герой достает тот самый пистолет из первой главы и расстреливает их.

Т.е. элемент, разрешающий сцену, вводится фактом заранее.

Более тонкий вариант ружья Чехова: 

Первая глава: Герой упоминает, что опасается за свою жизнь. Ему говорят, что город безопасен, и полиция бдит, но он пренебрежительно фыркает. На вопрос, что же он собирается делать, он загадочно отмалчивается и рефлекторно касается чего-то во внутреннем кармане пальто.
Третья глава: На героя посреди улицы напали бандиты. Герой достает пистолет со словами "Вы серьезно думали, что опасаясь за свою жизнь в городе, где вся полиция - кучка зажравшихся дармоедов, я хожу без пушки?". 

Т.е. элемент, разрешающий сцену, вводится через описание характера героя, его взглядов и ситуации, где он оказался.

Отрицательный для героя вариант: 

Рояль в кустах: 

Герой спасается от погони на машине. ВНЕЗАПНО кончается бензин.

Ружье Чехова:

Первая глава: Герой собирается на работу. Ему говорят: У тебя бензина всего ничего, не забудь на обратном пути завернуть на заправку.
Третья глава: После работы герою пришлось спасаться от погони. Естественно, на заправку ему заехать некогда, и бензин заканчивается. 

Более тонкий вариант ружья Чехова:

Первая глава: Старший брат говорит герою: Ты безалаберный придурок! Вечно забываешь вовремя заправиться, так что уже три раза приходилось эвакуатор вызывать!
Третья глава: Герою приходится спасаться от погони. Бензин кончается. Мысли героя: Вот говорил мне брат...

К чему я об этом заговорил? Не так давно в обсуждениях в блоге поднялась - и довольно громко - тема нежелательности использования ружей Чехова. 

По утверждениям комментаторов, все задействованные в сцене факторы должны вводиться непосредственно в сцене. 

Аргументация их сводилась к тому, что читатель "не обязан" держать в голове то, что происходило в книге до этого и поэтому "не поймет", откуда взялся фактор, введенный в другой главе. Все необходимо разжевывать, чтобы не отпугнуть массового читателя. 

По этой причине я четко обозначаю свою позицию в этом вопросе. Мне нужен массовый читатель. 

Мне нужен думающий читатель. 

Мои книги в принципе не подходят для того, чтобы читать их, отключив мозг. Их смысл и ценность - в идеях, над которыми я приглашаю читателей подумать вместе. Самые ценимые мной комментарии - это вариации на тему "Несколько раз откладывала телефон, чтобы задуматься над написанным" ((с) Альда Дио) или "во Вселенной "Цены мира" все - на самом деле - немножко (или не немножко?..) не так, как на первый поверхностный взгляд" ((с) Степан Сказин). 

Поэтому я полагаю, что для моей ЦА отношение как к рыбкам Дори, неспособным удержать в голове деталь картины дольше пяти минут, было бы оскорблением. 

И напротив, я нахожу проявлением уважения использование ружей Чехова, которые позволят при ВНИМАТЕЛЬНОМ чтении заранее сообразить, что и как случится дальше. Предугадывать необязательно: читатель может напряженно ждать, каким же образом Дан, в плену раздетый до трусов, выберется. Но внимательный читатель может в этот момент вспомнить, что три главы назад Дан подшил к трусам потайной кармашек. 

То же самое касается таких вещей, как правда или ложь. Если два персонажа говорят взаимоисключающие вещи, я не напишу тут же ремарку "Но один из них врал". Я предоставлю читателю самому гадать, кто из этих персонажей врет, а кто говорит правду, сопоставлять их слова и с другими всплывающими фактами, и с вырисовывающимися характерами этих персонажей. Когда правда вскроется, читатель может порадоваться своей догадливости или задуматься, почему ошибся. 

Но претензий в духе "Но как это может быть неправдой, если вон та интриганка это прямо сказала, когда ей это было выгодно, и некому было ее опровергнуть" я не приму в любом случае.