«Последний фейерверк», Юрий Яковлев

- Бамбус! 

- Чевока!

В моей школьной жизни как-то случились Мафия, Мокрый, Рыба, Тошниловка, Тошиба и где-то болтался Акела. И, конечно же, в городе имелся Кабан. Хотя, конечно, Бамбус и Чевока звучат оригинальнее. Но у них там был просто Коржик, и Певица Тра-ля-ля.

Люди такие люди, погонялы вовсе не обязательны только для сталкеров, а школьные годы чудесные у всех разные, включая прозвища. И не только.

Хорошие книги не обязательно легко зайдут с первой строки. А вот зацепить им полагается максимум с третьего абзаца. Только тогда книга может считаться хорошей, если зацепила и, конечно же, если помнишь её спустя тридцать с небольшим лет.

Сборник рассказов Яковлева как раз из таких. Даже не беря в руки и не перечитывая, легко вспоминаешь несколько историй, включённых в неё чёрт знает сколько лет назад. Это не странно.

Юрий Яковлев придумал Умку, маленького белого медвежонка, знакомого всем советским детям. Юрий Яковлев воевал, защищал Москву, учился на журналиста, катался по огромной стране, видел многое и многих, на всю жизнь оставшись с вой    ной, засевшей где-то внутри осколком оружейной стали. Юрий Яковлев писал не самые добрые, но какие-то очень светлые в концовке рассказы. 

Учительница отправилась за самым молчаливым и независимым учеником, пытаясь разгадать падение его успеваемости. Ученик выгуливал несколько чужих собак – пенсионера-ветерана, больного сверстника, ещё кого-то и подкармливал пса-водолаза, чей хозяин ушёл в море и не вернулся. И он принёс в класс багульник, распустившийся зимой.

На бывшей окраине Москвы стояла новенькая школа и торчали в разные стороны тополя. А раньше, когда к городу пёрли танки с крестами, здесь воевала батарея совсем молодых парней. Только давнишний солдат, отыскавший свой окоп, прекрасно понимал – ребятам и девчатам, бегущим домой с уроков, это именно сейчас неважно и непонятно. 

Над прибалтийским городом ветер крутил флюгеры-корабли, флюгеры-петухи, флюгеры-стрелы и флюгеры-русалки. По старым улицам в осеннюю хмарь шлялись подростки, смотревшие не в смартфоны, а в небо, и среди них шёл скромный Киру, смотрящий лишь на Айну, а она рассказывала о странном флюгере, не похожем ни на что вокруг. И Киру, чтобы доказать то ли ей, то ли себе, что-то ненужное, забрался на крышу и увидел, что там, большой и старый, скачет всадник на коне. Потом случились пожарные, милиция, отделение и уважение со стороны той самой, из-за кого всё и случилось.

Мальчик с коньками шёл на каток и хотел покататься с девочкой-симпатяшкой. Он остановился у немолодого человека, едва сидевшего на скамейке. Оказалось, тот не пил, что ему плохо, ведь возле сердца зашевелился осколок, оставшийся с войны. Мальчик помог ему добраться домой, едва не погиб под колёсами скорой, останавливая машину на дороге и потом отправил телеграмму его семье, вызывая из гостей. 

А ещё… А ещё здесь много тоски настоящей безотцовщины, доброе восхищение мирной спокойной жизнью, первая влюблённость милой девчушки, встретившей молодого офицера-сапёра посреди бескрайней степи, лётчик, сумевший отвернуть самолёт от жилых домов и не увидевший ждущего его мальчишку, волшебство пластилиновой магии в руках отпетого хулиганья, память о Тане Савичевой и её Ленинграде и много остального интересного, местами доброго, а где и грустного, абсолютно понятного и рассказывающего о недавно закончившейся жизни без мобильников, Интернета, такси до булочной, гипермаркетов, экспресс-доставки и новой холодной войны. 

Юрий Яковлев, если судить по рассказам, писал, как дышал. И это хорошо. Ведь только так можно создавать книги. 

А, да, причём тут фейерверк? Всё просто – жил в южном городе мастер дядя Евгений, пиротехник, ветеран и хозяин «адской кухни» в старом бастионе. Он, точно Гендальф, творил салюты, шутихи, бенгальские свечи и настоящие фейерверки, обучая пацанву городка. И как-то раз один из сорванцов немного ошибся. И…

«Есть жизни, похожие на коптилки: они долго теплятся, дают мало света и наполняют округу дымом и копотью.

Но есть жизни — звезды, которые вспыхивают ненадолго, но своим горением делают мир удивительным.

Он жил, как звезда. И звезды фейерверка были его друзьями.

Еще! Еще! Еще!

Огни уходили ввысь и не возвращались на землю, а пропадали из глаз в густой темноте южного неба. И сердца знакомых и незнакомых мальчишек летели следом за этими огнями.

…Когда последняя ракета растаяла в вышине, дядя Евгений перевел дыхание и устало опустился на каменный порожек. Он глубоко вдыхал в себя родной едкий запах «адской кухни», словно хотел надышаться им впрок. Потом он поднялся. Осторожно прикрыл дверь «мастерской праздника» и ушел.

Больше его никто не видел, словно он умчался с огнями своего последнего фейерверка. Но отблеск его фейерверков продолжает гореть в памяти людей и не погаснет до тех пор, пока в человеке жив человек» (с)

П.С: - А Воробьёв стекло – не выбивал!

Великолепные иллюстрации – Тамбовкин Арнольд Георгиевич.