Найди счастье с другим

Рисунок был почти готов. Горгий отложил карандаш, встал из-за стола и, пройдясь по комнате, остановился у высокого окна на террасу. Подступавший к дому лес и окружавшие долину горы уже не казались такими прекрасными, как несколько недель назад.

Тогда, вырвавшись из подземелья, Горгий не мог надышаться таёжным воздухом и долго бродил по лесу. Наслаждался свободой. Охотиться и рыбачить ему не нужно, ведь всё необходимое доставляли родные. В мастерской ждали кисти, холсты и мольберт.

Казалось бы, живи в своё удовольствие, тем более, что времени под солнцем отпущено ему немного, не больше двадцати лет. Но какая может быть жизнь в вынужденном безделье, вдали от родных, друзей, коллег, ставшей смыслом жизни работы и той, что смотрела сейчас с незаконченного рисунка и десятков других, спрятанных в особой папке?

Горгий изображал дорогую ему девушку в разной одежде, стоящей и сидящей. Она выглядела то совсем юной, наивной и нежной, то сосредоточенной гордой воительницей. Прекрасной, словно полностью распустившаяся лилия, с манящими розовыми губами и блестящими карими глазами под бровями-крыльями. Люди смешанной крови, потомки разных рас, порой отличаются такой необычной, притягивающей взгляд красотой.

На девушке одинаково хорошо смотрелись как чёрно-белая форма, так и роскошные наряды прежних эпох, которые Горгий когда-то видел на других женщинах. Порой эти одеяния становились полупрозрачными, и сквозь них просвечивало стройное тело.

Её наготы он никогда не видел, но вполне мог вообразить. Такой, в облаке волнующегося серебристого тумана, Ольга приходила к нему во сне, и тогда Горгию не хотелось просыпаться.

Днём её голос чудился ему в пении птиц, шуме дождя за окном, в журчании речных струй на перекатах. Скользившие по листьям солнечные блики сияли, словно её улыбка.

В сети он нашёл на спутниковой карте Ольгин город и её дом. Разглядывая карту, можно представлять, как она там живёт, куда ходит — и Горгий искал в сети информацию о выпадающих на её выходные театральных и кинопремьерах, прикидывал, куда бы сам повёл её.

Занятия бессмысленнее надо ещё поискать. Увы, ему уже никогда не доведётся сопровождать ни эту, ни другую девушку куда-либо.

На стене гостиной когда-то висело круглое зеркало в раме из бронзовых лучей. Теперь его заменила одна из собственных картин Горгия, потому что лишний раз натыкаться взглядом на себя в зеркале стало неприятно. Насчёт своего облика он иллюзий не питал: таким, как сейчас, ему не следует соваться к людям.

И всё же иногда безумно хотелось покинуть убежище и ринуться на северо-восток, пройти почти двести километров (ничтожное расстояние, если вспомнить, сколько он проходил раньше), оказаться у двери её квартиры, а там будь что будет.

Он представлял себе, как нажимает на кнопку звонка, как распахивается дверь, и появляется девушка, как округляются от изумления её глаза, искрятся радостью, словно пронизанный солнцем тёмный янтарь.

В эти минуты Горгий готов был сорваться с места, но удерживал себя, и рисовал в воображении другую картину: вежливую улыбку, недоумение в полуприкрытых густыми ресницами холодных глазах.

Он ведь написал Ольге, что в обозримом будущем они не увидятся, и она вполне может считать его предателем. Слава богам, она хотя бы не думает о нём, как о мерзавце, заманивавшем её в ловушку, чтобы убить.

А чтобы окончательно отрезвить себя, Горгий представлял стоящего за спиной девушки её ровесника, который подходил ей больше, чем он.

Такой же молодой, полный сил, жизнерадостный и благородный, как она, юный Волк станет любить и беречь свою избранницу. Они создадут полноценную семью, и проживут ещё много, много лет. У них появятся дети. У них всё будет хорошо, насколько это возможно для людей с их профессией.

А он?

Он, бессильный и бесполезный, не может дать Ольге счастья и детей. Нельзя же требовать от молодой девушки, чтобы она разделила его уединение и подвергла себя опасности.

Глупцы уже презирали её за существовавшую лишь в их воображении связь с ним, и давать им новую пищу для злобных пересудов не стоит.

Он говорил это себе раз за разом, и доводы разума пересиливали влечение. Недопустимо портить Ольге жизнь, заставляя наблюдать за его дряхлением.

А ведь можно и вернуться к обычной жизни, к работе и друзьям, попытаться завоевать любовь девушки! Он знает.

Всё просто.

Но для этого надо кое-что сделать.

Всего лишь один выстрел или удар ножа отделяют его от возможности быть с той, кто приходит в грёзах.

Выстрел или удар — цена, которую нужно заплатить за возвращение силы, молодости, привычного облика.

Вот только нельзя, немыслимо заплатить такую цену, отнять жизнь у другого человека.

Когда на Горгия наваливалось малодушие, в памяти возникало лицо отщепенки, что сейчас отчаянно цеплялась за возможность продлить своё унылое существование на болотах. И тогда он сжимал кулаки и хмурился.

Будь она хоть трижды предательницей, он не преступит своей клятвы и не принесёт старую женщину в жертву вечному сумраку. Никогда.