Еще один взгляд на Чудь

  Немного теорий из вполне официальной кондовой науки. Которую купили злобные релиптоиды))

  В летописных известиях содержится только одно упоминание о дорусском населении Заволочья, включенное в этнографическое введение “Повести временных лет” при перечислении “всех языцей” “Афетовой части”: “...меря, мурома, весь, моръдва, заволочьская чюдь, пермь, печера, ямь, угра...”. Эта вставка была сделана около 1113 г. при составлении первой редакции свода, причем сведения историко-этнографического характера восходят, предположительно, к более раннему источнику.

  Рассматриваемая “чюдь” локализована летописью “за Волоком”, в землях, располагавшихся на путях славянского освоения Русского Севера. Заволочье у разных историков трактовались по всякому. Н.П. Барсов относил к Заволочью бассейн Онеги, Северной Двины, Мезени и Печоры.3 По мнению В.О. Ключевского, волость Заволочье “находилась за волоком, обширным водоразделом, отделяющим бассейны Онеги и Северной Двины от бассейна Волги” .4 В историко-географическом исследовании А.Н. Насонова под Заволочьем подразумевается только территория, включающая бассейн Северной Двины; при этом не исключается возможность ее отождествления с известной по более поздним источникам Важской областью.

 В XIV —XV вв. термины “Заволочье” и “Двина” нередко заменяют друг друга, обозначая Двинскую и Важскую земли вместе. Наконец, после присоединения Новгорода к Москве понятие “Заволочье” становится еще более обширным, охватывая Прионежье, Двину и территории к востоку от Двины до р. Печоры.

   Что за народ там проживал? Еще Кастрен, исходя из характера финских заимствований в северных (поморских) диалектах русского языка и особенностей местной топонимики, высказал предположение о прибалтийско-финской принадлежности аборигенов края. . Родственную связь рассматриваемой чуди с финно-угорским населением Прионежья и “чухарями” Тихвинского и западной части Белозерского уездов  то есть с вепсами признавали многие поздние исследователи.

  В пользу того, что по крайней мере часть обитателей Заволочья имела прибалтийско-финское происхождение, свидетельствует и сам термин “чудь”. «Этим именем, — отмечал А.И. Попов, — новгородцы и вообще восточные славяне называли по преимуществу эстов, но часто и многие прибалтийско-финские племена, близкие к эстам по языку...

  Что еще говорит в пользу этой теории:

  1. Ареал преданий о чуди, отражающих контакты финно-угорского населения с русскими и лопарями, охватывает как бассейн Северной Двины, так и Ладожско-Онежское межозерье, занятое в древности весью; такие предания зафиксированы и в современной вепсской среде. 

  2. Вепсские параллели прослеживаются и по тем немногочисленным бытовым подробностям, которые можно извлечь из преданий. Так, представления о чуди, будто бы жившей в ямах, “несомненно нужно поставить в связь” с тем, что у вепсов и южных карел-ливвиков широко бытовала промысловая избушка в виде полуземлянки.

 3. Рисуемый в преданиях антропологический тип “чуди белоглазой” сходен с вепсами и карелами. К тому же этот фольклорный эпитет употребляется русским населением применительно к вепсам и некоторым близким им.

4. Хотя язык чуди и не сохранился, но данные топонимики свидетельствуют о прибалтийско-финской (древневепсской) принадлежности его носителей.

 Исследователи указывают, что начальное продвижение веси в некоторые районы Заволочья  предположительно относится ко времени не позднее рубежа VIII—IX вв. В средневековую эпоху “чудь не представляла собой единого этнического массива, а жила небольшими гнездами, тяготевшими к водным путям сообщений”. При этом подразумевается, что до появления новопоселенцев территория была пустынной и здесь могли проживать лишь редкие группы.

 Оригинальная этнолингвистическая концепция развития и смены языковых общностей создана на материалах субстратной топонимики Русского Севера А.К. Матвеевым. Им выделен мощный пласт гидронимов с формантом -ньга (-еньга), характеризующийся очень компактным ареалом, массовостью топонимического типа (несколько сот названий) и фонетической близостью топонимов, находящихся в пределах основного ареала.

Гидронимы на -ньга сосредоточены “в треугольнике, образуемом Вагой, Северной Двиной и Сухоной, хотя встречаются и далее на востоке вплоть до пределов Коми АССР, а также на западе — в бассейне Онега, за которой исчезают.

 Скорее всего носители этого языка  наряду с другими ныне не существующими финно-угорскими обитателями Русского Севера в особую севернофинскую группу, были не непосредственными предшественниками карелов и вепсов, хотя и находились в ними в определенном родстве.

  Сгустки прибалтийско финских названий различных топонимических типов зафиксированы в Белозерье, Приозерном крае на юге Архангельской обл. (Кенозеро, Удозеро), на побережье и островах Белого моря, Онежском полуострове и низовьях рек Онеги и Северной Двины, на нижней и средней Пинеге.

   Предполагается, что расселение разных этнических групп прибалтийских финнов в Заволочье происходило незадолго до русской колонизации, хотя новопоселенцы и успели создать на Севере свою специфическую топонимию. Очевидно, эти группы осваивали относительно небольшие участки территории, оседая отдельными гнездами

  Древнерусское освоение края сводилось прежде всего к распространению даней среди старожильческого населения. По широко представленному в литературе мнению древнейшей зоной освоения являлись низовья Северной Двины. Оно основано, прежде всего, на отождествлении этого района с Бьярмией скандинавских источников, упоминаемой с конца IX в.; приведенное в нескольких сагах название бьярмийской реки “Вина” и производные от данного гидронима наименования сопоставляются с Северной Двиной, “Двинским лесом” и устьем Двины.

 В разработках последнего времени приведены доказательства в пользу того, что Бьярмия в узком понимании этого термина соответствует западной половине Беломорья, заключенной между реками Онегой и Варзугой на юге Кольского полуострова, и нижнему течению Двины. Наличие традиционных связей между областью “Тре” на юге Кольского полуострова и Двинской землей подтверждаются письменными источниками XIII — XVI вв. и материалами могильников XII — XIII вв. в бассейне Варзуги, которые обнаруживают заметную культурную близость с синхронными древностями Поважья в среднем течении Двины.

  Древнейшим историческим документом, фиксирующим распространение новгородского влияния на Заволочье, является грамота Святослава Ольговича 1137 г. об отчислении в пользу церкви св. Софии в Новгороде даней, собираемых на территории от Ладожского озера до устьев Онеги и Двины. При этом грамота отражает традицию, установленную еще “при дедах и прадедах” и восходящую по меньшей мере ко времени основателя св. Софии — Владимира Ярославича.

  Очевидно, на раннем этапе наиболее активная роль принадлежала Ладоге — крупнейшему торгово-ремесленному поселению, занимавшему с VIII—IX вв. исключительно важное положение на перекрестке водных путей того времени.

С середины XII в. в летописях появляются первые упоминания о действиях ростовских князей, связанные с Заволочьем. В 1178 г. в низовьях Сухоны при впадении в нее р. Юг был заложен форпост “низовской” колонизации Великий Устюг.52 По-видимому, во второй половине XII в. происходит раздел Заволочья на две зоны освоения: западную — новгородскую и восточную — верхневолжскую. Граница между ними проходила приблизительно с северо-запада на юго-восток, пересекая Северную Двину при впадении в нее Пинеги.

Ну о путях колонизации я уже писал в других блогах