Весенняя душа (жестокая и прекрасная)

Присоединяюсь к флешмобу  Ester Sherimi, посвящённому началу весны. Я по натуре более любитель зимы и осени, но и весна время интересное,  противоречивое, время пробуждения и обнажения всего, что долго спало под снегом.

 Я вижу весну феей, жестокой и прекрасной -  как сама...

жизнь.

Милосердие и жестокость, добро и зло придуманы людьми. 

Природа – невинна.

* * *

Флора любит зиму.

Зима – белый кокон, укрывающий окуклившуюся землю. И там, под паутинно-мягким и хрустяще-холодным сухая трава распадается в бурую гниль, запекается вишнево-коричневым, вязким, смолистым, превращается в жирную, черную, крупчатую массу, сочащуюся прозрачной, влажной кровью, питающей спящие зерна.

Зима пожирает остатки жизни, чтобы выпустить новую жизнь.

Флора улыбается: все правильно.

Чья-то жизнь – это всегда чья-то смерть.

Природа, в отличие от людей, справедлива.

Она – весна.

Волосы ее пахнут степью и горькими травами, дыхание ее дурманно и нежно, кожа светло-золотая, исцелованная солнцем, мягкие, шелково-сладкие тени лежат в ямочках ключиц.

Кровь ее прозрачна, как турмалин, зеленые переливы в гранате, кровь ее смешана с соком трав, и медвяна, как яд ночных цветов – тягучий, манящий, хмельной яд. Губы ее желанны и мягки, как ранняя клубника, терпки, как ягоды бересклета – поцелуй остановит сердце.

Грудь ее высока и упруга, и лилии ласкают ее, оставляя пыльцой густые, шоколадные разводы. Бедра ее широки и пышны, и пунцовые розы стекают с них волнами опавших лепестков – дикие, дурманные, плодоносные розы.

Розы, розовая пена вокруг плеч, зеленое золото вьется вдоль запястий, брызгает белыми вьюнками, пальцы тонки и нежны, как полупрозрачные лепестки майских яблонь. Молодые побеги льнут к ладоням – ажурное кружево цвета бледного изумруда, ласковые, живые нити, хрупкие, словно дыхание младенца – так легко прервать… И так трудно.

Хрупкие, хрупкие, живые нити – тонкие-тонкие, уязвимые, обвиваются мягко, скользят незаметно, щекоча – и удушая. Зеленые иглы – тонкие-тонкие, прозрачные, сминаются от прикосновения… пронзают землю, пронзают кости, пронзают камни.

Нет ничего сильнее жизни.

И ничего мудрее.

И ничего безжалостнее.

Флора улыбается. Флора делает шаг вперед, пережимая горло дряхлой зиме.

Она медленно ступает по талому снегу, босая нога с хрустом ломает мерзлую корку, острые края режут кожу, окрашиваются клюквенно-розовым.

Царапины браслетами обвивают лодыжки, вишневые на смуглой коже, набухают ожерельями частых капель, густые струйки сбегают вниз, с шипением плавя снег и впитываясь во влажную, жирную, черную землю.

Флора улыбается.

Ей не больно.

Красное становится прозрачным, и прорастает зеленым соком, зелеными иглами пропарывая землю и снег, душит зиму цветочным, дурманным, желто-сиренево-белым, и та хрипит, расползаясь грязно-серыми клочьями, сквозь которые течет зеленая, голубая и белая кровь раненой весной земли.

И смерть в круге сезонов – только увядшая трава на снегу. Иссохнет, замерзнет, растает, сгниет, забудется – и прорастет снова.

Флора улыбается нежно, как новобрачная.

Она – жизнь.

А жизнь всегда начинается кровью.