Непарадная столица. Криминальный Санкт-Петербург второй половины XIXв

Его называли непарадным Петербургом, криминальной столицей России, а позже и бандитским Петербургом. Но в 1866-1895 гг в Петербурге стреляли в 10-12 раз реже, чем в 1990-х. Да, имперская статистика страдала лакированной парадностью, но и она отмечает, что конец века отметился 10-кратным ростом преступности, по сравнению с годом образования Сыскной - 1866 г. Однако и в это время на улицах Петербурга стреляли не чаще, чем при СССР. 

Один из ГГ романа "Время жнецов" - старший агент Сыскной. Он и его сослуживцы, под руководством Путилина, сражаются с уголовной преступностью в столице Российской империи. Потому очень важно показать, какой была это преступность и как с ней боролись в то время - во второй половине XIX века. Но начнём с самого начала.

В 1869 году в российской столице проживало 667.026 человек. Город не маленький. Пресса признавала, «убийств, как и вообще всяких крупных преступлений в Петербурге, совершается очень мало. Может быть, это нужно приписать бдительности здешней полиции, а может быть причина этого лежит в характере населения». Таким образом, тогдашние СМИ работу сыскной полиции оценивали положительно, понимая, о каком характере населения можно было говорить, если его большая часть приходит в столицу на сезонные работы и особо ничем не дорожит.

Наибольшее количество преступлений совершалось в Спасской части, что не вызывало удивления. Там — известный дом князя Вяземского и многие другие аналогичные дома, где квартировал самый бедный люд столицы. Территория 3-го участка Спасской части охватывала Сенную площадь, Садовую улицу и прилегающие к ним наиболее людные кварталы и многочисленные рынки. Полиция ни в одном участке, ни в одном квартале Петербурга не задерживало такого большого числа беспаспортных, бродяг, нищих, как в 3-м участке.

В 1874 году в Спасской части полиция задержала 5.103 беспаспортных, нищих и бродяг. Любопытно, в Васильевской части число сдаваемых в наем квартир с углами было более, чем в Спасской, а задержанных без документов всего 720 человек.

В Адмиралтейской части не жил ни один нищей, но их там ежегодно задерживали по 660 человек. Нищие обитали в частях, где жили наиболее обеспеченные люди, а бродяги и беспаспортные, если исключить Спасскую часть, в основном в частях, где жили чернорабочие, т.е. в Московской, Нарвской, Александро-Невской и Рождественской. Меньше всего нищих, бродяг и беспаспортных задерживали в Выборгской части, несмотря на то, что населена она была рабочим людом. Но рабочие на Выборгской стороне в основном были заводские, т.е. постоянно проживающие в Петербурге люди.

К резонансным кражам первого десятилетия деятельности сыскной полиции относится кража с взломом в Артиллерийском музее. 10 января 1872 года из музейной витрины похитили ордена и знаки императора Александра I. В ходе расследования подозрение чинов сыскной полиции пало на Николая Зеликова, который некогда служил рядовым в крепостной команде, охранял музей. Он назвал имена двух соучастников, давних знакомых, с которыми встретился случайно 7 января в трактире Сытного рынка на Петербургской стороне. После обильной выпивки решили пополнить финансы путем грабежа ценностей из музея. Спустя три дня собрались в гостинице «Лондон» на Васильевском острове и в третьем часу ночи отправились в музей. Зеликов подвел товарищей к воротам, которые знал, часовые не охраняют. Ворота отворяли только для доставки в крепость дров и угля. Перемахнув через ворота, незаметно подошли к музейному зданию, проникли через окно и, разбив первую попавшую на глаза витрину, похитили ценности и тем же путем удалились. Как правило, похищенные ценности преступники сбывали через торговцев Апраксина рынка. То ограбление не стало исключением. На рынке в лавке купца Кручинина сыскная полиция изъяла императорские ордена, знаки и вернула в музей.

В 1873 году Ф. Ф. Трепов в своем докладе императору Александру II отметил «наиболее замечательные розыски» (выражение Трепова). Среди них, дело «о нападении на купчиху на Васильевском острове».

Так, 8 января около пяти часов вечера неизвестный, прилично одетый человек, вошел в квартиру купеческой дочери Елизаветы Собакиной, проживавшей на 15-й линии Васильевского острова, и вручил ей письмо якобы от ее знакомого. Когда Собакина читала письмо, мужчина несколько раз ударил ее молотком по голове. Та подняла крик, и нападавший скрылся, бросив орудие преступления. У сыскной полиции не было никаких зацепок, кроме версии, если не сам преступник, то кто-то из окружения Собакиной знал о ее быте, привычках. Она часто получала письма, с удовольствием читала, обсуждала. Подозрение пало на бывшую служанку по имени Пелагея, которой было отказано в должности, но она продолжала навещать бывшую хозяйку. Несмотря на то, что ни пострадавшая, ни жильцы дома не знали фамилии, звания и адреса Пелагеи, полиция разыскала женщину — крестьянку Шлиссельбургского уезда Иванову, проживавшую в столице под вымышленной фамилией. Установили и чей молоток. Принадлежал некой Шиловой, она жила в том же доме, что и Собакина. По словам Шиловой, молоток пропал после ухода ее любовника по фамилии Пожарский, незадолго до покушения на Собакину. Полиция задержала мужчину, и Собакина опознала непрошеного визитера.

В первых числах октября 1873 года стало известно о краже золота на Санкт-Петербургском Монетном дворе. Сыскная полиция установила наблюдения за рабочими Монетного двора, а затем нагрянула на квартиру одного из них — Аксенова, который жил со своей пассией. Та, при виде полиции, пыталась спрятать во рту четыре золотых кружочка. Аксенов не запирался, дал признательные показания: на протяжении четырех месяцев несколько раз похищал золотые обрезки. Вынести их было невозможно, и он их проглатывал, а пассия сбывала похищенное разным ювелирам.

К «замечательным розыскам» 1874 года отнесено дело о покушении на домовладелицу Марфу Яковлеву. Женщина проживала во 2-м участке Петербургской части столицы, по ул. Зеленина, д. 11. Жила одна, прислуги не имела. Правда, в доме снимал комнату отставной матрос с женой. 26 марта в пятом часу дня Яковлева отворила калитку и впустила неизвестного человека, желавшего купить дом. Тот, обозрев владение, попросил у хозяйки чернил и, когда она отправилась за ними, железным болтом нанес несколько ударов в спину, голову и лицо, затем накинул на шею петлю. Решив, что женщина убита, выбрал из комода ценности и скрылся.

В сыскной полиции преступление сочли необычным. Зацепок нет. К тому же в ночь на 26 марта (день преступления) в том же доме через окно похитили женскую одежду на сумму 600 рублей. И вот вторая кража, да еще с покушением на жизнь домовладелицы.

Когда Марфа Яковлева оправилась от нанесенных ей ударов, смогла припомнить приметы грабителя. Сыщики, изучив альбом с фотографиями преступников, выявили некоторое сходство между разыскиваемым лицом и одним на фото, сделанным несколько лет назад. На фотографии — крестьянин Ярославской губернии Владимир Ильин, неоднократно судимый за кражи. По данным Адресного стола Петербурга, Ильина в городе не было, но сыскная полиция обнаружила его под фамилией Гурцев. Первоначально Ильин — Гурцев отрицал свою вину, но был опознан Яковлевой, к тому же при нем было золотое кольцо, похищенное у женщины. Большая часть похищенных вещей была найдена и возвращена Яковлевой.

В сыскной полиции велась картотека на подозрительных лиц. В 1868 году в ней значилось 23.374 карточки, а в 1874 – уже 55.067 карточки. Таким образом, в столице Российской империи один из двенадцати жителей либо состоял под секретным надзором сыскной полиции, либо был занесен в ее списки со всеми биографическими данными, как человек неблагонадежный.

В последний день 1876 года сыскной полиции исполнилось десять лет (по старому стилю). По оценке Ф. Ф. Трепова, ее работа отличалась «прежним рвением и успехом», а в доказательство привел следующий пример. За период с 15 октября 1875 по 16 февраля 1876 года в магазинах Петербурга было совершено 15 краж со взломом, и все указывало, они — дело рук одного вора, весьма опытного.

Вор «поживился» на большую сумму в магазине мануфактурных товаров Гончарова на Невском, № 118, оптических инструментов Рихтера на Адмиралтейской площади, бронзовых изделий Штанге на Большой Морской и меховых вещей Никитина на Владимирской площади, 46.

Никто из пострадавших ничего вразумительного сказать не смог, за исключением купца Гончарова, припомнившего, что накануне кражи заходил некий человек, приценивался к разным товарам, хотя явно не имел намерения их приобретать. Гончаров описал внешность посетителя, и сыскная полиция приступила к розыску. Результата не было до 7 марта, когда Гончаров сообщил, мимо окон его магазина только что прошел тот неизвестный и вошел в дом № 6\14 по 5-й улице Песков. Сыскная полиция выяснила, сей неизвестный часто посещает квартиру Сары Кощиной и в ее квартире произвела арест мужчины, к чему подтолкнула и его перевязанная рука. Недавно был ограблен магазин меховых изделий Никитина и там, около выдавленного стекла, было много крови. В сыскной полиции мужчина представился купцом Колесниковым, не имевшим постоянного места жительства в столице. Сара Кощиная показала, что состоит с купцом Колесниковым в близких отношениях, проживает он в Петербурге у отставного унтер-офицера Александра Шумилова. Похвасталась, что Колесников неоднократно дарил ей ценные подарки, когда их описала, стало ясно – краденое из магазинов Штанге, Рихтера и Никитина. Женщина подарки любовника хранила в тайниках, оттуда большую часть похищенных вещей и изъяли. После этого задержанный сознался, он – не купец, а крестьянин Тверской губернии Михаил Перелыгин, в 1874 году по решению С-Петербургского окружного суда сосланный за кражу с взломом на поселение в Енисейскую губернию, откуда бежал и в 1875 году возвратился на берега Невы.

Часть похищенных ценностей Перелыгин с Шумиловым заложили в одной из ссудных касс, часть Перелыгин продал торговцу Апраксина рынка Марулину. Конечно, торговец отрицал свое знакомство с Перелыгиным, сознался, когда полиция в его лавке произвела обыск и нашла украденные тем вещи.

Вот так в постоянных розысках и расследованиях незаметно прошли двадцать лет. Тысячи расследований провел И. Д. Путилин, руководивший подразделением с 1867 по 1875, затем с 1878 по 1881 и с 1883 по 1889 год. В его бытность, первоначально, сыскная полиция размещалось на Большой Морской улице в бывшем доме обер-полицмейстера (на месте дома № 22), а сам Иван Дмитриевич жил в доме по соседству (на месте дома № 24) (здания не сохранились). В 1880-е годы состоялся переезд сыскной полиции на Офицерскую улицу (ныне Декабристов), в дом 28 (здание значительно пострадало вместе с полицейским архивом в дни Февральской революции 1917 года).